Анатолий Афанасьев - Командировка Страница 17
Анатолий Афанасьев - Командировка читать онлайн бесплатно
— Ну и как?
— Обманули. Подло обманули.
Мальчик, выражая искреннее сочувствие, присел рядышком на песок, открыл было рот, но возникший за спиной отец положил ему руку на плечо.
— Ты что, не слышал, тебя зовут? — спросил, дружески мне улыбаясь. Видный мужчина, лет тридцати трех, со скульптурным телом и нежной белесой бородкой.
— Не ругайте его, — попросил я. — У вас очень умный мальчик. Он мне на многое открыл глаза.
— Трепать языком он мастер, — согласился мужчина, — только дай волю заговорит любого до родимчика.
Шурик обиженно вскинул голову:
— Папа!
— Что — папа? Тебя зовут, а ты как глухой. Неприлично приставать к незнакомому человеку. Извинись и пойдем… Вы откуда приехали, товарищ, не из Москвы случайно?
— Из Москвы.
— Земляки! — воскликнул мужчина с внезапным воодушевлением. — Слышь, Зина (жене), тут из Москвы товарищ!
Зина восторженно захлопала в ладоши. Эмоциональная какая семейка.
— Здесь, пожалуй, полпляжа москвичей, — холодновато урезонил я земляка. Я не искал знакомств. Он не обратил внимания на мою холодность, представился: — Юрий Кирсанов.
Через пять минут я как-то ненавязчиво был перемещен ближе к пледу и обласкан вниманием Зины Кирсановой, женщины, про которую в тридцать лет можно было точно сказать, какой она будет в восемьдесят — такой же добродушной, румяной пышкой; а еще через десять минут мы с азартом резались вчетвером в подкидного дурака. Попутно Юрий с увлечением рассказывал про свою жизнь.
Я верил каждому его слову, верил, что он настоящий топковый работник и у него масса рацпредложений, и понимал, клокочет он несколько легкомысленно оттого, что не привык отдыхать, не умеет отдыхать, бездельничать не умеет, как не умеют отдыхать многие истинные работники, мастера и первопроходцы.
Не научились, времени не было. Пустопорожнее затянувшееся лежание на брюхе трепало нервы начальнику смены Юре Кирсанову, и он рад был любой разрядке.
Я не понимав только, почему я должен перекидываться с ним в подкидного дурака. Тем не менее мы в паре с Шуриком легко выиграли четыре партии подряд, отчего доблестный пионер впал в триумфальный шок.
Расстались мы добрыми друзьями, на той стадии, когда еще не меняются адресами, но догадываются, что непременно придется.
В девятом часу я спустился ужинать в ресторан.
До этого ватялся в номере, читал газеты и изредка блудливо поглядывал на белый чешский телефон. Но все-таки удержался, не заказал Москву. А если удержался в первый вечер, то удержусь и дальше.
Я уже не избегал разговора с Натальей, не боялся, что левая рука онемеет.
«Ну-с, — обратился я к ней, изучая меню, — что мы выберем такое вкусненькое и не слишком дорогое?
Что ты предпочитаешь, минтая, рыбу или мясо? Вот, смотри — филе под грибным соусом, и всего-го стоит рубть шестьдесят. Ах, Наташа, — форель! Смотри, форель по-осетински. Любопытно Значит, где-то неподалеку водится форель Не думаешь же ты, и го ее привозят из Осетии. Это с лишком накладно, милая. А пить что ты будешь? Сухое грузинское — по-бутыли, а?
Купим бутылку и располовиним. Вот, пожалуйста, саперави. Укрепляет сосуды, любовь моя… Я бы еще попробовад вон того останкинского пива в маленьких пузырьках, но боюсь, получится ерш. Ты так не думаешь, нет? Скажу тебе прямо, Натали, твоя склонность к противоречиям меня порой бесит. Ты ведь даже когда соглашаешься, с этой своей фальшивой угодливостью, то по глазам видно, что несогласна и готова все сделать наоборот. Разве не так? Хорош бы я был, если бы ты все делала по-своему. Да пожалуйста, делай. Но предупреждай! Существуют санитарные нормы поведения, любовь моя, ты должна о них знать, у тебя же диплом врача. Пусть липовый, но диплом».
— Две бутылки пива, — сказал я подошедшему официанту, — салат из помидоров и лангет. Будьте добры!
— Салата нет и лангета нет, — ответил официант, расплываясь в лунатической улыбке.
— На нет и суда нет. Тогда вот порцию форели.
— Форели давно нет. Это так она обозначена, неизвестно зачем.
Повеяло столичным обхождением, я внимательнее всмотрелся в официанта. Нет, этот добродушный толстячок не станет нервничать и обвинять меня в неуважении к его труду. Нипочем не станет. Доброе лунатическое лицо с легкой дымкой сожаления о бездумно прожитых годах.
