Радуга для друга - Самарский Михаил Александрович Страница 16

Примерно через полтора часа я добрался до «кольца». И здесь мне не повезло. Пришлось возвращаться обратно к развилке. А это ещё полтора часа. По дороге я снова встретился со стаей. На ходу объяснил рыже-серому, что не туда повернул. Он окликнул меня:

— Стой, Трисон! Подойди.

Что ещё им нужно, думаю.

— Воды не хочешь попить? — спросил вожак.

— С удовольствием, — ответил я.

— Пошли, тут рядом, трубу прорвало, пока ремонтник не приехали, напейся…

Бегу дальше и размышляю. Вот тебе и бродячие собаки. Я заметил, и среди людей, и среди собак, бедные и голодные как-то добрее, что ли, отзывчивее. Почему так? Ну, вот зачем было главарю своры останавливать меня, вести к луже, угощать водой? Кто я ему? Родственник, друг, знакомый? А он проявил благородство. Нет, не прав я, наверное, был, когда Филиппу Филипповичу свою теорию доказывал. Хотя, может, у этого пса тоже родители были породистыми. Вон оно как жизнь оборачивается. А теперь бродяга. Впрочем, а кто я теперь? Такой же бродяга, как и они. Ну, может быть, почище немного. Так превратиться в грязную и облезлую дворнягу — дело времени. Ещё вот побегаю пару-тройку дней вместо трамвая и куда вся моя спесь денется. А там, глядишь, и Бобиком станут называть. Ну а что, я не прав? Рексом-то уже называли? Умка — куда ещё ни шло. Это как-то по-домашнему звучит. А вот от Рекса до Бобика несколько трамвайных остановок.

Стоять, Рекс! Тьфу чёрт, вот уже и заговариваться стал. Конечно, Трисон. Стоять, Трисон. Это что у нас? Вроде знакомое здание. Так-так-так. Вот что значит, несколько дней побродяжничать. Забудешь к чёрту все маршруты. Что же это за здание? Вспоминай, вспоминай… Нужно подойти поближе. Ага, поликлиника. О-о-о! Ав-ав-ав!!!

Да мы же здесь были. Ищи, Трисон, ищи! След!

Ага, вот оно, деревце знакомое. Вот ещё одно. Так, здесь… здесь… Да не кружи ты так. Сидеть! Ну-ка, сидеть! Что ты, как мопсик легкомысленный, запрыгал. Сидеть, говорю! Вот так. А теперь внимательно смотри. Поликлиника. Скамейка. Столб. Поляна. Здесь ты гулял с бабулей и Сашкой. Помнишь? Так… Ага. Вот эта тропинка ведёт к супермаркету, будь он проклят. Если вечером буду гулять, обязательно нагажу им на пороге. Пусть потом охранник убирает.

Ну, вот и всё. Последняя тропинка. От супермаркета через дворы, и второй дом слева. А там мой родной подъезд. Погавкаю под балконом, поскулю. Услышат мои родненькие…

Пошли, Трисон. Да что же это у тебя лапы-то так трясутся? Идти не можешь? Посиди, отдохни. Отдохни, Трисончик, немного. Всё окончено. Ты уже почти дома. Успокойся. Забыл, что шерсть может выпасть от излишнего волнения? Спокойно, всё позади. Ничто не сможет помешать. Считай, ты уже дома. Эх, умел бы, сплюнул три раза.

Идём?

Глава 14

Не волнуйтесь, друзья. Я думаю, на этом мои похождения закончились. Я уже сижу под балконом. Только не пойму: спят они там, что ли? На балкон никто не выходит. Может, дома никого нет? Ну и ладно, больше терпел. Подожду.

Мимо проходит знакомая женщина, где-то я её видел — вспомнил: живёт в соседнем подъезде. Остановилась напротив меня и удивлённо спрашивает:

— Ты Сашкин Тришка, что ли?

— У-у, — отвечаю.

— Чего ты укаешь?

Тётенька, дорогая, если не понимаешь по-собачьи, проходи мимо. Мне сейчас не до тебя.

— Где тебя черти носят? — продолжает тётка. — Они тут бедные уже всех на ноги подняли, даже милиция приходила. Сашка плачет…

Вы слышали? Она мне будет мораль читать. Говорю же, иди своей дорогой. Что за люди. Черти меня носят. Милиция приходила. Она и ко мне приходила, а толку-то.

— Ах ты, бесстыжий кобель! — замотала головой соседка. — Небось, за сучкой какой убёг? А?

Ёлки-палки! Да за что же мне такой позор? И как вам не стыдно? Соседка называется. Уж, наверное, тебе сказали, что меня украли. Какая ещё сучка? Я на работе был. Да будет тебе известно, мы из-за сдерживания инстинктов, получаем психические перегрузки и даже раньше других своих коллег умираем. А ты мне: «сучка», «убёг». Не знаешь, так уж помолчала бы.

