Михаил Барановский - Про баб (сборник) Страница 17

– В самом деле! Я вижу – это очень прочная мебель. Она не будет скрипеть даже через сто лет!

– К тому же это дешевле, чем покупать дом, – говорит доктор.

– Какой ты у меня умный! – всплескивает руками Анна. Она обнимает человека в белом халате.

Камера берет крупный план, и они вместе декламируют:

– Покупайте мебель от Пидорчио, и вы сильно сэкономите!

Максим с Анной выходят из мебельного магазина. Они идут по бульвару. Над бульваром очень низко завис огромный красный шар.

– Что это? – спрашивает Анна.

– Где?

– Что это за планета?

– Это Солнце, – говорит Максим.

– Я никогда не видела такого здоровенного солнца. Может, это Марс?

– Вряд ли.

– Я боюсь.

– Чего?

– Вдруг оно на нас упадет? Смотри, как оно низко. Мы все можем погибнуть. Мы не успеем сделать ремонт.

– Оно не упадет. Оно очень крепко держится, поверь мне, – говорит Максим.

– А вдруг перекрытия не выдержат? – смеется Анна.

Они идут навстречу солнцу. Пахнет остывшим асфальтом, последним, ускользающим теплом лета. Из открытого кафе доносится запах шашлыка.

– Я хочу шашлыка! – заявляет Анна. – Да, хочу шашлыка! Плевать на калории! Плевать на белки! Плевать на холестерин! Хочу шашлыка!

Она даже припрыгивает на одной ноге, как девочка, играющая в «классики», так ей хочется шашлыка!

– С зеленью и репчатым луком! И с аджикой! Да!

Они подходят к кафе, Анна читает вслух то, что написано на ценнике за стеклом: «ШАШЛЫК ИЗ ГОВ.».

– Я не хочу «из гов.», – разочарованно произносит она, выпятив нижнюю губу.

И они идут дальше, смеясь и болтая о всякой ерунде. Они решили подойти к солнцу поближе, чтобы увидеть, есть ли на нем пятна.

– Последний раз я покупал мебель больше десяти лет назад, – рассказывает Максим. – По записи. Ходил на перекличку, по субботам. Мне на руке номер писали. Месяца через два купил стенку «Воспоминание». Они были из шпона ясеня и дуба – светлая и темная. Можно было выбрать светлые воспоминания, а можно было темные. С тех пор у меня «светлые воспоминания» о том времени.

– А как вы познакомились с женой? – спрашивает Анна, когда до солнца остается всего лишь несколько кварталов.

– Мочу вместе сдавали.

– Что?

– Мочу. В поликлинике. В очереди.

– Потрясающе. Зачем вы мочу сдавали? – смеется Анна.

– Она проходила какие-то обследования, а я всегда чего-нибудь боюсь. Короче, я пошел сдаваться. Сижу в очереди с баночкой из-под майонеза. Она – напротив с такой же баночкой. Анализ мочи по Ничипоренко.

– Кто такой Ничипоренко?

– Ну, придумал, как по моче определять воспаление.

– Обидно за Ничипоренко, – говорит Анна.

– Почему?

– Потому что именами одних называют планеты, а фамилиями других – анализ мочи.

– Ну, все зависит от того, чем ты занимаешься.

– Ладно, бог с ним, с Ничипоренко. И то жена? Что дальше?

– Мы сидели напротив друг друга. Она мне сразу понравилась. У нее были красные туфли.

– У меня тоже есть красные туфли.

– На коленях сумочка, за которой она прятала баночку с мочой. И когда подошла ее очередь, она встала, поднялась со стула, забыв про баночку, и та грохнулась на пол. Я вскочил инстинктивно и начал собирать эти осколки… Очнулся перед ней на коленях. Она в красных туфлях.

– Так романтично.

– Она говорит: «Что вы делаете?», а я говорю: «Не знаю». Так и познакомились. Она спросила: «Вы чем болеете?» И мы стали встречаться.

– Здорово.

Им навстречу идут праздные, счастливые люди. Кажется, они возвращаются с солнца. Много людей. И у каждого над головой – маленький солнечный нимб.

– Я тоже мнительная, – говорит Анна. – Просто живу в ожидании неприятностей. Не все время, конечно, – периодически. Вот, думаешь, сколько вокруг витает смертельных вирусов и инфекций, самолетов, следующих рейсами «Аэрофлота», сколько падает кирпичей с крыш или увесистых сосулек, сколько неплотно закрытых люков под ногами, пьяных водителей, хулиганов…

– Клептоманов! Педофилов! Некрофилов! – подхватывает Максим.

Они выкрикивают эти слова идущим навстречу счастливым, беспечным людям, давно сделавшим ремонт в своих квартирах, давно решившим все свои проблемы, побывавшим на солнце.

