Олег Журавлев - Соска Страница 17

— Вернемся к баранам, Гена. Прочитал лейтеха его заяву, пообещал, что разберется. А сам мысленно с хохоту помирает. Ну, ты представляешь: для человека, незнакомого с этим делом, прочитать заявление о женщинах-мутантах и про все остальное.

— Ну, понять его можно…

— Да, можно. Однако заявление есть заявление, подшивается. А жена этого лейтехи ходила в любовницах хмурого такого полковника из «этих», как ты выражаешься, войск. Пусть Кроль у него будет фамилия. Он, кстати, умер от инфаркта в прошлом году.

— Ну, это уже ты внаглую сочиняешь, Степа. Может, и правда твои рассказы чего-нибудь стоят? Король какой-то, инфаркт. Гладко стелешь, детально!

— Может, и стоят. Может, и стелю. Только ты слушай, не перебивай. Лейтеха рассказал про забавное заявление жене, жена — любовнику, а тот в полу-шутку заинтересовался. Таким вот странным образом и попал Алеша к «этим» в работу. Полковник вызвал его к себе, взял на понт, понял, что парень не шутит. Ну, и обработал профессионально. Не яд Алешины железы вырабатывают, а новое слово в отечественной медицине. Надо скорее сдавать анализы, обследоваться, «получше узнать свой организм». Поделиться «даром» с отечественной наукой. Зарабатывать на этом начать, в конце концов. Чем черт не шутит! Алеша согласился. А как же иначе? Во-первых, понял, что есть у полковника аргументы, чтобы его убедить. Двенадцать почти мокрых дел на совести. Сам покаялся, а в тюрьму не хочется, страшно. Ну, а во-вторых и в-главных, интересно: что за процессы в самом интимном месте происходят?

— Ты, Степа, не писатель. Ты поэт.

— Ага. Сказочник. Баснописец. Ты слушаешь или нет? Выяснилось, что и вправду необычные у молодого человека тестикулы. Загадочные. Удивительные гормоны вырабатывают, уникальные. А любой яд, как известно, пользу может приносить. Чем более редкий яд, тем более тяжелые болезни вылечивает. Так вот, врач, который Алешу обследовал, старый и верный приятель Кроля, предположил, что в яичках у пациента не что иное, как лекарство от СПИДа. А СПИД тогда был очень популярной темой. Конечно, требовалась лаборатория, многие месяцы экспериментов и, главное, много материала.

Кроль решил время не тратить, а продать Алешу за границу. Времена такие были. Люди в жизнь здесь не верили, а заграницу боготворили, ну, ты помнишь.

— Степа, я заслушиваюсь. Просто за-слу-ши-ваюсь! Выпьешь все-таки коньячку, чтобы горло промочить?

— Отстань, Сергеевич! Слушай дальше. Сказано — сделано. Продал. Вот и пропал твой подозреваемый.

«Там» его начали изучать по полной программе. И вскоре выяснилось: если Алешиного семени побольше получить, то можно всерьез заняться разработкой препарата от СПИДа. Представляешь? Что-то там у нашего соотечественника такое уникальное организм вырабатывал.

Предоставили Громову дом и зарплату приличную. Живи и радуйся. Не знаю уж, кем там он у них числился в штате. Ну, уж точно не дегустатором вин. Наверное, просто «кадр». Ну, или донор. Вокруг его интимных атрибутов целая лаборатория закрутилась, многим они работу дали. Не один десяток человек на его мужское достоинство молился да супруге по вечерам рассказывал. Думали даже вывесить фото этой штуки на самом видном месте — основатель, почетный член. Да неприлично как-то.

Прошло несколько лет. Хотя лаборатория и секретная была, а утечка информации произошла. Алешиным случаем иностранные спецслужбы заинтересовались. Потом еще кто-то. И еще. Началась на Громова настоящая охота. А охотницы все дамы, что логично. Он бежал, долго скрывался от всех подряд. Жил в подполье. Израильской разведке он все-таки попался. Две профессионалки измывались над беднягой трое суток. Грамм пятьдесят изъяли. Работали, не жалея ни рук, ни ртов, тем более что ядовитое семя активировалось только в особой «женской» среде. Попадание в ротовую полость опасности не представляло.

— Хе-хе-хе. Не в тех руках!

— К счастью, и на этот раз Алеше удалось сбежать. Туда он сбежал, где его труднее всего достать. Куда? Конечно, в Россию. Вернулся и залег на дно. Отшельником стал. А «те» девчушки настойчиво так снятся, не отпускают. Приходят по ночам, просят поласкать волосатые груди. Их ему Кроль на фотографиях в свое время показал. А жизнь проходит. Работы нет, друзей нет, профессии нет, из навыков и умений у него только сам знаешь что. А еще в любой момент попасться можно. Кончилось все тем, что ожесточился Громов, разозлился на судьбу, на людей и начал с «сорными» бабами «воевать». Проникся Миссией. Послан он сверху, чтобы истреблять пьяниц, дворничих. За каждую «ту», из молодости, чистую и светлую, двух поганых «этих» решил «положить».

