Максим Матковский - Попугай в медвежьей берлоге Страница 17

– А на бензин у тебя деньги есть? – спросил я.

– В смысле?

– Ну, машину ты заправляешь, по городу катаешься, значит, есть деньги?

– Не твое дело, – ответил он.

– Отдай долг, и будет не моим…

– Я же тебе сказал, сейчас проблемы с деньгами, вот дочку в школу отдал, знаешь, как сейчас все дорого, машина на днях крякнулась, в ремонт пришлось вбухать… у тебя дети есть?

– Нет, – ответил я.

– Ну раз у тебя детей нет, тогда ты не поймешь… – загадочно бросил он, как жрец черни.

– При чем тут дети?

– Как при чем? У тебя детей нет?

– Нет.

– Бесполезно объяснять, – сказал он и, по-хамски отпихнув меня, открыл дверь со стороны водительского сиденья.

Лихорадочно соображая, что же делать, я опустил портфельчик на снег и сказал:

– Срать я хотел на твоих детей, понятно?

Наконец-то мне удалось стряхнуть апломб с подлеца! Он повернулся и выпучил глаза, на его скулах заиграли желваки, кулаки то сжимались, то разжимались, пальцы припадочно танцевали в воздухе.

Подойдя ко мне вплотную, он спросил своим тухлым компостным ртом:

– Что ты сказал?! Повтори, что ты сказал.

– Сра-Ть Я Хо-теЛ На Тво-Их Де-Тей!

– На себя насри!

Он двинул мне в солнечное сплетение так сильно, что я мигом оказался на коленях, а затем свернулся в позе эмбриона на снегу. Долгое время я не мог вдохнуть и подумал, что стану тем самым человеком, который умер от удара в солнечное сплетение.

Когда я оперся на локти, поднял голову, знакомый высунул свою свиную морду из окна и спросил:

– Хочешь еще?

Выждав, пока машина скроется из виду, я слепил крепкий снежок и подошел к забору, под забором громко залаяла собака, заставив меня отступить. Хвала небесам, окна второго этажа – были обычными, старыми, деревянными, а не стеклопакетами. Окно разлетелось вдребезги! На улице – никого. Только я хотел отправить следующий снаряд, как услышал щелк двери за забором. Собака притихла.

– Какого черта?! – прокричала то ли жена знакомого, то ли мать.

– Ты жена или мать?! – спросил я.

– Какого хрена!

– Сука! – крикнул я и убежал, совсем забыв про портфельчик.

А вспомнил я про портфельчик уже на троллейбусной остановке в тот момент, когда ставил ногу на первую ступеньку 26-го маршрута.

Подбежав к дому подлеца, я разыскал портфельчик в снегу, вытрусил его и, поглаживая, прижал к груди.

Из-за угла, в конце улицы, вынырнул джип и на всех порах помчал в мою сторону, защитные решетки машины напоминали кабаньи клыки. Без оглядки я добежал до двора пятиэтажного дома, а звук мотора меж тем становился все громче и громче. Я зашел в парадный и, поднявшись на третий этаж, осторожно выглянул на улицу. Джип стоял у дома, выпуская клубы белого дыма, который чуток поднимался и полностью растворялся в воздухе.

Вы не подумайте, что я не люблю детей. Это не так. Больше всего на свете я ненавижу, когда взрослые прикрываются своими детьми и воспринимают их как ношу, как обузу. Более того, взрослые еще и хотят взвалить эту ношу на чужих людей, ладно бы родственников. И всюду сволочные родители тычут в нос своими детьми: посмотрите, как мой Алешка танцует! Посмотрите, как моя Алиночка рисует! Послушайте, как мой Сереженька поет! Тьфу! А потом родители говорят: у нас же дети, тяжело приходится, не высыпаемся, то в садик отвести, то в школу отвести, и к школе надо подготовить, и к садику, и с коляской гулять, и дома сидеть, и спать укладывать и так далее и тому подобное. Долг отдать не можешь – прикройся ребенком. На работу опоздал – прикройся ребенком. Что-то там натворил еще, не важно что, вплоть до убийства человека – прикройся ребенком, скажи, что убил насильника-педофила. Противно это все выслушивать. Разговоры сволочных родителей о талантах их бездарных детей, о том, какие они умницы!

А ты что будешь делать?

Бездетный, стой, да и поддакивай, мол, действительно – от детей много хлопот, мол, действительно, талантливые у вас дети. Я-то никчемный, человек низшего сорта, мне вас не понять, извините великодушно, деток не имею и не знаю, через какие горести и радости проходит семейный человек. Семейный человек жаждет привилегий, семейный человек тужится, пучит глаза. Вот что он говорит: это я взвалил на себя ношу воспитания ребенка, потому что ребенок – это будущее, ребенок – это счастье, ребенок – это цветы жизни. Так что всем разойтись! Что хочу, то и делаю!

