Видади Бабанлы - Когда молчит совесть Страница 17

Профессор по-своему истолковал ее слова и громко расхохотался.

— Да что с тобой, Мархамат? Можно подумать, что ты сегодня невестой переступила порог моего дома! Мы двадцать пять лет женаты, не пора ли остепениться?

— Вот ты говоришь, что я молода, как невеста, — подхватила Мархамат. Не молода я, а беспомощна стала, как пятилетний ребенок… Ну, прошу тебя, отложи работу…

— Не могу, это очень важно.

— Я все понимаю, но погляди в окно, скоро утро, а ты еще за столом. Встань, говорят тебе, работа не волк, в лес не сбежит. Завтра докончишь.

— Завтра будет другая работа!

— Конечно, будет! Зачем же ты упорствуешь? Не упрямься!

— Иди, я допишу и приду, совсем немного осталось…

— Нет, без тебя не пойду!

Мархамат снова начала злиться. С ненавистью поглядев на груду рукописей, лежавшую на столе, пренебрежительным жестом сдвинула бумаги в сторону.

— Вот они, враги мои! — негромко заговорила она. — Это они, книги, бумаги, отняли у меня мужа. Это они, соперники, не дают мне поговорить с тобой, посоветоваться, отвести душу. Я ревную тебя к ним, ох как я ревную!

Сохраб улыбнулся:

— Мархи, ты и впрямь впадаешь в детство. Или решила подшутить надо мной?

— Ах, Сохраб, какие могут быть шутки? Я говорю истинную правду!

Она сняла ладони с его плеча и взяла под руку.

— Ну, прошу тебя, жизнью Алагёз заклинаю, пойдем со мной!

Гюнашли не стал противиться. Они вошли в спальню и легли на две стоящие рядом кровати.

— Сохраб, родной, — наконец нарушила молчание Мархамат. — Если бы ты знал, как она тревожит меня.

— Кто, Мархи?

— Алагёз…

До сих пор слушавший жену равнодушно, Гюнашли встревожился. Он очень любил дочку, и с годами эта привязанность становилась все сильнее. Особенно после тяжелой болезни Алагёз. Ей было лет пятнадцать, когда у нее начались непонятные припадки. Сохраб приглашал лучших профессоров, возил ее в Москву, в Ленинград. И везде слышал один ответ: нервные явления. Все пройдет, когда выйдет замуж…

— Участились припадки? — озабоченно спросил Сохраб.

— Спаси бог! Слава аллаху, девочка совершенно здорова!

— Может, учиться стала хуже?

— Зачем гадаешь? — улыбнулась Мархамат. — Дело совсем в другом…

Сохраб с недоумением глядел на жену, освещенную тусклым светом ночника. Мархамат продолжала загадочно улыбаться.

— Ну, что ты так смотришь на меня? Не понимаешь?

— Нет, Мархи, по правде сказать, ничего не понимаю!

— Ну, конечно, тебе только химические формулы решать, а где уж в житейских вопросах разобраться… — Глаза Мархамат-ханум лукаво блеснули.

Гюнашли, все еще ничего не понимая, продолжал вопросительно глядеть на жену.

— Не догадываешься?

— Нет!

Мархамат-ханум помолчала и стала исподволь медленно придвигаться к мужу.

— Замуж ее пора выдавать, — тихо проговорила она. — Не то как бы опять не начались припадки. Как бы не опоздать…

Гюнашли задумался. Мархамат помолчала, а потом зашептала быстро-быстро, словно боясь, что муж не даст ей договорить:

— Я нашла прекрасного жениха! Очень подходящий молодой человек. Но ты — отец, и без твоего совета и согласия…

— Нашла?!

Мархамат не услышала (или не хотела слышать!) злую иронию в голосе мужа и радостно продолжала:

— Да, да, нашла! Знаешь, кто он? Парень, что недавно приходил к тебе по делу!

— Ко мне приходил? Кто?

— Ну как же ты не помнишь! Аспирант, которого ты так хвалил. — в глазах Мархамат вспыхнул радостный огонек, словно луч солнца упал на зеркало. — Признаюсь, и мне парень понравился. Красивый, умный, воспитанный. Чего еще надо? К тому же ты пророчил ему блестящее будущее. Одобряешь мой выбор?

Гюнашли поморщился и ничего не ответил. Мархамат, не сомневавшаяся в одобрении мужа, вышла из терпения:

— Почему ты опять молчишь, точно воды в рот набрал??

И тут Гюнашли изменил своему спокойствию:

— Ничего я не могу сказать! И тебе не советую заниматься подобными делами. Как это можно? Ни у него, ни у нее в мыслях ничего нет, а ты… Решила просватать собственную дочь! И не стыдно?

— Да что же тут стыдного? У каждой девушки должен быть суженый. Это закон природы…

— Вот именно, суженый! Но не такими путями его ищут!

