Сара Батлер - Десять вещей, которые я теперь знаю о любви Страница 17

«Мы всегда чувствовали, что он нас очень любит. Знали, что, если будет нужно, он для нас не пожалеет жизни». Дыхание Тилли неровное, и микрофон это выдает. «Мы будем очень скучать по нему». Сестра склоняет голову и бредет вниз по ступенькам, обратно на скамейку. Едва усевшись, она пускается в слезы. Когда приходит время вставать, чтобы спеть последний гимн, я обнимаю Тилли за плечи и стараюсь удержать ее. «Господь — Пастырь мой», — пою я, не веря ни единому слову.

— Тебе повезло, — сказал мне однажды Кэл, — что у тебя такой отец.

— Какой? Которого вечно нет рядом?

— Это неправда.

— Говорит мне его приятель-хирург.

— Он мне нравится.

— Мне тоже.

— Он не…

— Что?

Кэл пожал плечами, прикрыв глаза, как всегда, когда речь заходила о его родителях.

Воображаю, как Кэл сидит позади меня, слева. Если бы его отец… никто бы даже не подумал сказать мне об этом. Раньше я часто фантазировала о его семье. Когда он ужинал с родителями, я сидела одна в квартире, пила вино и представляла себе их дом, весь, от синего ковра в прихожей до мраморно-серой плитки в ванной. Мысленно разыгрывала их разговоры: «Ты еще не встретил хорошую девушку, Калиф?» — «Нет еще, мама». — «Пора бы уже. Вот у Абадов дочь недавно закончила Кембридж. Хочешь, покажу тебе ее фото».

Все снова закончилось. Идем с Тилли по проходу. Чувствую, как люди бросают на нас взгляды вскользь. Кто-то играет на органе, впрочем, не слишком умело: фальшивит на сложных пассажах. Отца это бы не впечатлило. Ни это, ни цветы, водруженные на скамейку в глубине церкви. Ничего из происходящего.

Си выстраивает нас рядком у выхода. Я позволяю гостям брать меня за руку и говорить приличествующие случаю слова. Понятия не имею, кто все эти люди.

Я жду Кэла. Когда он появляется, в голову ударяет адреналин, сердце припускает; я уже готова сбежать. Может, он пройдет мимо? Нет, не прошел. Берет меня за руку — и дыхание перехватывает.

— Алиса, мне очень жаль…

Громко сглатываю. Не могу вымолвить ни слова.

— Он был замечательным человеком.

Отец свыкся с Кэлом куда быстрее, чем Си. Он беседовал с ним о здравоохранении, о крикете, а на Рождество получал от него в подарок бутылку солодового виски.

— Как ты? — спрашивает Кэл.

Я удивленно вскидываю брови.

— Прости. Я… я слышал, ты была в отъезде.

Вспоминаю о Монголии: цвет, в который солнце окрашивает землю, опускаясь за горизонт; пара юрт, небольшой табун лошадей — и пустота, на мили и мили вокруг.

— Ладно, не буду тебя задерживать. — Кэл бросает взгляд на редеющую толпу.

— Приходи на поминки, — выпаливаю я слишком быстро. — К нам домой.

Смотрю на свои черные лаковые туфли и думаю, помнит ли он их тоже.

Кэл задумывается, но лишь на секунду.

— Спасибо. Было бы здорово поднять бокал в память о нем.

Я кусаю ногти.

— Рад был повидаться с тобой, Алиса.

Держу себя в руках, пока Кэл не доходит до дороги, и лишь потом отворачиваюсь к стене. Откуда-то из глубины груди рвутся рыдания, сгибая меня пополам. Чувствую, как кто-то гладит меня по спине. Не он. Люди все выходят и выходят из церкви. Но мне все равно.

— Алиса, идем.

Си наклоняется ко мне. Я оборачиваюсь к ней и замечаю незнакомца, стоящего у дверей храма. Он будто сомневается в чем-то. Ему явно надо принять душ и побриться. Покорно иду вслед за Си. Решено: вернусь и сразу лягу в кровать. Спрячусь под одеялом. Забаррикадирую дверь.

Но в доме полно людей, и меня выносит потоком в гостиную. Перед книжными стеллажами появились два раскладных стола, накрытых белыми скатертями. Понятия не имею, откуда они здесь взялись. На одном из них выстроились ряды бокалов; некоторые уже наполнены красным и белым вином. Чуть левее низенькие пузатые бокалы сгрудились вокруг остатков папиной коллекции виски. Второй стол ломится от еды так, что даже немного неловко.

Кэл стоит возле камина, держит в руке бокал, до середины наполненный янтарным виски, и разговаривает с каким-то стариком. На вид тому лет восемьдесят: кожа иссохлась и сморщилась, как скорлупа грецкого ореха, жидкие прядки седых волос осели на рябой лысине. Я понимаю, что теперь никогда не узнаю, как мой отец выглядел бы в восемьдесят лет.