– Как удается выживать в таких условиях? – спрашивают Максим и Анна у первых встречных. Но те не отвечают. Тогда они спрашивают у вторых встречных, у третьих, четвертых… Но и те не отвечают, а только смеются или улыбаются, как будто им известен какой-то секрет счастья, но они дали подписку о неразглашении.

Анна и Максим ужинают в ресторане. Они сидят у застекленной стены, как в витрине, через которую просматривается бульвар с гуляющими прохожими и еще кафе-мороженым прямо напротив ресторана. Солнце поменялось местами с луной. Вернее – с месяцем. А месяц похож на ломтик голландского сыра.

– Сколько вы уже женаты? – спрашивает Анна.

– Не знаю. Лет сто, а может, двести.

В кафе напротив заходит Маша с одним из украинских рабочих – Денисом. Пока Денис покупает мороженое, Маша оглядывается по сторонам. И видит в витрине своего отца с неизвестной ей женщиной.

– Столько не живут, – говорит Анна. – По крайней мере вместе.

– Есть теория, – продолжает Максим, – что каждые семь лет клетки человеческого организма полностью обновляются. Эти изменения внутри требуют перемены среды. Вот, делаем ремонт. Вроде как что-то в жизни меняется. Ты понимаешь, на клеточном уровне все в тебе перестраивается, а жизнь все та же.

– А я со своим первым мужем и семи лет не прожила. Но там дело было не в клетках.

– А в чем?

– В глупости, наверное.

– Похоже, брак вообще глупость.

– Хорошее дело таким словом не назовут, – соглашается Анна.

– Да. В детстве я пытался вывести кислотоустойчивый сорт рыб. Я капал из пипетки соляную кислоту в аквариум.

– Садист. Ты не случайно стал стоматологом.

– Каждый день все больше, больше, больше…

– И что?

– И рыбки растворились. Я вылил их в унитаз.

– Это ты к чему?

– Это я про семейную жизнь. Я чувствую, что раствор становится все насыщенней.

– Но вы же любили друг друга? Ты же сам говорил: Ничипоренко, красные туфли…

– Да, конечно… Я еще рассказывал ей про рефлексы.

– Про какие рефлексы?

Денис приносит клубничное мороженое, ставит перед Машей. Она внимательно смотрит на отца. Денис собирается сесть рядом. Но Маша глазами и подбородком указывает ему место напротив.

– Сесть сюда? Зачем?

В ответ Маша только мычит.

Денис садится спиной к Максиму и Анне и закрывает от них Машу, которая продолжает подглядывать из-за его плеча, как из укрытия. Она что-то мычит, но Денис останавливает ее:

– Молчи! Тебе нельзя напрягать язык, поняла?

Она кивает. На глазах у нее выступают слезы.

– Ешь мороженое – помогает, – говорит Денис.

Максим закуривает и уносится с дымом куда-то ввысь, растворяясь в воспоминаниях:

– Мы ели мороженое, и летел пух с тополей. Я следил за ней, а она за мной. Смотрела, как я говорю, как курю, как пускаю дым и все такое. Пух падал в мороженое, и нам неловко было доставать его пальцами, а ложечкой не получалось. А прошли эти годы, все эти годы, что мы вместе… Мы ходим голяком по квартире, и никто не вспомнит про то, что когда-то в начале лета стеснялись влезть пальчиком в мороженое. Сидишь утром на кухне, куришь натощак, и никому нет дела до того, как ты пускаешь дым, и никому не интересно слушать про рефлексы, а в раковине Эверест из грязной посуды. Так заканчивается любовь.

– Печально, – говорит Анна. – Обыкновенная история.

– Мне надо ехать.

– Только соблюди все правила конспирации. Уходи дворами и не забудь съесть счет из ресторана.

– Обязательно. – Он пытается поцеловать Анну.

– Нет, – говорит она, останавливая его жестом.

– Почему?

– Сегодня пятница.

Максим вдруг видит Машу, пристально смотрящую прямо на него из-за чужого плеча. Встретившись с ним взглядом, Маша неожиданно зло показывает язык, в котором успевает сверкнуть металлический шарик.

Максим открывает ключом дверь. С порога он слышит чьи-то голоса из дальних комнатах. Никто его не встречает, только пес, как всегда слюнявый и приставучий, радостно топчется в прихожей. Максим открывает дверь и видит точно такую же спальню, как у Анны. На секунду ему даже кажется, что он перепутал квартиры. Но по присутствию украинцев, Марьяны, Насти и тещи понимает, что он у себя дома. Все выжидательно смотрят на него, как на прокурора, который должен зачитать обвинение или наоборот, как на подсудимого, готового произнести последнее слово перед расстрелом.

– Ну, похоже? – Марьяна хитро подмигивает.

– На что?

– На то, что ты хотел?

– Марьяна сказала, что тебе должно понравиться, – говорит Настя. – Особенно пол.

– Пожалуй… – выдавливает Максим.

– Я же тебе говорила! – обращается к Насте Марьяна и снова подмигивает Максиму.