— А что есть, посоветуйте.
— Всего много. Возьмите биточки. Или еще лучше — куриную котлету. Фирменная… Можно на заказ сделать рагу из куриных почек…
— Рагу не надо. Биточки, пиво. И кофе.
К девяти часам, когда я по-прежнему сидел за чистой скатертью, ресторан заполнился до отказа, зашумел, задымил. Ко мне за столик подсели две барышнипенсионерки, в меню не заглянули, а сразу интимно зашушукались о ценах на абрикосы и таком прочем.
Па эстрадное возвышение, откашливаясь и поплевывая в саксофон, выползло музыкальное трио. Через некоторое время к ним прибавился пианист — человек во фраке, и тут же грянуло в уши бравурное вступление.
Стало веселей ждать.
От скуки у меня зачесался бок, но я не хотел смущать бабушек нетактичным движением, наоборот, обратился к ним с вежливым вопросом:
— Скажите, вы местные?
— Да.
— А вот в вашем ресторане не бывало случая, чтобы официант принял заказ, а потом пропал без вести, как на фронте?
Бабушки ласково поглядели на меня, потом друг на друга. Одна сказала:
— Не волнуйтесь. Михаил Алексеевич самый лучший тутошний официант. Обходительный, не пьяница.
А что его долго нет, так у нас все медленно двигается.
На отдыхе люди, и от жары разморенные.
Несколько пар танцевало между столиками, и среди них Петя Шутов с красивой высокой девицей.
В моем списке он числится под порядковым номером два. Книголюб. Я его заметил минут тридцать назад, когда он только вошел, и понял, что рабочий день сегодня затянется, потому, собственно, и спешил поужинать и выпить глоточек. Я был голоден, а какая работа на пустой желудок. Когда Шутов входил, я как раз беседовал с расторопным Михаилом Алексеевичем.
С Петей Шутовым пировали двое его друзей, один из них мне очень не нравился, потому что безотрывно пялился на наш стол и мог напугать бабушек своей квадратной физией и чернильным синяком во всю щеку.
Рождает же господь хари для устрашения рода людского, прямо срывайся с места и беги за милицией.
Хотя очень часто, я знаю, за такой вот корявой бандитской мордой прячется кроткая голубиная душа, Поэтическая, как хризантема.
— Михаил Алексеевич, — обратился я к официанту, подавшему на стол вазочку с хлебом, — нельзя ли чутьчуть поторопиться?
Официант от удивления икнул и с видимым усилием согнал с лица улыбку блаженства.
— А вам что же, спешно?
— Очень. Боюсь не успеть.
— Тогда я мигом, не сомневайтесь, — и ушел, в скорбном недоумении разводя руками.
Одна бабушка мне сообщила:
— Вы не сомневайтесь, он верно говорит. Это родственник Клавки, работящий человек. У него любая работа прям горит в руках. Давешний год новый дом себе справил, считай, один трудился. Раньше он на заводе управлялся, слесарил, и оттуда грамоту жене принес. Его везде уважают. Жена его, конечно, другое дело… Это уж никто не скажет, что хорошая.
Старушки опять ласково запереглядывались, и по морщинистым добрым их лицам пробежала печальная тень. От одной к другой. Как платками поменялись.
— А вы между собой тоже родственники?
Обе заохали смущенно:
— Никакие не родственники. Соседки. Дома рядом. Прожили соседками и в землю рядышком ляжем.
Мне уж давно местечко присмотрено. Только сперва я, Ксюша, а потом уж и ты.
— Нет уж, Акуля, сперва я, а ты меня догоняй.
Тихий, доверительный разговор, любо-дорого послушать. Михаил Алексеевич принес закуски: мне пиво, а старушкам — графинчик рубинового вина, хотя они ничего не заказывали.
— Горячее подавать? — спросил у меня официант.
— Подавайте с богом.
Старушки оживились, разлили в рюмочки по наперстку, поклонились мне одновременно, выпили и утерлись ладошками, сухими, как зола. Какая прелесть! С места бы не встал. Я тоже выпил пива и зажевал черным хлебушком.
Петя Шутов танцевал третий танец все с той же девицей и на меня не смотрел, зато она поглядывала.
Да и я поглядывал. Красивая девушка — ноги, грудь, томное запрокинутое лицо, волосы пышной короной — все при ней, и к Пете жмется, обвивает его ивой плакучей.
Тем временем одна из старушек развязала узелок, который она прятала неизвестно где, разложила на столе помидоры — каждая помидорина с голову ребенка — вяленую рыбу, крупные темно-синие сливы, сочащиеся желтым светом три груши.
— Кушай и ты, солдатик, — сказала мне. — Все свое, не купленное. Угощайся!
Я не стал манерничать. Старушки вторично разговелись. Я отведал их угощения, и они посчитали возможным начать расспросы.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.