— А какими?

— Или не знаешь? Молодые люди должны полюбить друг друга…

— Ты отстал от жизни! Любовь! Выдумка поэтов. Чтобы построить семью, любви мало. И потом, рассуди сам, Алагёз нигде не бывает — в школу и домой. Целый день сидит за книгами, как ты за своей работой. Ни подруг, ни друзей, боится, как бы кто не проведал о ее болезни…

Но Гюнашли уже не слушал жену. Этот разговор напомнил ему собственную молодость. Как делеко ушли годы, когда и он любил, мучался…

Глава вторая

Да, это было давно, очень давно.

Окончив Бакинский педагогический техникум, Сохраб вернулся в родное село. Почти год проработал он сельским жителем, затем стал заведующим школой. В те годы людей со средним образованием было мало, каждый на счету. Сохрабу выдали револьвер, — банды бродили по горам и лесам и совершали налеты на села и районные центры, зверски расправляясь с советскими работниками. Сколько врачей, учителей, секретарей райкомов погибло в те времена от безжалостной вражеской руки! Сколько школ и больниц сожжено и превращено в руины и пепел!..

Получив оружие, Сохраб был счастлив. С гордостью ходил он по селу в синем галифе, суконной гимнастерке, в хромовых сапогах и с револьвером на поясе. Ведь был тогда совсем мальчишкой, бритва еще ни разу не касалась его щеки. И вдруг такое доверие, он вправе гордиться!

Когда Сохраб учился в техникуме, жил он более чем скромно. Стеснялся своей поношенной одежды и потому старался как можно меньше бывать на улице. Карманы его были всегда пусты, и он подумать не мог о том, чтобы зайти в ресторан или кафе. Сколько раз с тоской глядел он на двери театров и концертных залов, но где ему, бедному студенту, было мечтать о том, чтобы увидеть игру знаменитых актеров, когда у него и на кино далеко не всегда хватало денег. А теперь он самостоятельный человек. Все лишения позади, одежда добротная, заработок приличный. Можно и поразвлечься. Распустив учеников на летние каникулы, Сохраб решил съездить в Баку. До сих пор он не знал вкуса спиртных напитков, да, признаться, и желания особого не испытывал узнать. А теперь из любопытства ходил по лучшим ресторанам, с интересом наблюдая, как веселятся люди. Театры и концертные залы распахнули перед ним свои двери, и он чувствовал себя счастливейшим человеком на свете. И все-таки ему чего-то не хватало. Чего? На улицах, на бульварах, в театрах он видел молодых людей, которые вели под руку нарядных красивых девушек. Зависть закрадывалась в сердце Сохраба. Вот бы и ему так же пройти под руку с красавицей… Но он только тихо вздыхал, мечтая об этом. А ведь был он нисколько не хуже молодых счастливцев — стройный, широкоплечий, в ладном новом костюме. Щеки его алели, как горные тюльпаны, а в карманах позвякивали деньги.

Однажды под вечер Сохраб зашел в сберегательную кассу. Зачем? На этот вопрос он не смог бы ответить даже сейчас, хотя с тех пор минуло не одно десятилетие. Возле окошечка стояла высокая, нарядно одетая девушка. Она пересчитывала полученные деньги. Сохраб заметил ее еще с улицы, через окно, может, потому и зашел в сберкассу. Больше в помещении никого не было, и Сохраб как вкопанный остановился в двух шагах от незнакомки, уставившись на ее нежное белое лицо. Почувствовав на себе пристальный взгляд, она отвела глаза от хрустящих бумажек, быстро опустила их в ридикюль, сунула его под мышку и подозрительно покосилась на Сохраба. А он продолжал стоять неподвижно, как монумент. В его восхищенных глазах светилась тоска и грусть, — так смотрят только влюбленные. Незнакомка успокоилась, поняла не на деньги зарится парень. Ее сердитое лицо осветила улыбка. «Может, мы знакомы и я просто забыла его?» — подумала она и подняла глаза. Увидев, что Сохраб не двигается с места, она осмелела и ласково обратилась к нему:

— Вам что-нибудь нужно?

Сохрабу показалось, что он проснулся от сладкого сна. Вот уж никак не ожидал, что с ним заговорят, да еще так приветливо. От волнения у него пересохло в горле, и он растерял все слова.

— Мне… мне… — бормотал Сохраб, его и без того красные щеки залил яркий румянец. — Нет, ничего, просто я желаю вам счастья… Вот и все… и все…

Лукавая улыбка тронула ее пухлые губы, и, не сказав ни слова, она направилась к выходу. Впрочем, у нее не было желания уклоняться от неожиданного знакомства, даже неискушенный Сохраб понял это, глядя на ее медлительные движения. Однако у него не хватило смелости остановить ее. Ведь у Сохраба в подобных делах не было никакого опыта! Он вышел следом.