Юрий Алкин - Мат Страница 17

Все, теперь мы говорим только об этом и больше ни о чем. А теперь какие у нас есть предложения?

Поначалу предложений оказалось немного. Было предложение Алана всем по очереди рассказать о том, как они руководили бы воображаемой компанией. Предложение было встречено дружным «Хм», одобрительным кивком Майкла и Крисовым «Хорошо, хорошо». Было предложение Джоан рассказать о тех случаях, когда каждому приходилось принимать сложное решение. Было предложение Кевина рассказать, чему каждый из них научился за последний год. Было прозвучавшее несколько странно замечание Роберта о том, что вообще не важно, о чем они будут говорить эти четыре дня, а важно лишь то, как они будут голосовать. Существенной реакции это замечание не вызвало, но слово «голосовать» оказалось ключевым, и спустя пять минут предложения потекли рекой.

Примерно через час выяснилось, что все они, впрочем, так или иначе предлагают одно и то же: определить одно, два или целый набор заданий, выполнить их, а затем путем голосования выявить победителя. «Только за себя голосовать нельзя! Оч-чень важный момент», – настаивал Кевин. Было, впрочем, не совсем понятно, почему этот важный момент его так взволновал, особенно потому, что никто с ним и не спорил. Так или иначе, но путь постепенно вырисовывался.

Был, правда, еще один способ, предложенный Россом. «А что, если голосование мы оставим, а задания упраздним? – поинтересовался он. – Нам же Кларк четко сказал: никаких правил. Пусть каждый сам выберет, на что делать упор. Надо будет выйти и сказать: если я буду вашим лидером, я сделаю то-то и то-то. И привести примеры.

Будет совсем как настоящие выборы». «Вот именно, – проворчал Брендон, – совсем как настоящие». И, видя недоумевающий взгляд Росса, пояснил: «Одни рассказывают, что будут делать после выборов, другие за них голосуют». «И?» – спросил Росс, по-прежнему не понимая. «И все отлично знают, что после выборов никто ни черта не сделает». На этом дебаты об альтернативном пути и закончились, не успев толком начаться.

– Ну, хорошо, – сказал, наконец, Крис с видимым удовлетворением. – В целом договорились. Теперь давайте определимся с заданием. Алан, будь другом, запиши. Почерк у тебя уж очень хороший. Я бы сам записал, но поверь, по сравнению с твоим – что курица лапой.

И снова Алан стал у напоминающей мольберт доски, правда, в этот раз он еще больше помедлил перед тем, как подняться. И снова посыпались рекомендации и предложения. Крис широкими шагами мерил зал, ловил каждое слово, добавлял, прояснял, оттачивал, убеждал, спорил. Он говорил со всеми и с каждым в отдельности, он не давал никому отмалчиваться, он рубил воздух широкой ладонью и лишь иногда задумывался, подыскивая наиболее точную формулировку. Он был явно в ударе, и даже Алан постепенно растерял свое недовольство и откровенно сиял, слыша, как Крис кричит ему: «Отлично! От-лич-но!»

Однако еще час спустя, когда два листа покрылись четко выведенными строчками, всеобщее воодушевление пошло на убыль. Задания, записанные на листе, сами по себе были хороши. Более того, все вместе они, несомненно, представляли собой очень достойный способ оценки менеджеров. Проблема была в другом.

Время, как лаконично выразился Роберт в ответ на риторический вопрос Росса: «Что же тут не так?» Время. Его катастрофически не хватало. Проще говоря, его не было. На выполнение всех этих заданий одному человеку требовалось никак не меньше двух дней. Путем элементарных вычислений это число обращалось в абсолютно неподъемные двадцать два. Попытки выделить одно-два главных задания приводили лишь к плачевным результатам, которые не удовлетворяли никого, не говоря уж о том чтобы удовлетворить всех. Двадцать два дня никак не желали обращаться в четыре. («Какие четыре? Три! Всего три!» – горячилась Джоан.)

Когда сложившаяся ситуация стала окончательна ясна, энтузиазм сошел на нет окончательно. Они были в ловушке, которая поджидала их с самого начала. Только сейчас она стала осязаема. В ловушке было тоскливо и тесно, и ее спертый воздух действовал на настроение самым удручающим образом. Предложения еще изредка взлетали, вяло обсуждались и даже порой так же вяло записывались, но момент был потерян бесповоротно. Даже Крис приуныл и продолжал играть взятую на себя роль скорее по инерции.

– Бесполезно, – вздохнула, наконец, Стелла. – Мы делаем что-то совсем не так. Так мы просто ничего не добьемся.

– А как добьемся? – несколько враждебно поинтересовался Крис.