— Может, бутербродик, Алиса?

Стив цепко держит в руках тарелку с сэндвичами и парой кусков торта, примостившихся с краю. Пиджак он уже снял; голубая рубашка под мышками потемнела от пота.

— Нет, спасибо.

— Давай, тебе сейчас полезно. Скорбь утомляет, так что надо подкрепиться.

— Как ты думаешь, почему он решил сделать эту комнату красной?

Стив озирается по сторонам, хмурится:

— Тут довольно просторно.

— Тебе не кажется, что тут темновато?

— Ну, может, стоит подстричь лавровое дерево… — Он кивает в сторону окна, откусывая от сэндвича с креветками. Капля майонеза падает на запястье, и он слизывает ее. — Хочешь вина?

— Красного, пожалуйста.

Стив улыбается, убегает и быстро возвращается с бокалом, полным до краев. Беру его, и наши пальцы соприкасаются.

— Спасибо. Мне, наверно, пора уже к гостям…

Я собираюсь улизнуть, но тут к нам присоединяется Си.

— Представляешь, этот подлец даже не соизволил явиться! — Сестра возмущенно потрясает стеблем сельдерея. — И чего она никак не избавится от него, не пойму.

Си никогда не жаловала Тоби. Мужчину Тилли. Который не считается официальным, потому что женат на другой. Он славный малый и довольно привлекательный — такой классический типаж, который меня никогда особо не интересовал. Но факт остается фактом: он женат, а значит, безусловно, подлец. Я даже не заметила, что он не пришел.

— Якобы, — продолжает Си, — он обещал прийти, но что-то вдруг случилось. Господи, да что могло случиться? Она вечно за него извиняется. И делает вид, что ей это не в тягость, но я-то вижу по ее глазам, что это не так.

А еще по рукам. Тилли всегда выдавали ее руки. Представляю, как она сжимает маленькие кулачки, стараясь справиться с очередным разочарованием.

Однажды я задала ей вопрос в лоб.

— Ничего не попишешь, — ответила она тогда. — Я сделала свой выбор, и это он.

— Но почему он не уйдет от жены? — спросила я.

Тилли грустно покачала головой:

— Это жизнь, а не голливудский фильм, Алиса.

В итоге я решила, что ей так больше нравится. Сейчас она — любимое блюдо, вишенка на торте, самая вкусная конфета из коробки. Ее похищают на выходные, ей делают тайные подарки. Есть в этом всем некий флер запретности — вот он-то ее и заводит. Правда, от Тилли я такого не ожидала, но могу ее понять. Си все это кажется безумием, но в ее представлении романтический вечер — это заказать доставку китайской еды, купить пачку мятных шоколадок и сидеть смотреть комедию, пока дети спят наверху.

— Вам, девочки, теперь большое дело предстоит, — вдруг произносит Стив.

Си бросает на него взгляд.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю.

— Дом-то большой.

— Уже прикидываешь?

Стив хмурится.

— Алиса, он просто хочет сказать, что нас ждет много хлопот, — поясняет Си.

Она уже взялась за дело. Вчера я застала сестру в папином кабинете в окружении стопок бумаг, картонных папок, черных пластиковых мешков. Ее лицо покраснело, плечи ссутулились, кончик языка высунулся. Когда я открыла дверь, Си вскинула голову, быстро взглянула на синюю папку возле ног, задвинула ее под стул и прикрыла ногой. Пальцы при этом нервно теребили края стопки бумаг на коленях. Представляю, как они со Стивом обсуждали это за завтраком. Что мы оставим. Что выбросим. Сколько выручим.

— Пойду, пожалуй, пообщаюсь с гостями, — говорю я, натянуто улыбаясь.

Поднимаю глаза и вижу в окне того мужчину из церкви — небритого, с грязными волосами. Кто-то может его впустить. Я начинаю пробиваться к двери, но это все равно что плыть в бассейне с клеем. Опускаю голову, стараюсь не встречаться ни с кем взглядом.

Но едва я добралась до прихожей, как меня все-таки поймали.

— Ты, наверно, Алиса? — Женщина очень маленького роста, даже по сравнению со мной. Глаза ярко-голубые, волосы выкрашены в вызывающий цвет. — Господи, да ты вылитая мать. — Она оглядывает меня с ног до головы. — Последний раз я видела тебя совсем крошкой, а заранее никогда не угадаешь, сохранится ли сходство. Меня зовут Марина. Рада увидеться с тобой снова. — Рукопожатие твердое, а в голосе слышатся мелодичные шотландские нотки.

Мне она сразу понравилась, но разговаривать с ней я не хочу.

— Тебе наверняка хочется, чтобы мы уже убрались восвояси, — сочувственно кивает она. — Справедливо. Но я рада, что мы свиделись. Мне тут сказали, что отец всегда отзывался о тебе с гордостью. — Она улыбается, по-моему, слегка фальшиво. — Это греет душу, правда?