Эмилия Пардо Басан - Рассказы Страница 17

— Принц, — сказал он наконец, — опасность, которая угрожает тебе, — женщина, которая постоянно помнит о тебе, она о тебе не забывает ни на минуту. О, человек, о котором помнит женщина, вспоминает она его с любовью или ненавистью, которые в конце концов сливаются воедино!

— Женщина? — с удивлением спросил Юдистира. — Я никого сильно не любил, поэтому не думаю, что кто-то может причинить мне вред.

— Вспоминай, — предупредил его отшельник, — она ударила тебя по руке своей лапой, зубами вцепилась в плечо, лакая своим шершавым языком, в то время как с удовольствием твою кровь.

— Ах, — ответил принц, — ты говоришь о тигрице, которая ранила меня два года назад? Мои люди ее уже убили.

— Не убили, принц, оставили еле живой, не старались больше, чем беспокоился ты о себе. Ты не знаешь, что, когда зверь попробует человеческую плоть, вся прочая пища ей уже не по вкусу, все наши горцы то говорят, когда тигрице понравится вкус, она не только предпочитает ее иной еде, она же много лет идет по следу одного человека, в кого впилась зубами со страшным, ужасным насилием в крови. Тонкое звериное чутье ее не обманет. Ты слышал, Юдистира, так судьба придет к тебе.

Принц опустил голову на руки, и вздох, полный муки, вырвался из его груди. Он плакал о своей юности, которой вынесли безжалостный приговор:

— И никак нельзя этого избежать?

— Есть один способ. Пусть твое царство, твоя слава — все это пусть останется здесь с тобой и все будет предано покаянию. Только тогда я позволю тебе не лишаться милости небес, приложу всю свою силу, всю свою волю и мою добродетель. Если ты это сделал, чтобы все было как раньше, чтобы снова жить во дворце, оставить свою силу, свою власть, то тебя ожидает нечто намного худшее, чем ты можешь представить. Ты станешь в итоге рабом других существ, гораздо более свирепых, чем тигрица — своих страстей, они только и ждут момента, чтобы освободиться. До сего дня тебя звали Справедливым. С этого момента тебя назовут Тираном. Ты не понимаешь, что это возможно, я знаю, что это может случиться, потому что тебя бы растерзал зверь гордыни, и ты бы стал человеком только по виду. Юдистира, моли богиню Кали, чтобы она перенесла тебя в другую сущность. Возвысь сердце, сядь на краю источника, не двигайся, пока птицы делают гнезда в твоих душистых волосах.

Принцу надлежало последовать совету аскета, ему следовало бы стать скромным отшельником, но он увидел, как отвратительная муха попалась на глаза отшельнику, и он, настолько превосходящий ее по внешнему виду и форме, не испугался ее. Принц не мог принять такое отношение к жизни, как к ценности: не мыться, не менять белые туники, когда они становятся грязными, не пить свежие напитки, когда садится солнце. Он поднялся, позвал своих людей, не обращая внимания на то, что уже была ночь, двинулся в обратный путь.

Когда они шли через дремучий лес, случилось так, что его свита отошла в сторону. Принц, испугавшись, закричал, чтобы они подошли к нему, чтобы прикрыли его. Было поздно. Из-за заросшей изгороди выскочила тигрица упругим сильным прыжком, Юдистира почувствовал, как острые белые зубы впились в этот раз не в плечо, а в шею, в его жилах ее горящий язык смешался с теплой и сладкой кровью.

Легенда о башне

Экспедиция была утомительной: мы странствовали по крутым тропам и горным и дорогам, и после того, как завтракали холодными закусками, сидя на поросших мхом камнях каменной крепости, в тени заброшенной башни, принадлежавшей кому-то феодалу, участников экспедиции охватила блаженная усталость, которая погрузила их в сон. Менее поддались сну я и археолог я: он был увлечен изучением этих почтенных камней, а у меня пробудилось воображение и погрузило меня в грезы, совершенно непохожие на обычный сон. Вместо того чтобы расположиться в прохладном месте, по краям окруженном зарослями лавров, мы начали, как могли, подниматься на крепостную башню, карабкаясь по ее неровной беспорядочной каменной кладке, чтобы сесть на ее вершине и смотреть через прелестное окно со средником, покрытое тканью, откуда можно было рассматривать долину и португальские горы, синий амфитеатр, который заключал в себе романтическую перспективу.

Мне была ведома легенда о башне Диамонде, такая, какой мне ее рассказали пастухи, которые пасли свой скот на окрестных пастбищах, виноградари, которые выращивали и собирали виноград в этом старом графстве, но мне, к несчастью, пришло в голову археолога, имеет ли легенда нечто общее с историей, с тем, что произошло по-настоящему.

