Сэйс Нотебоом - Потерянный рай Страница 17

Жалкая комната, полная хлама. Проржавевший холодильник, сухие ветки, песок, сорная трава, голая бетонная стена. А за спиной — дыра в шахту, где когда-то был лифт, оборванная электропроводка и ни одного ангела. Здесь точно рай потерян, и тот, кто пытался заставить его сожалеть о потере, преуспел. Эрик тотчас вспомнил о первородном грехе, и тотчас бесплатным приложением всплыло видение скамьи в исповедальне. Застарелый запах табака из неразличимых в полутьме уст, с которых слетают слова о грехе и покаянии.

Неприятные воспоминания. Эрику показалось, что за ним кто-то наблюдает, он внимательно осмотрел стены в поисках видеокамер, но ничего не нашел. У него оставался выбор: отказаться от дальнейших поисков или продолжать их, он вошел в фойе отеля «Парагон», поднялся на лифте до пятого этажа, а оттуда, уже по лестнице, до шестого. На пятом оказалось пустое помещение офиса, из которого вынесли мебель: пыль на полу, ряд железных шкафов у стены. Он пересчитал их — двадцать девять, и добавил к счету две клетки с птичками, по две птички в каждой. И болтавшуюся на одном гвозде табличку, на которой ничего не было написно. Птички и Эрик, разделенные непреодолимой дистанцией между животными и человеком, посмотрели друг на друга вполне безразлично. Он миновал помещение, где когда-то была кухня, поднялся по металлической лесенке, вслушиваясь в звон ступенек под ногами и вошел в пустую комнату; в огромном железном ящике, стоявшем на полу, горой лежали старинные англиканские книги о Боге и святых. Другой ящик, полный белых перьев и пуха (значит, ангелы с чего-то начинаются? или — чем-то кончаются? или — перья ободрали с херувимчиков?). Прежде чем Эрик вышел на улицу, ему подали написанную от руки записку: A route to Bank West. Please call in at the Hay Street Shop, between Croissant Express and Educina Cafe.[57] Он последовал указанным путем, отметив, что приближается к своему отелю по сложной, петляющей траектории. И с неудовольствием отметил, что уже идет по маршруту, прикидываться обычным пешеходом больше невозможно. Древо познания, похоже, ободрали начисто: на тротуаре стоял ящик, полный яблок. Take an appel.[58]