Хотя, возможно, я и не люблю детей. Вы не подумайте, что я люблю детей. Нет, все-таки не люблю: горько осознавать это зимой на прокуренной лестничной клетке, когда злобный папаша хочет набить тебе морду. С другой стороны: дети – не мое будущее, дети вырастут, и в будущем уже не будут детьми. Тем более что каждый родитель воспитывает чадо на свой манер. И многие дети в будущем будут презирать меня или ненавидеть. Готов ли любящий родитель полюбить чужого ребенка? Только в редких случаях находятся люди поистине с добрым сердцем, а все остальные относятся к чужим детям наплевательски. Вот, например, в роддоме папаше, который поджидает внизу и жаждет расквасить мне рожу, вручили новорожденную, и что он сказал:

«Никогда не думал, что дети – это такая радость, пока свою не увидел, ну, посмотри же, какая прелесть!»

Нет, все-таки я люблю детей, но по-своему. Я организую коммуну для детей, буду воспитывать их в традициях философии Ницше и Шопенгауэра, запрещу им много чего из дозволенного, и дозволю много чего из запретного. Только тогда я и полюблю детей. А они полюбят меня. Да, единственный выход – это коммуна детей, где я буду главным!

Любящие родители губят детей тем, что относятся к ним как к очень капризным, дорогостоящим в обслуживании автоматам. А нужно к ребенку уже с первых дней относиться как к личности. И не сюсюкать, и не жалеть.

Любить и пояснять, любить и поучать – вот что должно.

Но не восхвалять перед остальными.

Джип тронулся и медленно покатил в сторону троллейбусной остановки.

Глава 21

В социальных сетях у меня завязался роман. Можно сказать, coup de foudre[18]. Ее звали Оля, 19 лет, информация профайла: любит длинные пешие прогулки, литературу, лошадей, интересуется походной жизнью, живописью и еще много чем. В том числе Ближним Востоком. Арабами, арабской культурой и доисламской эпохой. Учится на филологическом факультете НУ им. Шевченко, кафедра истории зарубежной литературы. С таким человеком есть о чем поговорить, уверяю вас. Это вам не вертихвостки, сосущие деньги и праздно проводящие время в кинотеатрах и на дискотеках. Весит пятьдесят два килограмма, светлые длинные волосы, обожает кататься на «Лонгборде» летом. Убежденная вегетарианка, никакого мяса, никакой рыбы, только сыры и яйца. Зачем есть мертвечину? Так она говорит. Нашел я ее случайно. Ковырялся поздней ночью и набрел на страницу подруги друга, увидел ее онлайн, на аватарке фотография: она одета в строгое черное платье, в руках держит книгу Курта Воннегута «Бойня № 5», волосы аккуратно зачесаны назад. Ну, я и лайкнул. Как здесь не лайкнуть. На следующий день я пришел с работы, открываю ноутбук и вижу ее добавление в друзья. Ну, я и добавил, как здесь не добавить? И написал я ей, что тоже обожаю Курта Воннегута. Мы долго говорили о Воннегуте, затем болтали о Хэме и Буковски, потом перешли к Кингу, взялись за русских классиков, обсудили немецких философов, даже немного повздорили из-за Канта. Потом мы много говорили о музыке и об изобразительном искусстве, она оказалась ничего так и в архитектуре… не было темы, в которой она бы не разбиралась. Каждое утро я просыпался и открывал ноутбук. Она присылала мне фотографии, ножки, ручки, шея, ключицы, в нижнем белье, присылала свои вегетарианские завтраки, обеды и ужины, прислала фотографию своего автомобиля, прислала золотистого ретривера. И много чего еще прислала. Я попросил у нее номер через неделю. Мы завязали с перепиской и болтали ночами напролет. Наконец, набравшись смелости, я сказал:

– Давай встретимся.

– Сейчас я очень занята, – ответила Оля. – Сейчас некогда. Может, потом?

Через неделю я опять попросил о встрече.

– Еще не время, – ответила она.

Ах да. Совсем забыл сказать: Оля меня постоянно засыпала вопросами про арабскую культуру, современный быт арабов, про религиозные течения, про мои воображаемые путешествия, про президентов-тиранов и политическое положение дел на Аравийском полуострове. Она возмущалась: как это так, Израиль отобрал у Палестины земли и выгнал из собственных домов ни в чем не повинных людей. Как же я врал! Тонны вранья. Письмо за письмом. Я рассказывал ей о своих приключениях в Бахрейне, рассказывал, как однажды в Триполи спас жизнь испанским журналистам, рассказывал про секретные переговоры Башара Асада с президентом Молдавии, рассказывал про поставки урана в Йемен, рассказывал про экзотические наркотики вроде ката и их влияние на восприятие мира. Все эти наркотики, конечно же, я попробовал, а со всеми президентами я, конечно же, здоровался за руку. И мог позвонить кому угодно хоть среди ночи. Хочешь, прямо сейчас наберу министра культуры Ливана Абду Халиля и передам ему от тебя привет? Тот еще прохвост! О да, мой друг, я с ним давно знаком, много чего для него сделал. Так я шутил. Несчастное существо. Болезный. Идиот, коих вы никогда доселе не видели. Лжец. Лжец. Лжец. И еще разок. Много раз.