Мария Соловьева - Иллирия Страница 17

- Я надеюсь, что в платье из этого шелка, равного которому не найти во всей Иллирии, вы будете присутствовать на свадьбе моего сына, госпожа Годэ! - сказал Ремо Альмасио, от взгляда которого мне стало на мгновение дурно.

В сундучке лежал отрез великолепного шелка темно-вишневого, чуть припыленного цвета. Я, пребывая в страшном смущении, пробормотала несколько невнятных слов благодарности, и куда более искренне поблагодарила в мыслях госпожу Фоттину, которая, придя в себя, позвала Арну и приказала той отнести проклятый сундучок в мою комнату.

Впрочем, на этом господин Ремо не угомонился - он обратился к госпоже Фоттине с просьбой найти для меня хорошего портного, который успеет сшить для меня платье к назначенному сроку. Та, слегка заикаясь, заверила его, что сделает все возможное, дабы удовлетворить пожелания столь дорогого этому дому гостя.

Все без исключения находящиеся в комнате понимали, что поступок господина Ремо в очередной раз граничит с прямым оскорблением семьи Эттани, и ровным счетом ничего не могли поделать. Самому господину Эттани, вышедшему из библиотеки поприветствовать гостя, оставалось лишь с беспомощным недоумением взирать на жену, всем своим видом демонстрирующую растерянность и удивление. Какое унижение для главы дома!.. Нельзя было не угадать, что в гостиной только что произошло нечто из ряда вон выходящее, но и спрашивать о чем-либо в присутствии господина Альмасио, вне всякого сомнения, сыгравшего главную роль в возмутительных событиях, Гако не решился.

Вот в таком странном настроении члены семьи Эттани и были вынуждены сесть за обеденный стол, напряженно переглядываясь друг с другом. Я и вовсе чувствовала себя ужасно - неотрывный взгляд господина Ремо давил на меня, точно могильная плита, преждевременно возложенная на мои плечи. Жадное внимание к тени каждой мысли, отразившейся на моем лице, казалось мне осязаемым, точно липкая паутина.

Не успел господин Гако завести разговор о погоде, как Ремо Альмасио перебил его самым возмутительным образом и повторил, что непременно желает видеть меня среди гостей на свадьбе Тео и Флорэн, да еще и в платье, сшитом из того самого шелка. В его голосе звучали нотки, указывающие на то, что Ремо отбросил всякую осторожность и не намерен придерживаться далее каких-либо условностей. Если он не заявил отцу, что желает сию же минуту забрать меня в свой дом, то лишь потому, что не слишком уж торопился, справедливо полагая, что я никуда не денусь. Теперь уж мои страхи не казались преувеличением - все его взгляды, жесты и слова выражали полную уверенность в том, что я нахожусь в полной его власти.

В отчаянии я безо всякой охоты вертела в руках вилку, потеряв всякий аппетит. Даже дышалось мне тяжело, что уж говорить о еде!.. Стены словно медленно сдвигались, грозя безжалостно размозжить мои кости, воздух стал спертым, а от горечи во рту свело горло, так что не получалось выпить даже глоток воды. Я, забыв уж о том, что еще несколько часов назад беспокоилась о Флорэн, думала теперь лишь об одном - как бы спастись самой от господина Ремо. Снова и снова в голове моей звучал совет Вико, и, в конце концов, я почти уверилась в том, что он не лишен смысла. Да и других советов мне все равно никто не дал.

Вздохнув поглубже, я сделала вид, что слишком рьяно взялась за утиную ножку, лежащую на моей тарелке и якобы случайно воткнула зубец вилки себе под ноготь. От боли из моих глаз и впрямь брызнули слезы, но в мои планы не входило их скрывать - напротив, я громко взвизгнула и, взглянув на свой окровавленный палец, красочно изобразила приступ дурноты, начав сползать со стула. Господин Ремо и господин Эттани неловко бросились мне на помощь, за ними поспешила и госпожа Фоттина; я же все то время, пока меня обмахивали и подносили к носу ароматические соли, издавала испуганные жалобные звуки, хныкала и без устали признавалась, что совершенно не выношу вида крови, а от самой легкой боли сразу же теряю разум.

По лестнице я поднялась при помощи Арны, пошатываясь и охая. Уж не знаю, насколько мой спектакль убедил господина Ремо в том, что я слишком чувствительна и изнеженна для того, чтобы послужить ему стоящей забавой, но, по меньшей мере, это помогло мне избавиться от надобности терпеть его невежливое и неприятное внимание.

Весь оставшийся день я провела в постели, изображая слабость и страдание, в надежде, что свидетельства слуг о проявленных мной мнительности и малодушии будут пересказаны господину Ремо. Сундучок с шелком, оставленный Арной на столе, постоянно мозолил мне глаза - мучения мои не были уж столь притворными, от вида подарка господина Альмасио и впрямь становилось тошно. Лишь к вечеру, после того, как Арна, помогавшая мне вымыться перед сном, ушла, я набралась смелости и, встав с кровати, подняла крышку.

