Эльмира Нетесова - Судьбы в капкане Страница 17

— Мишка! Когда женишься, свободного времени тьма появится. По себе знаю. На бабу все заботы и хлопоты перейдут. Сам только отдыхай! — зашелся Хасан.

— Знаю я этот отдых. Мои друзья женатики проговариваются. А и сам не слепой, видел. От такого отдыха добровольно в могильник сбежишь. И всех покойников уговоришь не подпускать жену к себе ближе, чем на пушечный выстрел. Да и соседей слышу и вижу. Тоже хвалиться нечем. Я себе такой доли не хочу.

— Ладно! Пока ты не обдумал свое будущее. Но жизнь идет. Я прошу тебя, подумай! Через недельку позвоню.

Мишка положил трубку, вздохнул с облегченьем. И сказал матери смеясь:

— Ну, забодал папашка! Достал до печенки. Выкручивался, как мог. А он свое — женись и все на том!

— Я слышала! Да только говорю тебе, не верь ему ни в одно слово. И в этом деле не без подвоха. Неспроста в сватовство с ушами влез. Он раньше таким не интересовался. Хочет Аслана из зоны взять? Вот пусть и женит его на этой.

— Она за него не пойдет. Предлагал он этот вариант. Да им не нужен судимый. Не захотели позорить семью. Выходит, что та девка не без гонора. Цену себе знает.

— Скорее не сама, отец за нее решает, — ответила Катя, и оба услышали звонок в двери.

Сын с матерью переглянулись. Они никого не ждали. Михаил открыл и пропустил в прихожку молодую женщину с ребенком и пожилого человека. В руках у них букет цветов и тяжеленные сумки.

— Вы к кому? — растерялся Мишка.

— К вам!

— Вы, наверное, ошиблись…

— Катя здесь живет? — спросил мужчина.

— Да, это моя мать! — подтвердил Михаил.

— Где она?

— У себя в спальне.

— К ней можно пройти?

— Конечно!

— Здравствуйте! А вы меня не узнаете? — подошла женщина к Екатерине, обняла, словно родную.

— Я — Мадина! Вы из-за меня остались без ног. Меня от смерти спасла, а сама чуть не погибла, — прижалась женщина к Кате.

— Сколько лет прошло! Ты совсем большая стала, девочка моя! — целовала Мадину Катя, и слезы лились ручьями из глаз женщин.

— Как же изменилась ты, кукленок мой! Взрослая теперь. Встреть тебя на улице, ни за чтобы не узнала. Помнила малышкой, — побледнела Катя. Мадина, приметив, усадила ее в кресло, сама присела на низкую табуретку, гладила руки женщины, не без слез смотрела в усталые глаза, на частые морщинки, опутавшие лицо паутиной, на горькие складки в уголках губ.

— Прости меня. Я во всем виновата. Я изувечила всю судьбу, исковеркала жизнь. Ведь ты была молодой и красивой. Мы все любили тебя. А я была совсем глупой, — уткнула лицо в Катины ладони.

— Я много раз хотела прийти, но боялась, — призналась Мадина.

— Чего?

— Проклятий, упреков, я заслужила их.

— Проклинают врагов. А я тебя всегда любила и никогда, ни в чем не винила. Лучше расскажи о себе, забудь прошлое. Уж так случилось, что за твою жизнь поплатилась ногами. Но если б тебя не стало, было бы много хуже. Я истерзалась бы и сошла б с ума. Да и твой дед не пережил бы того горя.

— Он недолго пожил — всего полгода — и умер, все корил, ругал себя. А я закончила мединститут. Вышла замуж. Мой муж работает послом России в Германии. Я — врач. У нас сын — Тимурий. Он в этом году пойдет в школу. Все нормально сложилось, а вот покоя нет. За тебя гложет совесть. Все годы лежит на душе тяжесть вины.

— Пустое себе понадумала. Сама посуди, как можно было спокойно смотреть, как на ребенка мчится поезд. Ведь машинист не мог остановить состав на той скорости, а и расстояние было слишком маленьким. Впрочем, я тогда о том не думала. Все случилось само собой. А значит, так было нужно. Меня никто не просил, не толкал. Я сама мать. А тебя больше всех любила. Ну, а что случилось, того уже не исправить. Зато ты жива! — улыбалась Катя, гладила голову, плечи Мадины. И спросила:

— Как же удалось институт закончить? Ведь твои родители не жили вместе?

