Джон Стейнбек - Недолгое правление Пипина IV Страница 17

— То-то ваше лицо показалось мне знакомым.

— В этой одежде? Я польщена, мсье. Немногие глядели на мое лицо.

Пипин решил проявить галантность.

— Сколько же красоты скрывается…

— Под этим одеянием? Благодарю вас. Я училась в школе с мадам. Возможно, вы слышали от нее имя мадемуазель Леско? Вряд ли она упоминала о моей бывшей профессии. Мари принадлежит к тем счастливым людям, для которых то, чего они не одобряют, просто не существует. Я завидую этому свойству.

— Моя жена замечательная женщина во многих отношениях, но она не отличается тонкостью. Очень часто я не знаю, что она затевает, но сразу догадываюсь, когда она что-то затевает.

Сюзанн откинула назад голову и прикрыла глаза.

— Вы недоумеваете, зачем она привела вас сюда и оставила здесь?

— Да, признаюсь, я задаю себе именно этот вопрос.

— Она чувствует, что вас что-то тревожит, вы не находите себе места.

— Меня довольно часто что-нибудь тревожит, и я почти всегда не нахожу себе места. До сих пор ее это не волновало. Она воздействовала на меня с помощью соусов и вкуснейших сладких блюд.

— Да, это распространенное домашнее средство у жен. Ну, и наверное, это излечивало вас, или вы уверяли, что излечивало?

— Надеюсь, мне удавалось ее убедить, сестра.

— Вы очень снисходительны, мсье. Не могли бы вы сказать мне причину теперешней вашей тревоги? А я бы уж как-нибудь приспособила это для Мари. Она беспокоится за вас.

— Я бы рад вам помочь, — ответил король, — но многих причин я и сам не знаю. Я не просил, чтобы меня делали королем, меня выбрали, как срывают ягоду с куста, и я оказался в положении, которому есть много прецедентов, и почти все скверные, и все, без исключения, кончались неудачей.

— А вы не можете, как ягода, отдаться на волю обстоятельств? Пусть все идет как идет.

— Не могу. В том-то и беда мужчин, что они хотят делать хорошо даже то, чего им вообще не хочется делать. Вы не поверите, сестра, но когда-то мне хотелось уметь хорошо танцевать. Такая нелепость.

— Вы боитесь, что наделаете ошибок?

— Дорогая сестра, наша дорога вымощена ошибками. Даже лучшие из королей терпели фиаско.

— Мне жаль вас.

— Не жалейте меня. Дядя сказал, что у меня есть выход — перерезать себе запястья. Но я им не воспользовался.

— Бывали короли, — напомнила сестра Гиацинта, — которые все дела отдавали в чужие руки — кабинету министров, совету, словом, команде, и жили в свое удовольствие.

— Я думаю, сестра, это происходило уже после того, как они отчаялись. На короля оказывается сильнейшее давление, его заставляют быть королем. Задача короля — править, а задача правления — повышать благосостояние королевства.

— Это ловушка, — сказала сестра Гиацинта. — Как и вообще делание добра — это ловушка. Там, где речь идет о добродетели, очень трудно сказать себе правду, мсье. Бывают два вида добродетели. Один — это страстное честолюбие, а другой — просто желание покоя, проистекающее из желания никому не причинять хлопот.

— Вы умеете думать, сестра, — сказал король, и по блеску, появившемуся в его глазах, она поняла, что завладела его вниманием.

— И у меня была похожая проблема, — продолжала она. — После того, как я двадцать лет простояла на сцене в обнаженном виде, будя, как я надеюсь, мечты у одиноких мужчин, я постриглась в монахини. Мне очень легко было приписать себе порыв к святости, но я-то знаю, что я просто очень устала.

— Вы честны.

— Не знаю. Признавшись себе, что побуждение мое отнюдь не было чистым, я вдруг нашла в себе доброту и понимание, к которым даже сама не могу придраться, хотя они просто продукт изначальной лени — после того, как я сняла бремя с моих ног, я сняла с себя заботу о моей добродетели.

— А как же ритуалы — опускаться на колени, вставать с колен, повторять магические религиозные формулы?

— Очень скоро это становится не труднее, чем дышать. Легче сделать, чем не делать.

Король встал, почесал локти, обошел вокруг стула, потом опять сел.

— Прыжок получается большой, — сказал он, — от грешницы… к святой.

Сестра Гиацинта засмеялась.

— Трудно обособить грех в себе самом, — заметила она. — В других его различить легче, но когда речь идет о себе, то находится оправдание — мы оправдываем его необходимостью или добрыми намерениями. Только не говорите этого Мари…

— Простите? О, нет, мне бы это и в голову не пришло.

