Владимир Мальцев - О том, что сильнее нас Страница 17

Неудивительно, что в том состоянии, в котором мы добрались до кордона, не хотелось уже вообще ничего: ни переодеваться в сухое, ни печку заводить. Сесть вот на крылечке (точнее, на чём попало вокруг того пятачка, который играет роль крылечка) — и десять минут отдохнуть, прийти слегка в себя, ощущения там всякие переварить… Перекурить в тишине. Разбазировать последнюю заначку на триста грамм рябиновки… Торжественно её скушать за здоровье оной особы, кем бы та ни случилась. А уж потом прокричать троекратное «ура», а то и что покрепче — и удалиться спать.

Это всё пока предположения, в том виде, как они виделись в момент подхода к избушке. Действительность, разумеется, свои коррективы внесла, и нехилые. За ту минуту, пока снимались лыжи и рюкзаки, с неба как будто тряпочкой стёрли все тучи и даже отдельные облака. Утихли последние намёки на ветер, вызвездило, как на югах… И вот когда на сцене появилась та самая последняя бутылочка и рябиновка забулькала в кружки — был выполнен и особо нахальный утрешний Машин заказ: на небе зажгли очередное сияние. Цветное! На всё небо! Яркости, цветности и красоты – неописуемой!

Впрочем, последнее-то как раз и не очень удивительно: насколько я понимаю, данное сияние было чуть ли не самым масштабным и ярким в столетии, и когда мы вернулись в Москву — о нём гремели на всех астрономических сайтах. Ещё бы! Когда сияние видно на засвеченном небе городов, в том числе таких южных, как Берлин, Лондон и даже Вена, — это нечто. Собственно, помянутый парад планет, по-видимому, здесь тоже оказался не так уж ни при чём: в том, что из Солнца выдрался здоровый кусок короны, парад планет вполне может быть и повинен, а в том, что этот кусок прямой наводкой шарахнул по Земле, — вполне может быть и вина «присоединившейся» к параду Луны.

Это я вот к чему: само сияние, необычайная там яркость, поразительная цветность, так или иначе объяснимы, а вот несколько менее очевидных фенечек — чорта с два. Я немножко понимаю физику всей этой иллюминации. Так что попробую изложить своё видение расклада. Два главных класса элементов сияний таковы: молочно-белые дуги, протянутые вдоль силовых линий магнитного поля Земли, в которых светится водород, активируемый протонами, а также ленты со столбами, идущие вкрест силовых линий поля и видимые всегда более или менее на Севере, в которых электронами активируются атомарный кислород (серо-зелёный цвет), молекулярный кислород (сине-зелёный цвет) или молекулярный азот (малиново-красный цвет). Остальные элементы могут быть различны по форме и по структуре, но цвета те же, что для лент. Теперь о том, что было нарисовано на небе. Точнее — о том, что видели наши глаза. Речь о том, что и как увидел фотоаппарат, — впереди, и там всё ничуть не менее смешно. Итак, протонных дуг в разные моменты времени было от десяти до двадцати. Начинались они строго в зените и расходились во все стороны. Лента со столбами висела одна, на высоте около пяти градусов. Сплошная. Вокруг всего горизонта. Остальное небо было покрыто круглыми пятнами густо-красного с переходом на фиолетовый цвета. По Лёшиной записке (я опять заставил всех описать наблюдения независимо): «Полное ощущение, что сидишь внутри нераскрывшегося гриба-мухомора, на котором просвечивают и пятна, и пластинки, и даже бахрома по низу шляпки». Прочие записки — в том же духе. Суммируем. Наблюдаемая картина могла возникнуть в одном-единственном случае. При наблюдении непосредственно с магнитного полюса, до которого все ж таки не одна тысяча вёрст. Ха-ха. Ну, или же если один из значимо крупных кусков того протуберанца шарахнул непосредственно над нашими головами, причём оказался столь велик и плотен, что пробил в ионосфере вполне конкретную дыру немалых габаритов. Что ещё забавнее.

Вторая фенька. Как только первичный восторг от столь роскошной иллюминации схлынул, а рябиновка закончилась, вполне естественным было попробовать провести немножко просветительской работы и продемонстрировать молодняку, какие финты и кульбиты выделывает магнитный компас в такие вот моменты. Но — стрелка компаса уверенно показывала на север и даже и не думала шевелиться. Не было никакой магнитной бури, и хоть ты тресни! А значит — и сияния быть не могло… И уж тем более не могло произойти удара плазмы над нашими головами, достаточно мощного, чтобы пробить ионосферу и настолько исказить поле, чтобы образовался «дополнительный полюс»… В общем и целом – чушь собачья.