Он задумался, погладил свою седую бороду и вот что мне сказал, после того как наморщил лоб и снова обратил свой взор на разрушенные стены, которым было не меньше пяти веков:

— Когда мы представляем себе жизнь феодальных сеньоров того времени — четырнадцатого-пятнадцатого века, эпохи, когда были возведены эти стены — глубоко убеждены мы в том, что существовала большая разница между тем, как жили влиятельные люди и простонародье, между торговцем и биржевиком наших дней и крестьянином или каменщиком, лежал двойной ров, который отделял могущественного сеньора Диамонде от последнего из своих слуг и подданных.

— Вот эта башня, — сказал он громко. — Какие удобства, какая спокойная почтенная жизнь скрывалось в ее узких стенах? А для тех, кого мы видим в реальности (реальность тех эпох мы созерцаем только в поэзии) та жизнь, которая текла в Диамонде, и самые бурные страсти, которых было всегда предостаточно и в ту отдаленную эпоху и в нынешнее время, были настоящим источником драмы, которая и породила легенду. Говоря о том, я уничтожу всяческую романтику, но если мы можем реконструировать то, как жили тогда, с помощью документов и подлинных свидетельств, мы увидим, что мужчины и женщины были такими же, как всегда.

Жена Пайо де Диамонде, веселая Мафальда, португальская дама с берегов Миньо, скучала среди этих четырех стен. Одевалась она в грубую шерсть, которую ткали и пряли ее слуги, питалась она хлебом, молоком и жареным мясом, ее ограничили в возможности развлекаться, слушать сказки двух или трех старух, которые вечерами собирались на господской кухне, муж ее почти всегда отсутствовал, занимаясь охотой или сражаясь пограничных стычках, когда он возвращался, он был усталым и измученным трудами, португалка, дитя радости и праздника, теряла свой свежий цвет лица и блеск своих глаз цвета зрелого каштана. В те времена, как и сейчас, женщина, которая скучает, готова предпринять все, чтобы отогнать черную назойливую муху томления.

Однажды вечером в воскресенье Пайо Диамонде объявил жене, что отправится в поход, чтобы сжечь несколько полей и два-три португальских дома, и между делом не упустит возможности поохотиться на все, что движется. К полудню субботы осталась Мафальда одна. Она вздохнула, подобрала свои юбки и спустилась вниз на площадь перед замком, чтобы увидеть, как уезжает войско господина. Когда последний копьеносец исчез за заросшими лесом скалами, хозяйка замка должна была вернуться домой, где ее будет одолевать зевота, однако на углу скалистой дороги (вы видите? — прямо здесь), она встретила человека, похожего на бродягу, с тяжелым грузом на плечах. Он был молод, высок, строен и жилист, его рыжая борода и смеющиеся чувственные губы придавали его лицу выражение вызывающее и жестокое. Умоляя, он попросил приютить его этой ночью в башне Диамонде и предложил посмотреть его товары: ткань, кожа, ожерелья, духи и ароматические масла. Успокоившись, Мафальда захлопала в ладоши в предвкушении. Как манило это искушение!

В этом помещении, где тогда находилась Мафальда, у окна, где мы сидим сейчас, лоточник разложил свой тюк и показал даме сокровища. У него были куски шелка из Монфорте, дубленые шкуры куницы из Оренсе, почти такие же красивые и мягкие, как соболиные, тончайшие льняные полотна из Падрона, кружева, вытканные бледными кружевницами, которые ждут своих мужей у дверей своих домов в рыбацких деревушках Портоново и Санхенхо. Он также принес флаконы и колбы с духами, жасмином и мускусом, янтарь, нитки жемчуга, и хозяйка Диамонде жадно все покупала, потому что муж оставил ей множество золотых дублонов в свадебном сундуке.

Бродяга же вечером рассказал множество интересных историй. Он обошел все замки, чтобы побывать в Астурии, королевстве Леона, Саморе и Португалии, в его репертуаре были анекдоты, рассказы о скандалах, фарсы, романтические истории, случившиеся неожиданно с ним, или те, о которых сплетничали в особняках сеньоров. Потом он пел песни, словами менестрелей, наигрывая на виуэле, и у Мафальды, когда она отправилась спать, обычно смуглое лицо горело, каштановые глаза сияли, как то бывает у молодой девушки, не старше двадцати пяти лет, в самом расцвете, в том возрасте, когда она жаждет жить и наслаждаться жизнью.

И не уехал странник из замка ни на следующий день, ни на следующей неделе. Он проводил часы, сидя рядом с Мафальдой, рассказывая истории, зачастую непристойные, когда его запасы ответов истощились, он учил слуг и приближенных Диадамонде готовить сладкие напитки и блюда, приправленные специями, которые составляли часть его кочевой торговли. Временами он помогал хозяйке замка создавать прически, рассказывал ей о моде и утонченности королевского двора.