— Мари — жена. Это совсем другое дело.

— Она очень добра ко мне.

Сестра Гиацинта уставилась на него с изумлением.

— Надо думать, вы говорите так из учтивости, а не по искреннему убеждению.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— В женщинах нет доброты, — сказала монахиня, — Любовь — да, но это вещь субъективная. Если бы я вышла замуж, быть может, мне и удалось бы убедить себя в обратном. — Она пристально посмотрела на него. — Что в вашей жизни вы считаете лучшим событием, сир?

— Какое это имеет…

— Если вы мне сумеете это сказать, то я, возможно, сумею сказать, чего вам не хватает сейчас, о чем вы так горюете.

— Что ж, пожалуй., пожалуй, это случилось, когда я увидел в телескоп комету и понял, что я первый в мире вижу ее. Меня это исполнило… исполнило благоговейного трепета.

— Они не имели права делать вас королем, — сказала она. — Король лишь повторяет старые чужие ошибки, а если это ему известно наперед… Да, теперь я понимаю, сир, но не могу вам помочь. Вены вы себе не вскрыли, и теперь слишком поздно. Комета. Да, понимаю…

— Вы мне нравитесь, сестра, — сказал король, — Вы разрешите мне время от времени посещать вас?

— Если бы я была уверена, что ваше чувство носит чисто интеллектуальный характер…

— Но, сестра…

— То я запретила бы вам приходить, — продолжала сестра Гиацинта, и смех ее навел на мысль о дамской гардеробной за кулисами. — Вы хороший человек, сир, а хорошие мужчины притягивают женщин, как сыр мышей.

Чуть ли не больше всего на короля давило полное отсутствие уединения. За ним ходили по пятам, ему прислуживали, его охраняли, на него глазели. Он уже подумывал, не прибегнуть ли ему к переодеваниям на манер Гарун-аль-Рашида. Порой он просто запирался у себя в комнате, чтобы хоть ненадолго скрыться от глаз и голосов окружающих людей.

Приблизительно в это время он случайно сделал счастливое открытие. Королева, сочтя необходимым произвести уборку у него в кабинете, попросила его прогуляться, пока она метет и вытирает пыль. И он, как был в вельветовой куртке, уже слегка потертой на локтях, и в давно не глаженных фланелевых брюках и сандалетах, сунул в портфель какие-то бумаги и вышел в парк, думая заняться своими королевскими делами. Однако едва он успел присесть на парапет пруда с рыбками, как к нему подошел садовник.

— Мсье, здесь сидеть нельзя, — сказал он.

Король побрел дальше и устроился в тени на ступенях парадной лестницы. Немедленно жандарм тронул его за локоть.

— Экскурсии проводятся с двух до пяти, мсье. Будьте добры, ступайте ко входу и ждите там гида.

Пипин воззрился на него в удивлении. Потом собрал бумаги и пошел ко входу. Там он уплатил за экскурсию с гидом. Он покупал открытки и заглядывал вместе с толпой в комнаты за протянутые бархатные канаты.

Повсюду он видел слуг, и аристократов, и министров, но ни один из них не бросил и взгляда на человека в старой вельветовой куртке и сандалетах. Даже королева, с озабоченным видом пробегавшая мимо, не заметила его. Экскурсия проводила ее взглядом.

В восторге Пипин вышел вместе с туристами на улицу и сел в заказной автобус, идущий в Париж. У него было легко на сердце. Для проверки он прогулялся по Елисейским полям — никто не обратил на него внимания.

Он сел за столик в «Селекте», заказал перно с водой и посидел немного, разглядывая прохожих. Он прислушивался к разговорам туристов, и ощущение свободы росло в нем, как растут крылья.

Он позволил себе удовольствие вступить в безобидный спор с корреспондентом журнала «Лайф».

— Наверно, король просто еще не успел вычистить всех коммунистов, — заявил тот.

Пипин хмыкнул, попросил у него сигарету и пошел пешком по Елисейским полям, мимо гостиницы «Фуке», на улицу Георга Пятого, мимо отеля «Принц Галльский» и прямо ко входу в отель «Георг Пятый». Как только он вошел в вестибюль, его остановил служащий.

— Вам что-то надо?

— Мне надо видеть мистера Тода Джонсона.

— Вы хотите что-то передать? Тогда оставьте…

— У меня его портфель. Он просил вручить лично ему.

— Портье… — начал служащий, не отрывая глаз от сандалет.

— Позвоните, мсье, будьте добры, в номер мистера Тода Джонсона. Передайте, что мистер Кинг принес ему портфель из галереи дяди Чарли.

Тод ждал Пипина в дверях своего номера. Он дал на чай недоверчивому провожатому, после чего хлопнул короля по спине.