— Робин, блин, Гуд, будет хуже.

— Будет. А стрелы отравленные. Нигде не работал, днями напролет по дворам да скверикам «плохих» искал. Находил. Сколько их, кстати?

— Восемь. Это те, про которых мы знаем.

— Восемь… Неплохо. Но ищите дальше, по-моему, их больше. Бомжем настоящим стал, спился, изменился до неузнаваемости. Сдвинулся слегка по фазе, конечно.

Степан сделал паузу и поймал взгляд Полежаева.

— А недавно им заинтересовался Одинцов.

— Что? — почти закричал пораженный Усач. — Одинцов? А Пруха-то здесь при чем? С его-то миллионами! И откуда у тебя могут быть ТАКИЕ данные, если ты об этой истории пять минут назад узнал?! Это уж, Степа, слишком. Не верю!

— Не верь.

Полежаев возбужденно забегал по кабинету.

— Пруха… Да даже если эти золотые яйца и стоят там пару сотен тысяч баксов, зачем они Прухе понадобились?

— Значит, понадобились. Ты же знаешь, когда лаве перестает быть целью, появляются цели другие. Власть, например. Или жажда владеть редким, уникальным. А может, подсчитал он, что, получив лицензию на препарат, отобьет в недалеком будущем миллиард. Или просто захотел заработать быстренько пару сотен бакинских. Плохо, что ли, пару сотен тысяч неучтеночки?

— Да нет, не плохо, я разве против?

— Ну, вот и все. А Алексей опустился крепко. Ниже, пожалуй, некуда. Вот такая история.

— Да уж. Последние две его жертвы вообще бомжихи со стажем. Воняют — жуть. Как он их смог! У него от алкоголя, как бы это поприличнее сказать, боеголовка не наводится, наверное…

— Наводится, Гена.

— В смысле?

— В прямом. Поверь мне на слово. А обитает Алеша наш в подвале дома номер десять бис по Демидовскому шоссе. Вы его отмойте, отогрейте и используйте для нашей новой российской науки. А мне еще нужно… Черт! — Степан посмотрел на часы, глаза его округлились. — Дебил!

— Что такое, Норамстрадус? Ты меня не пугай.

— Вот ведь, забыл совсем! Все ты с твоими загадками!

Степан схватил телефон и набрал домашний номер. Полежаев с тревогой следил за действиями всезнающего приятеля.

— Велимир, это ты! — Степан облегченно перевел дух. — Слава богу! Нет, ничего не случилось, малой. Ты что, все еще не в школе? Дай-ка быстро мне маму.

— Мама! Мама! — услышался в трубке до боли родной голосочек.

Тамара взяла трубку.

— Алло?

Голос показался Степану странным.

— Томка, это я. Я у Полежаева, головоломки его решаю. Короче, ты про утреннюю разборку эту мне не напоминай, ладно? Погорячился я. Официально прошу прощения. Все в порядке, пассажир этот свалил и больше, надеюсь, не появится. Слушай, я же там пистолет забыл в спальне, на тумбочке! Ты его спрячь от Велика, пожалуйста. От греха подальше.

После странной паузы он услышал в ответ.

— Не смешно!

В ухо Степану застучались быстрые гудочки.

Исчезновения

Лучшее утро в мире. Хочется улыбаться без причины и говорить добрые глупости. Кухня наполнена солнечным светом и существует отдельно от остального мира. Легкая занавеска раздувается и опадает, а в полураскрытое окно проникает еще свежий, но уже с теплой сердцевинкой ветерок. Снаружи из двора доносятся хлопки дверок машин, чей-то смех. Где-то заливается птица. Заливается так громко, что ее слышно на седьмом этаже. В доме напротив, если посмотреть на окна, которые не отражают солнце, вовсю идет утренняя кутерьма. За занавесками мелькают тени, народ готовится к рабочему дню.

В трусах и с газетой в руке Степан наслаждается дивным утром.

Тамара, присев возле раскрытого холодильника, достает из него всякую утреннюю вкуснятину: масло, варенье, молоко, облегченные йогурты для Велика, банку мясных консервов Джойса, которые она добавляет в сухой корм…

Умопомрачительно пахнет кофе.

Степан смотрит то на жену, то в газету. Пробегает заголовки. Большие страницы неудобные, приходится с ними воевать, чтобы перевернуть.

Тамара вдруг удивленно застывает с консервной банкой в руке. Удивленно хмурится, вчитываясь в этикетку. Ни дать ни взять археолог из фильма про мумии, откопавший не коровью кость.

— Ты видела! — восклицает Степан. — Вот это да. В Пруху стреляли!