– Если бы я знала, – Стелла развела руки. – Ясно только, что подход нужен другой.

– Это всем ясно, – разочарованно сказал Брендон.

И все замолчали, потому что теперь жирная точка была поставлена окончательно. Молчание обволакивало их с минуту. А потом заговорил Майкл. Негромко, но и не тихо, без Крисовой напористости, но при этом твердо и уверенно. Не надо усложнять. Мы ведь давно подошли к решению, просто оно слишком простое для того, чтобы обратить на него внимание. (Фраза эта, несомненно, обратила внимание всех если не на решение, то, по крайней мере, на Майкла.) Все мы можем рассказать, как хорошо мы бы управляли воображаемой компанией. Идея, кстати, очень хорошая. Просто в нашей ситуации она не очень помогает. То же и с предложением провести воображаемое интервью. Или с придумыванием ситуации, в которой пришлось бы проявить выдержку. Хотя, Алан, я уверен, что не каждый из нас хорошо бы справился с таким заданием. Но выбираем-то мы реального человека. Выбираем не за его поведение в гипотетических ситуациях. Не за его фантазию. И не за его актерские способности (согласитесь, воображаемое интервью требует определенных способностей, которые все-таки не очень нужны в нашей повседневной работе). А выбираем мы его за то, какой он есть. За то, что он извлек из своего прошлого, что представляет собой сейчас и кем хочет быть завтра. За его прошлое, настоящее и будущее.

У нас есть три дня. Вот давайте и посвятим их этим трем составляющим. Завтра будет день прошлого. Каждый из нас сможет рассказать, как он стал тем человеком, которого мы видим в этом зале. Да, Пол, именно: как он дошел до жизни такой. Пусть все расскажут о том, почему они решили стать менеджерами, что их привлекло в этой профессии, с чего они начинали, какие ошибки они делали (между прочим Джоан, мне очень понравилось твое предложение – все мы совершали ошибки, а тот, кто это отрицает, совершает их регулярно и по сей день). Пусть расскажут о том, чему они научились на своих ошибках, как они смогли применить этот опыт, что другие люди им о них говорили. И к концу завтрашнего дня каждый из нас расскажет о своем прошлом – только то, что он считает нужным, и только так, как ему нравится.

Майкл говорил спокойно, но не монотонно, переводя взгляд с одного лица на другое, порой улыбаясь, порой становясь очень серьезным. Он словно знал, что его не прервут, не попытаются остановить. Одобрительно кивал Брендон, что-то просчитывал в уме Кевин, с непроницаемым лицом сидел Алекс. Крис почему-то смотрел не на Майкла, а попеременно то на Роберта, то на Брендона. Прищурившись и изредка покачивая ногой, слушала Стелла. И из дальнего угла внимательно наблюдал за этим монологом Кларк. А Майкл говорил, и что бы ни думал про себя каждый из присутствующих, никто не пытался прервать его неторопливую речь.

В четверг мы будем беседовать о настоящем. О том, что представляет собой наша работа (разумеется, без каких-либо деталей). О том, что представляем собой мы как менеджеры. О трудностях, с которыми мы сталкиваемся, и о том, как мы с ними справляемся или не справляемся. О том, что мы любим и что не любим. О тревогах и радостях, о победах и просчетах. О том, за что нас любят или не любят те, кто нам подчиняются. А также те, кому подчиняемся мы. Обо всем том, что, так или иначе, составляет большую часть нашей нынешней жизни.

А в пятницу мы займемся будущим. Чего мы хотим достичь – если, конечно, хотим. Почему. Когда. Каким образом. Где. Что мы собираемся для этого делать завтра. И что мы делали для этого вчера. Что нам может помешать. И что нам может помочь. О том куда, зачем и как мы идем.

Три дня коротких, от получаса до сорока минут, выступлений. В каком-то роде даже исповедей. Или искусной саморекламы – это уж как посмотреть. Очередность, как предлагал Брендон, определяется в начале каждого дня жребием. Можно просто слушать выступающих. Можно записывать. Можно задавать вопросы. Но только в конце выступления – каждый должен иметь возможность сказать все, что он хотел. Смесь жестких рамок и свободы слова. А потом – голосование. По схеме, которую мы обсуждали час назад. Всего два правила. Первое: каждый обязан проголосовать. Второе: голосовать за себя нельзя. Голосование, разумеется, открытое. И наконец победитель. Один, потому что иначе получиться не может. Все. И Майкл умолк.

– Что же ты раньше молчал-то? – проникновенно поинтересовался Крис после короткой паузы. – Я же спрашивал. Могли час-другой сэкономить.