Валерий Примост - Жидяра Страница 17

ГЛАВА 6

— Ну че, положил? — спросил мосел, завидя Мишу в дверях штаба. Миша без энтузиазма кивнул.

— Положил. Месяца через полтора надо будет за этим штымпом ехать и транспортировать его домой.

— Ты повезешь? — спросил мосел, протягивая Мише сигарету.

— Наверное. Хоть Питер посмотрю, — он устало махнул рукой и пошел к своей комнате. Жутко болела нога. Трепаться с мослом не хотелось.

— Эй! — вдруг встрепенулся мосел. — Эй, Коханович! А тебя здесь один кадр спрашивал.

— Кто такой?

— Батя азера Джебраилова из пятой роты.

— Спасибо, — ответил Миша без выражения и пошел дальше.

— Эй! — крикнул ему вслед мосел. — Он обещал завтра зайти!

Миша молча открыл дверь своей комнаты, зашел, закрыл дверь на замок и лег на диван. Вот уж обрадовал мосел, нечего сказать. Как говорится, ''и с каждым днем все радостнее жить". Джебраилов был Мише отлично известен и уже успел осточертеть до Страшного суда. Дело в том, что этот азер жутко не хотел служить в армии. Он испробовал все средства протеста — от истерик до побегов. Однажды в наряде по роте он даже хотел зарезаться штык-ножом, но не решился, и дежурный по роте обнаружил его сидящим на подоконнике в туалете, со штык-ножом, приставленным к животу, плачущего от жалости к себе. В конце концов, с солнечных просторов юга приехал его отец — грузный мужчина средних лет с широкими усами, толстыми пальцами и тугой мошной — и попытался решить этот вопрос с другой стороны. Комбат, замполит и пропагандист части получили чудесные столовые наборы (бутылка коньяка не ниже "капитана", бутылка "Столичной", бутылка "Кагора", балык, сухая колбаса и отличная рыба), они же плюс командир роты и старшина были подогреты известными суммами денег. Устояли против натиска только экш (он боялся: замполит с пропагандистом то и дело стучали на него в особый отдел) и Мишин шеф-начмед (о, он из принципа: не любил богатых, но глупых). Комбат и иже с ним положили Джебраилова-младшего "на дурку" (ни под каким другим видом положить было нельзя — молодой Джебраилов был здоров как бык). Миша лично возил его в госпиталь. Однако долго Джебраилов там не задерживался: врачи, конечно, признавали, что он туп, аки полено, но не более того. После того как злосчастный сын вернулся в часть, заботливый отец зашел на второй круг. Снова пошла в ход похлебка из крупных купюр, обильно приправленная заглядыванием в глаза, изгибами жирной спины, дрожащими нотками в голосе. Словом, Джебрамлова-сына положили "на дурку" во второй раз. Уже в другой госпиталь. Он задержался там ровно столько же, сколько и в предыдущем. Миша публично поражался его психологической выносливости: в госпитале при желании за неделю-другую из самых что ни на есть здоровых и крутых остроумцев делали законченных дебилов и даунов. Джебраилову это явно не грозило. Джебраилов-отец был обескуражен, но отнюдь не выбит из седла. Он удвоил свои старания, и Джебраилова-сына определили "на дурку" в третий раз. Один Аллах ведает, во сколько это обошлось Джебраилову-старшем у. Однако, хотя и говорится, что Бог Троицу любит, Джебраилова-младшего и в третий раз отправили в часть с диагнозом "здоров". Помнится, Миша, доставив незадачливого азера из госпиталя в штаб, плакался мослу, что вот, мол, понабирали в армию уродов, которые даже "косить" как следует не умеют, а ты тут, дурак дураком, мотайся по госпиталям, как вошь под утюгом… Итак, сейчас, кажется, джебраиловский папик шел на приступ в четвертый раз. "Сдается мне, что и на мою долю теперь чего-то перепадет, — равнодушно думал Миша, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. — Интересно, чем этот пузатый черт меня порадует?"

Пузатый черт порадовал. Выставляя на стол бутылки с благородными жидкостями, выкладывая балык, колбасу и рыбу, он монотонно гнусавил что-то с жутким акцентом, не сводя с Миши горящего взгляда. Миша почти ничего не понимал.

— Садитесь, уважаемый, — указал он радушным жестом на стул. И подумал: "А то трясешь здесь мясом, аж ягодицы хлопают". Азер сел.

— Вы не волнуйтесь, — Миша широко улыбнулся. — Все будет хорошо.

"Как бы тебя на полштучки раскрутить, брюхана?"

— Послюшай, товарищ сержант, виручай, а? Сын очень болен, лечит, надо, сложит не надо, — уже достаточно членораздельно произнес азер.

— Я здесь маленький человек, — пожал плечами Миша. — Вам бы с комбатом поговорить надо.

"Заплатишь, милый. Куда ж ты денешься?"

