Геннадий Прашкевич - Русская мечта Страница 17

6

Катерина улыбнулась.

Перед Семиным оказался прибор Колотовкина, он его отодвинул.

Красивые пальцы Катерины сжимали серебряную вилку. Любая женщина при появлении незнакомого человека отложила бы вилку в сторону, но не Катерина. Улыбнувшись Семину, она продолжала аккуратно объедать кусочек наколотого на вилку копченого мяса. Белые ровные зубки работали ровно и весело. Она ничуть не походила на Джиоконду. А слабый аромат… Да, конечно, ультравиолет… Почему это видят в Джиоконде совершенство? – подумал Семин с непонятным раздражением. Совершенство бывает только в жизни, когда все живет, все бесконечно меняется…

– Ну и куда мы с вами поедем?

– А вы согласны? – Семин нисколько не удивился.

– Только не в Заир, – улыбнулась Катерина. – Хип-хоп и все такое прочее. Мне Павлик предлагал поехать в Заир. С веселым другом барабаном. И другие всякие. А вы? – Катерина говорила с улыбкой, но Семин улавливал скрытую опасность.

– Еще не знаю.

– Тогда и не говорите. Все равно не успеете.

– Виталий Колотовкин – ваш муж? Он скоро вернется?

– Разве у Джиоконды был муж? – Катерина произнесла это с полной серьезностью.

– Не думаю. Кажется, нет. По крайней мере, не слышал.

– И я не слышала, – произнесла Катерина серьезно.

Она чувствовала на себе завороженные взгляды застывших за буфетом девчонок обслуживания, для которых главным на свете были сегодняшние цены на хлеб и на молоко, и опять улыбнулась:

– Мне нельзя говорить с посторонними. Виталик запрещает.

– Почему?

– Да всегда сморожу какую-нибудь глупость.

– Но вам же хочется поговорить? Нельзя же молчать все время.

Она красиво (явно не для показухи), откинула голову, сразу увидев дальний берег в дымках из труб (Благушино), и металлически поблескивающую под лучами солнца корму затонувшей баржи, и девчонок обслуживания, с обожанием разглядывавших ее. И Семина, конечно, увидела. Каким-то особенным, внутренним, присущим только женщинам взглядом.

– Конечно, хочется.

– Ну так что же?

– Раньше я много разговаривала.

– С кем?

– С Жюли.

– Это кто?

– Кошечка.

Наверное она услышала понравившееся ей имя в каком-нибудь сериале.

– В Рядновке у меня Жюли выходила из дому на улицу прямо через форточку. Если дверь заперта, прыгала мне на плечо, с плеча в форточку, а оттуда в садик. Ее боялись собаки. Наверное, понимали, что я задушу любую, которая нападет на Жюли. Не надо было мне брать Жюли в Томск, а я взяла.

Чувствовалось, что Катерине приятно повторять имя кошки.

– Было жарко, пришла подружка. Гостиница в центре, тихая. Кондиционеров нет, мы с подружкой все с себя стащили, – в глазах Катерины появилось какое-то мрачное торжество и Семин понял, что сам готов немедленно стащить с нее все. – Ни лифчиков, ни трусиков. Ничего. Когда принесли ликер, мы выпили по рюмочке и стали есть мороженое, а Жюли прыгнула мне на плечо, даже поцарапала кожу, и с плеча махнула в форточку. Мы выпили еще по рюмочке. Виталику сладкий ликер привозят из Таллинна. Я спрашиваю: «В Томске много собак?» – Подружка спрашивает: «А чего?» – «Они там не задерут Жюли??» – А подружка вдруг положила себе руки на груди: «Чего им драть дохлую-то? Мордой-то об асфальт-та». И до меня дошло, что мы на пятом этаже. Я же говорю, я – блондинка. До меня не сразу доходит. – В зеленоватых глазах Катерины появилось что-то влажное и мрачное, как темная грозовая туча, напитанная неистовым электричеством. – Я сразу вспомнила, что мы не в Рядновке. Выскочила на балкон, кричу вниз: «Не видели кошечку?». А там мужики курили и стоял милиционер. Конечно, все остолбенели, а милиционер даже честь отдал. Дескать, какую кошечку? Это у которой мордочка, как у бульдога? – «Ага», – кричу. – «Да вон она валяется».

– Сочувствую, – сказал Семин.

– Правда?

– Да.

– Ее звали Жюли. Вы бы в нее влюбились.

Он кивнул. Он еще не понимал, какая ужасная грозовая туча медленно шла над ним, погрохатывая негромким смехом. Но предчувствие скорых перемен грозовыми вспышками освещало замершую землю.

– У моей подружки тоже потом случилось. Через неделю после свадьбы позвонила домой. «Мам, – говорит, – ну, прям не знаю, что делать! У нас тут такая семейная сцена разыгралась, ну прям ужас!» – В глазах Катерины появилось что-то совсем уже грозовое. – «Успокойся, дочка, главное не расстраивайся, – говорит мама. – В каждой семье случаются конфликты». – «Да я и не расстраиваюсь. Вот с трупом что делать?»