— Пойдём, я тебя провожу до квартиры, — махнула тётка в сторону двери в подъезд.

Ну, это другое дело, пойдём.

Мы вошли в подъезд. Не скажу, что запах приятный (а всму виною эти глупые коты и кошки), но такой родной, такой… нет, тут без дополнительных слов не обойтись. В общем, сердце рвётся наружу. Вместе с моралисткой в лифте мы поднялись на этаж. Звонок трещал изо всех сил, но дверь так и не отворилась.

— Сиди здесь, — приказным тоном сказала соседка. — Никуда не ходи. Они скоро придут. Сейчас схожу домой, разыщу в тетрадке Светкин телефон, позвоню ей. Понял?

Инструктор у меня новый появился. Да куда же я уйду, если я полземли прошагал, чтобы сюда вернуться? Ты ещё скомандуй мне: сидеть! Вот глупая женщина. Иди уже, звони. Видишь, у меня бока слиплись от голода. А то ты ещё полчаса будешь мне рассказывать что делать и кто виноват. И откуда вы берётесь на мою голову…

Ушла. Хоть бы и впрямь нашла мамин телефон, так оно пошустрее будет.

Просидел я перед этой неприступной дверью полтора часа. И вдруг… слышу: лифт остановился. Чувствую, где-то на самом кончике левой задней ноги замерло моё сердце. Ну? Дверь лифта дёрнулась, противно заскрежетала и отворилась…

Если вы думаете, что из двери вышел кто-то из моих родственников, то вынужден расстроить вас. На площадке снова выросла хранительница нравственности.

— Ну чё? Не приехали ещё?

Меня всегда удивляют вот такие глубокомысленные вопросы. Ну, сама подумай, тётушка, милая. Если бы приехали, ну с каких корзиночек я бы тут сидел на этой дурацкой площадке.

— Уже, наверное, подъезжают. Я дозвонилась до Светки, сказала, что нашла тебя.

Нет, ну это уже полнейший произвол. Кто меня нашёл? Ты? Сейчас как рявкну, ты у меня на первый этаж быстрее лифта спустишься. Это ж надо так сказать. Скажите, почему люди постоянно врут? Вот вам пример. Вы слышали? Она меня нашла. Где? Возле подъезда? А чего меня было искать, если я сам его нашёл и сидел, спокойно дожидался Сашку и его женщин? Ну, зачем это вранье…

Ура! Гав-гав! Ав-ав-ав-ав-ав! Дверь лифта снова распахнулась. Вот они мои родные люди, мои милые Сашенька, мама и бабушка. Я бросился к ним, расцеловал (в смысле разоблизал). Санька обнял меня, да так крепко, что у меня даже рёбра захрустели.

— Тришенька, миленький мой, я так тебя ждал, я так ждал тебя…

Сашка не выдержал и, сев прямо здесь, в коридоре, на пол, разрыдался. Все бросились его успокаивать, а я прижался к нему и тихонечко заскулил.

— Пойдёмте-пойдёмте, — говорит Светлана Сергеевна бабушке и соседке. — Пусть побудут вдвоём.

— Пусть тоже заходят, — забубнела непонятливая соседка. — ну чё они тут на полу будут сидеть?

— Пойдём, говорю, — шикнула мама, — пусть посидят, успокоятся.

Нас оставили наедине. Сашка, ещё немного пошмыгал носом, погладил меня, поцеловал, я в ответ пару раз его тоже лизнул.

— Ну что ты, Трисончик? — вдруг спросил Саша.

Ты смотри, а я думал, что они уже и забыли о моём царском имени. Ну спасибо тебе, Сан… Нет, тоже скажу торжественно: спасибо тебе, Александр! Если бы ты знал, как приятно, что ты не забыл моё настоящее имя. Да после этого, можешь меня хоть чучелом называть, я не обижусь. Честное слово. Главное — помни имя моё, Саша. Не забывай, имя собаки — это её судьба, жизнь. Впрочем, как и у вас, людей. Ты знаешь, Саня, я тут недавно журнальчик потешный видел, «Собака» называется, хотя он и о людях. Так вот, благодаря ему, пока тут под дверью сидел, вас дожидался, стишок сочинил. Конечно, жаль, что я не могу тебе рассказать, но для наших друзей-читателей всё же озвучу, ибо книга-то переведена на людской язык. Слушай:

Иногда я думаю: собака

Никогда не станет человеком.

Только вот мне кажется, однако,

Что собаки — всё же человеки.

Понимаешь, Санёк, до чего я допутешествовался? Стихи начал сочинять. Ты уж, брат, в следующий раз не привязывай меня ни к каким столбам, не бросай меня одного. И своим строго-настрого накажи, чтобы тоже не поддавались ни на какие провокации. Не пускают, и чёрт с ними, лучше уйди. Отведи меня домой, я тут отдохну, а ты сходишь с кем-нибудь. Понял? Только не бросай больше меня. Договорились? Сашка молодец. Он мои мысли научился читать.