— Зашем с комбат? Не надо с комбат. С тобой говору. Помоги, дорогой! — азер экспрессивно привстал. Пахнуло несвежим потом.

Вы поймите, уважаемый, я только санинструктор, только выполняю приказания.

"Все они такие. Как духов дрочить, так всегда пожалуйста, а как службу тащить, так папики с толстой мошной приезжают".

— Слюшай, дорогой, помоги. Син один только, больной совсем, мать по ночам плачет…

— Пятьсот, — негромко щелкнул Миша и замер. "А ку-ка…"

У азера отвалилась челюсть.

— Сколько?'

— Пятьсот, — Миша был абсолютно хладнокровен.

"Если сразу от такой суммы не помер — заплатит".

— Не согласны? До свидания.

Азер с ненавистью посмотрел на Мишу, медленно встал, повернулся было к двери, потом полувопросительно сказал: Четыреста? Миша молча протянул руку. Азер тут же сел и потянул из кармана пухлый бумажник: — Когда положишь? — деловито спросил он, хрустя купюрами.

— Хоть завтра.

— Хорошо, я завтра еще зайду, — сказал азер и вышел. Миша задумчиво поставил в холодильник бутылки, положил продукты. "Конечно, кто ж его положит с диагнозом "маниакально-депрессивный психоз", — думал он. — Непохоже, Напишу ка я ему "олигофрению". С этим-то и маршала Соколова положат. Положат". Зашел комбат.

— Что с Джебраиловым, Коханович?

— Если вы не против, то завтра будем класть. Комбат понимающе улыбнулся.

— Сколько дал?

— Двести, — соврал Миша,

— Давай, — он протянул руку.

Миша вытащил из кармана сотку и двумя пальцами подал ее комбату.

— Смотри у меня, — сказал комбат, пряча бумажку в карман, потом деловито оглянулся по сторонам и вышел.

"Мало я у азера взял, — 'подумал Миша. — А комбат-то — лопух лопухом: даже в холодильник не заглянул".

На следующий день Джебраилов уже лежал в госпитале с твердой гарантией через месяц быть комиссованным. Да — и правда: чтоб не комиссоваться по статье "олигофрения" — надо быть полным дебилом…

… - А ты ведь плохо кончишь, Коханович, — устало резюмировал ротный, откидываясь на спинку стула и суя в рот сигаретный фильтр. Он чиркнул спичкой, подкурил.

— Как минимум, дисбатом.

Миша молчал, не сводя тупого взгляда с портрета Владимира Ильича на стене, над головой ротного.

"Хрен тебе. И не таких раздолбаев не сажали".

Ты говорил сослуживцам, что на губе сидеть не так уж плохо…

"Сука, застучали. Интересно, кто?.. Впрочем, там действительно не так уж плохо. Безысходности нет, как здесь".

— …Отказ выполнять приказание замкомвзвода…

"Конечно. Джумаев, урод, приказал очки драить. Своих черномазых небось не посылает. Западло потому что".

— Просто жалко твоих родителей…

"Опять "парашу" запускает. Начхать ему на всех родителей на свете. Если только они бакшиш не привозят". Посажу…

"Елду тебе на воротник. Ты слишком хочешь стать эншем батальона, тебе ЧП не нужно. Не посадишь".

— Комбат уже дал принципиальное согласие…

"О, вот это может быть. Комбату терять нечего: без Академии выше майора никак не прыгнуть. Этот посадит за нефиг",

Неожиданно ротный встал, Миша невольно перевел на него взгляд с Владимира Ильича. Ротный выпятил грудь, приложил руку к козырьку и сказал официальным тоном:

— Товарищ солдат, приказываю вам произвести уборку в туалете. Даю вам час времени. Время пошло, — лотом он опустил руку, сел и сказал уже по-обычному:

— А теперь пошел вон, урод. И только попробуй забить на мое приказание. Шиздец тогда тебе приснится, придурок.

— Есть! — швырнул руку к пилотке Миша. — Разрешите исполнять?

— Пшел нах отсюда, — устало ответил ротный, отворачиваясь.

Миша клацнул каблуками, четко — как на строевом смотре — выполнил команду "кругом" и вышел из канцелярии.

В умывальнике он сел на подоконник и закурил. "Что же в самом-то деле делать?.. Плюнуть на это все?" Сослуживцы, которые проходили мимо него в туалет и обратно, упрямо делали вид, что подоконник абсолютно пуст. Казалось, еще немного, и какой-нибудь черт разложит на этом подоконнике мокрые штаны для стирки. "А что, если…" Миша привстал с подоконника и словил за рукав пробегавшего мимо своего однопризывника Мишу Суздалева.

— Короче, Суздалев, сейчас идешь в туалет и наводишь там порядок! — тоном, не терпящим возражений, заявил он.

— Да ты че, Коханович? — дернулся Суздалев. — В дембеля записался? Скажи, где, я тоже схожу запишусь…