Катерина засмеялась и Семин понял, почему Колотовкин запретил рядновской Джиоконде разговаривать с незнакомыми.

– У меня есть теория…

Он не понял, дошло ли до Катерины слово теория и правильно ли блондинка его поняла, но щеки Катерины слегка покраснели и он ясно представил ее рядом с подружкой на балконе («Жарко… Даже без лифчиков…»).

– Все люди делятся на две группы.

– На блондинок и на брюнеток?

– Нет. На имеющих душу, и на не имеющих душу. По моим наблюдениям, последних гораздо больше. Из-за них на земле происходит все плохое. Сами знаете, что с одними людьми почему-то хочется говорить, улыбаться, держаться доверительно, а другие как обезьяны. Они только машут хвостами и берут взятки. Им покажи сто долларов, они за сто шагов виляют хвостами.

– А другие?

– А другие нет. Им покажи купюру в миллион долларов, они все равно не станут хвостом вилять.

– А что им надо показать, чтобы завиляли?

Семин не выдержал:

– Джиоконду.

Катерина опять немного покраснела. Но сравнение ей понравилось.

– У вас, наверное, есть душа.

Семин замолчал, несколько разочарованный.

– А вы знаете, – спросила Катерина, – что в Африке кулинарное искусство часто передается по наследству? – Наверное она считала, что ведет милую светскую беседу. – У них сын готовит отца. Ну, в смысле, обед из него готовит.

– Это вас Колотовкин такому учит?

Она не удивилась вопросу:

– Нет. Дядя Шура.

– Какой дядя Шура?

– Он в котельной работает, – Катерина улыбнулась. – Выпивает с Гришей Зазебаевым и рассказывает всякое.

Она так повела загорелым плечом, что Семин искренне позавидовал неизвестному Грише Зазебаеву и дяде Шуре. Слова Кузнецова странным образом подтверждались. Какой-то Шурка, однофамилец Сакса, оказывается, впрямь работает в рядновской котельной. Но вот что точно – одни люди действительно виляют хвостами, увидев зеленую купюру, а другие крутят хвостами, только увидев Джиоконду. А вот что может заставить вилять хвостом саму Джиоконду?

– Хотели бы вы отсюда уехать?

– С острова? – не поняла Катерина.

– И с острова. И из Рядновки. Вообще уехать.

– Да нет, – ответила Катерина с некоторым сомнением. – Мне предлагали. Куда ехать, если все есть?

– Действительно все?

– Конечно. Я же сама беру.

– Берете от Виталия Колотовкина? – уточнил Семин.

– Ну, почему же? – ответила Катерина с ошеломляющей простотой. – Не только.

Внизу у причала взвыла сирена, застучал мотор, послышалась громкая немецкая речь. Всплеснув руками, Катерина вскочила и, не попрощавшись, даже не извинившись, бросилась вниз по лесенке, потом по береговой тропинке. Семин видел мгновенный изгиб бедра, длинную ногу, то выброшенную вперед, то откинутую назад. Она не виляла хвостом. Рядновской Джиоконде этого не надо.

– Заплатить за нее? – улыбнулся Семин потрясенным девчонкам обслуживания.

– Да вы это чего! – дружно и необидно засмеялись они, показывая деревенские неровные зубы. – Виталия Ивановича не знаете?

Пыхтя поднялся на террасу Элим.

– Уплыл кореш, да? – он имел в виду Кузнецова. – С Катькой познакомился? Классная баба. Только классные бабы, учти, в высшей степени ненадежны. Люби уродок, как юрист говорю. Они верные. Потому что уродство на всю жизнь, а красота быстро проходит.

Отступление третье. «Зимние витамины»

1989–1996

1

Отец постарел.

Он сильней, чем раньше, прихрамывал.

При волнении выпучивался, нездорово поблескивал раненый глаз.

Говорил Иван Витольдович все больше о шахтерах, перекрывающих Транссиб, о постоянных задержках зарплаты, растущей дороговизне, о том, как страшно включать телевизор. Месяц назад убили в подъезде профессора Арановича, а при нем и денег не оказалось. Вывод войск из Афганистана отец считал непродуманным (как когда-то ввод), гибель атомной подводной лодки «Комсомолец» его совсем надломила. «Ты вот был в городе. Там, говорят, студенты вышли на улицу?» – «Да они с нее не уходили, – смеялся Виталий. – Они очередь за водкой занимают с пяти утра, а потом продают».

Впрочем, Виталий сам многого не понимал.

В «комках» изобилие экзотичных продуктов, в больших бутылях мерцает голландский спирт, на перекрестках нежный аромат шашлыка. Зеленеют, краснеют, алеют холмы, горы, пирамиды фруктов, баночное пиво украшает витрины. «Объект охраняется подразделением вневедомственной охраны». Виталий фыркал: раньше такие объекты охранялись законом. Да и что там охранять? Раскрошенный кирпич, торчащий ржавый металл, вспученный асфальт, грязь, бумаги, консервные банки, газеты, тряпье, пыльные переулки.