— Отец, когда ты меня спасла, узнал все от деда. Оно и по городу слух прокатился мигом. Отца с матерью на каждом шагу осуждали и позорили. Соседи и даже чужие люди хотели удочерить меня. Друзья от них отвернулись. Ну, а деду вовсе прохода не было. Чего только не услышал человек, его не пощадил никто. Он не смог сжиться с позором. Сам себя исказнил. Ну, а отец, узнав что случилось, тут же забрал меня к себе. С матерью они так и не помирились. Он не отдал ей меня, хотя она и не очень настаивала. Иногда навещала. Привозила игрушки, конфеты, платьишки, но не было тепла. Она отвыкла от меня, а может, никогда не любила. Впрочем, я тоже не тянулась к ней. Не знаю, в чем дело. Отец с того дня будто проснулся и лет десять никуда не отпускал от себя. Боялся случайностей и не разрешал одной куда-нибудь отлучаться. У меня появились и отчим и мачеха. Они были лучше своих, родных. Уже хотя бы потому, что не сюсюкали. Были честны не только на словах. Учили всему, что умели сами. И старались, спасибо им за то, пореже вспоминать тот день. Я трудно пережила его еще тогда. Получился срыв, истерика, пропал сон. Нервные судороги одолели. Скручивало меня в штопор, я выла от боли, а врачи долго не могли мне помочь, — заплакала Мадина.

— Я помню, как часто болело сердце. А мать навестила в больнице и сказала:

— Ну, что делать? Умирай. Зря тебя спасала та женщина. Видно, от судьбы не уйти, коль на роду написано умереть в раннем возрасте. Лучше б ты тогда ушла. А то сама мучаешься и нас извела вконец…

— Когда врач узнала, перестала пускать ее ко мне в палату. Зато мачеха и отчим заботились. Два года меня трясло.

— Бедная моя девочка! — обняла Катя гостью.

— В школу тоже брать не хотели. Ведь я заикалась. Учителя предупреждали, что дети станут дразнить, это меня и добьет вконец. А знаешь, как от заиканья избавилась? — улыбнулась Мадина и, повеселев, продолжила:

— Иду я в школу за руку с отцом. На мне — новехонькая форма, бант на всю голову, туфли с бабочками, портфель скрипит. И вдруг из чужого двора прямо из подворотни на нас вылетела собачья свора, десятка два псов разного калибра и масти, все к нам кинулись с лаем, воем, рыком. Я от страха побежала куда глаза глядят. Не знаю, куда спрятаться от своры, а она беснуется вокруг меня. Я споткнулась, упала, да как заорала во всю глотку. Псы от меня врассыпную в ужасе разбежались тут же, а я валяюсь в пыли, зажмурившись, и кричу, боюсь, что сейчас собаки жрать меня начнут. От своего крика не услышала, что псов давно нет. Что я их перекричала. А когда открыла глаза, рядом отец стоит и улыбается, радуется, что кричу, уже не заикаясь. Клин клином вышибло. Отряхнул он меня, умыл у колонки и отвел в школу. С того дня и логопед не понадобился, нормально стала говорить, — вспомнила Мадина. И продолжила:

— А с седьмого класса каждое лето работала санитаркой в детской больнице. Мачеха как-то попрекнула, что я дорого обхожусь семье. Я пошла работать. А когда втянулась, не ушла из больницы. Днем училась, а вечером работала. Часто ночевала в больнице. Вот так и привыкла, втянулась, а когда пришло время поступать в институт, меня сами врачи готовили к экзаменам. Когда пришла сдавать, а они все в экзаменационной комиссии. Только одного человека не знала. Вот так вытащила билет и ответила без подготовки. И другие экзамены так же. С первого захода поступила. Но даже в студентках санитаркой работала. Только на третьем курсе стала медсестрой. А уж потом педиатром.

— А где с мужем познакомилась? — спросила Катя.

— Поехала в ординатуру поступать, а вместо этого замуж вышла, — рассмеялась Мадина.

— Пошли мы с подругой по Москве погулять. А день жаркий, вот и зашли в кафе, мороженое взяли. Мы уже прилично походили, устали так, что ноги гудели. А тут двое парней подошли, спросили разрешенья и подсели к нашему столику. Мы не спешили, они тоже не торопились. Так вот и разговорились. Познакомились. Смешно все получилось. Когда уходить решили, нам предложили прогулку по Москве и пригласили в машину. Мы ни в какую. Оно и понятно, первый раз увиделись. А ребята поняли и предложили подвезти в гостиницу, где мы остановились. Как-то так они предложили, что мы и не подумали отказаться. Добираться в комплекс «Измайлово» далековато, с несколькими пересадками на метро. Вот и сели в их «Волгу». А через пару часов они позвонили. Предложили в театр сходить вместе. Я весь спектакль проспала на плече у Анатолия. Устала или скушным был спектакль, но так неловко было мне. А ребята нас в кафе привели. Там почти до полуночи просидели и нас отвезли в гостиницу. Утром, едва проснулись, горничная принесла от ребят букет алых роз. В нем записка:

— Ждем вас внизу, в холле, приглашаем вместе позавтракать.

— Мы уже без сомнений тут же собрались. Так продолжалось недели две. И Анатолий сделал мне предложенье. Я уже знала о нем все и о себе рассказала. Моя подруга тоже вышла замуж за друга Толика. И тоже стала женой посла только в Румынии. За все годы мы с ними всего один раз виделись. У них дочка, ровесница моего сына.