В общем, посмотрел я на компас да и убрал его подальше, даже не заикнувшись о планировавшейся лекции. А взамен вытащил фотоаппарат и начал снимать. В смысле, портить плёнку. Твердо зная, что выйти не может ничего — плёнка стоит слайдовая, чувствительностью сто единиц, выдержка более двух минут невозможна в принципе, уж очень быстро всё на небе меняется, а с такой выдержкой даже ярчайшие звезды не смогут проработаться. Вот тут-то и началась фенька третья, пожалуй, самая смешная. Конечно, не сразу, а когда плёнку проявили. Хрен там портить. Шесть кадров, как и положено, совершенно черны, зато седьмой — экспонирован идеально. Пожалуй, просто один из лучших моих снимков за все времена. Только вот нарисовано на нём нечто, принципиально отличное от того, что видели наши глаза, и при этом ничуть не менее еретическое с точки зрения физики. Да, эпицентр сияния теперь не в зените, а за горизонтом, как и должно быть. Но не за северным, а за западным! Протонных дуг нет вообще, зато лент — две. Все виденные цвета на месте, но есть ещё несколько: ярко-жёлтый, насыщенно-синий, оранжевый и др. Абсолютно невозможные для сияний. Да, звёзды, кроме нескольких самых ярких, не проработались. Но само сияние, да и его отражение от снега оказались многократно ярче ярчайших звёзд! Тоже ведь не бывает такого. Верхние слои атмосферы всё же не газосветная лампа. Наконец, последнее. Готов поспорить с кем угодно и на что угодно, что ставил на аппарат объектив «рыбий глаз», обсуждая сию операцию со всеми присутствующими. Специально примеривал углы охвата и пришёл к выводу, что нужен максимум. Снимок же очевидно сделан широкоугольником двадцать пять — сорок пять из моего же арсенала, на фокусном расстоянии около тридцати двух, то есть даже не на максимальном для него угле. Это видно не только по геометрии кадра, но и по качеству. В отличие от «рыбьего глаза» этот объектив качеством не блещет, а то карточку можно было бы печатать раза в два больше форматом. Впрочем, именно из-за неправильного объектива кадр и получился художественно хорош: избушка на переднем плане и голые лиственницы на среднем не искажены, а пространство имеет глубину. С «рыбьим глазом» кадр проваливался.

Хотя вот здесь-то как бы и не на что жаловаться. Потому как снимок, сделанный неведомо кем, неведомо как, да ещё и объективом, который лежал себе в сепульке, но почему-то оказавшийся на моей плёнке и в моей камере, — хотя бы по одному признаку таки может считаться моим. Как любил приговаривать один американский писатель-фантаст, он же одновременно анархист и ничуть не менее одновременно пропагандист военной дисциплины в обществе, в общем, Роберт Хайнлайн: «Везение — термин, которым лентяи и неучи обозначают результат упорного труда и тщательной подготовки». Я всегда ну очень хотел отснять красивое сияние, и потому всякий раз, попадая зимой на Север, в первый же день прикидывал, как буду снимать, если вдруг покажут. Надо же проложить тропинку к месту камеры, утоптать там площадку, попросить людей не портить снег там, где будет «наземная часть композиции»… В общем, подготовленная точка у меня была и кадр был сделан с неё, а потому — условно мой. В соавторстве с кем-то. Как только узнаю, с кем, начну указывать, а пока посмеиваюсь, когда мне объясняют, как мне повезло это снять. Тем более — зная, что именно это сияние фотографировали по всему миру многие тысячи. А лучший кадр — мой. Пополам с кем-то.

Вот, пожалуй, и почти все удивительности, которые произошли во время этой незабываемой вылазки. Разумеется, на следующий день, последний в экспедиции, никакого выхода в пещеру у нас не получилось. Вытащить ребят из избушки было решительно невозможно. То есть, я сам всё же вылез. Более того — надел лыжи и заложил вокруг того останца, в котором расположены Ломоносовская и Олимпийская, кружок. Так, порядка на километр шире, чем все наши приключения. Ни одного следа — не пересёк, кроме мышиных, лисьих и птичьих. Ни той лыжни, ни той волчьей стёжки, ни-че-го. Всё, как должно быть. Тайга как тайга. В которой, кроме нас, — двуногих нету.

Напомню ещё раз, что приблизительно десять процентов из описанного враньё, но враньё, не нарушающее ни логики событий, ни общего восприятия. Остальное правда. Местами доказуемая, местами нет. Никаких доказательств приводить не буду ни на один эпизод. Принципиально. Даже не приведу ни одного сравнения четырёх бумажек. И не потому даже, чтобы не начали пытаться высосать из этого информацию для употребления в шарлатанстве всяком… Главным образом — по причине намёка, поступившего сутки спустя, ранним утром.