Шелк был невероятно прекрасен, мне казалось, что я дотрагиваюсь до цветочного лепестка - настолько он был мягок. Даже в свете свечей его цвет не тускнел, а словно приобретал густоту и бархатистость. Никогда еще я не видела вблизи столь дорогого материала. Мои руки сами по себе достали отрез из сундучка, и, вот я уже стояла у зеркала, закутавшись в легчайшую ткань.

Темно-вишневый цвет странным образом оттенил мою внешность - он, казалось, высосал и без того неяркие краски из моего лица, которое в единый миг стало восковым. Но, вместе с тем, черты мои стали выразительнее и резче, как бывают иногда живее иных многоцветных картин быстрые наброски углем. Я увидела, что мои темные глаза приобрели несвойственную им раньше глубину, а рисунок бледных скул стал четче. Нет, я не превратилась волшебным образом в красавицу, точно героини сказок, которым хватало одного платья от чародейки для того, чтобы стать неузнанными, но не могла не признать, что шелк этот способен украсить даже меня.

Пребывая во власти очарования прекрасной тканью, я, сама не осознавая, что делаю, распустила волосы и закружилась перед зеркалом, наблюдая, как струятся складки шелка в движении. Возможно, я даже что-то напевала вполголоса, и совсем потеряла счет времени. К реальности меня вернуло лишь то, что в окно мое кто-то бросил небольшой камешек. Я совсем забыла о Вико!

Торопливо я загасила все свечи, кроме одной, и впустила его в комнату. Не надо было отличаться особенной наблюдательностью, чтобы понять: сегодня мой гость порядочно пьян, хоть и не до потери памяти.

- О, тот самый шелк от Ремо! - вместо приветствия сказал он, ткнув пальцем мне в плечо. - Я вижу, он вам угодил подарком!

Я торопливо, но бережно положила отрез обратно в сундучок, не без сожаления расставшись с ним. Слова Вико уязвили меня - и в самом деле, я повела себя, точно пустоголовая девчонка, у которой от вида подарка отшибло последний ум. Но Вико и не подумал далее обличать мою легкомысленность, что было ему несвойственно. Я присмотрелась и поняла, что он пребывает в крайне подавленном состоянии, хоть и пытается этого не показывать.

- Что с вами приключилось, господин Брана? - спросила я.

- О, сущие пустяки, - нехотя ответил Вико. - Был сегодня в отчем дому, согласно настойчивым пожеланиям батюшки... Эти визиты никогда не оборачиваются приятной беседой за чаепитием как вы понимаете. Казалось бы, выслушав сотню раз упрек в собственной бесполезности, в сто первый можно было бы и пропустить его мимо ушей, ан нет, я все же не настолько глух к увещеваниям, как обо мне рассказывают...

Тут я заметила, что под спутанными волосами виднеется запекшаяся кровь - бровь Вико была рассечена. Видимо, старший Брана и сейчас подкреплял гневные слова в отношении младшего сына рукоприкладством.

- Господин Вико, вы нетвердо стоите на ногах, - сказала я с жалостью. - Присядьте на кушетку, а я схожу за полотенцем. У меня осталось немного чистой теплой воды...

Даже на споры у Вико Брана, казалось, не осталось сил. Он молча принял мою небольшую помощь, а затем внезапно спросил:

- Вы не возражаете, если я немного посплю? Уже несколько суток я не смыкал глаз - когда я возвращаюсь от вас в Мальтеран, там разгар веселья и гости дружно недоумевают, отчего я отсутствовал - так что покинуть их я не могу уже до утра...

Я, немного посомневавшись, указала ему на кровать, ведь кушетка была совсем куцей, и спать на ней мог разве что карлик. Вико, тяжело ступая, прошел туда и неловко улегся на самом краю.

- Можете прилечь рядом, - пробормотал он заплетающимся языком. - Я безобиден для вас ровно настолько же, насколько бесполезен для отца...

Приглашением этим я вначале не воспользовалась, некоторое время посвятив поискам альбома, который собиралась показать Флорэн. Затем, внезапно увлекшись, листала страницу за страницей, и мне казалось, что ветер с полей Венты прилетел в мою комнату, неся с собой аромат сухих трав. Я давно уже не притрагивалась к альбому, после смерти Лесса потеряв всякий интерес к рисованию, как и ко всему остальному. Теперь же каждый набросок воскрешал в памяти беззаботные летние и весенние дни, подобные которым мне не суждено было прожить вновь. А ведь другого счастья я не знала, и даже мечтать мне стало не о чем - если не блеск стрекозьих крылышек над сонным ручьем, то что тогда оставалось хорошего для меня в этом мире?..