Войдя в здание банка, он ощутил внезапный холод из-за резкого перехода от тропической жары к кондиционерам; девушка в синем, встав навстречу, едва ли не за руку привела его к лифту. И нажала на кнопку с цифрой 46. Мужчины в белых рубахах, входившие в лифт на других этажах, явно не имели отношения к делу, но едва он добрался до места, как из-за стола поднялся новый провожатый, распахнул дверь и прикрыл ее за ним. Он оказался в пустом кабинете директора и услыхал звоночек факса, из которого выползала бесконечная бумажная лента с сотнями строк из Paradise Lost. На письменном столе лежали какие-то папки, а на экране компьютера светились строки: «If you will come I will put out fresh pillows for you, this room and this springtime contain only you»,[59] дальше следовал список ангелов согласно иерархии: Архангелы, Силы, Добродетели… «Come soon, Death is demanding: we have much to atone for, before little by little we begin to taste of eternity. In a bed of roses the Seraphim[60] slumber…» He успев ощутить вкуса вечности, он поглядел в окно, за которым бесконечный поток машин несся по хайвею. И вышел из кабинета, на пороге столкнувшись с датским писателем. Непредвиденная случайность. Они поглядели друг на друга виновато и одновременно приложили палец к губам. Девушка в облегающем сером платье шла навстречу. Это и есть ангел? Но она, отведя глаза, обогнула его, поглядела в окно, где за холмами лежало море, и отпила воды из бутылки, продемонстрировав ему полную абсурдность ситуации. Кто он, собственно, такой и что делает в пустом коридоре банка, уставленном ящиками с цветущими примулами? Инспектирует пустующую недвижимость? Но азарт поиска уже захватил его и поволок за собой. А вот и неожиданная награда: в бедной церквушке, мимо которой он проходил ежедневно, сидели на хорах, на некотором расстоянии друг от друга, два ангела. Вне всякого сомнения, это были живые люди, только крылатые. В сумеречном, смягченном витражами свете он уставился на ангелов, а они молча смотрели на него, чуть поводя крыльями, словно лебеди или воробьи. Из церкви он попал на узкую улочку, ведшую во двор, полный высоких, как башни, мусорных баков, и там увидел третьего ангела, коротко остриженного мужчину, сидевшего за решеткой, сплетенной из железной проволоки, небесного узника среди мусора и картонных ящиков. Он хотел подойти поближе, но увидел тасманского поэта, решившего, очевидно, повторить свой тур; поэт, стоя с противоположной стороны клетки, в восторге пялился на ангела, словно утверждаясь в вере; и ангел позволил себе пошевелиться, только когда поэт наконец ушел. Присев на корточки, он безразлично, совсем как птицы смотрел на подошедшего поближе Эрика. Который теперь шел за поэтом вдоль проложенных для них, невнятных другим путеводных нитей; они входили во все новые и новые здания, видели ангела-инвалида, чьи крылья прикрывали колеса его кресла, потом ангела с кипенно-белыми крыльями, лежавшего на темно-сером ковре, — Эрик едва не споткнулся о его беззащитные босые ноги; две крылатые темнокожие женщины улыбнулись ему с подоконника, но не сказали ни слова. Записочки и рисунки разнообразили приключение: I am deeply sorry for any pain you may be feeling, plese call…[61] кому? куда? Сообщение, несущее смысла не больше, чем другие вещи в помещении, украшенном перьями: пожелтевшая газета West Australian, партитура сочинения Этельберта Невина Der Rozenkranz,[62] крыша, которую кто-то посыпал белоснежной солью — только позже он поймет непреодолимость абсурдного ряда, приведшего его в маленькую комнатку, где девушка, массирующая сейчас ему спину, лежала в шкафу, на боку, отвернувшись к стене, скрывая свое лицо. Он сразу понял, что не сможет забыть ее никогда. Некрашеная лестница, казавшаяся бесконечной, пустой, грязный этаж, комната, за пыльными окнами которой маячат с трудом различимые контуры небоскребов, шкаф, а в нем — свернувшееся клубком, полускрытое серебристыми крыльями тело. Сперва он принял ее за юношу или ребенка. Он разглядывал крылья из настоящих перьев, пугающе реальные. Господи, да эта женщина, должно быть, умеет летать. Глядел на ее темные волосы, смуглую кожу. Слушал ее дыхание. Она не пошевелилась, хотя знала, что в комнате кто-то есть.

11

Она тронула его за плечо и попросила повернуться. Но он не сразу смог возвратиться из той пыльной комнаты. И, даже повернувшись на спину, не решался на нее взглянуть, потому что в тот первый раз ему не удалось увидеть ее лицо.

— Расскажи-ка, — попросил он, — как это было?

— Ты знаешь, как это было.

— Наверное, но мне хочется услышать твой рассказ; пожалуйста.

— Не ты один оставался возле меня долго. Нас специально готовили, это была игра, как в театре. Мы должны были вас провоцировать, но нам тоже было трудно. Нельзя давать себе волю. Только с тобой все вышло по-другому. Мои ощущения были необычайно сильными, твой взгляд, казалось, прожигает меня насквозь, как луч лазера. Я слышала твое дыхание. Один раз ты кашлянул. И назавтра, когда ты снова пришел, я узнала твой кашель. Когда ты ко мне прикоснулся.

— Когда ты ко мне повернулась.

— Да. Но сперва ты, повернулась я позже.

Она знала, о чем он хочет спросить и что время для этого вопроса еще не настало. Она все знала заранее, она была неприступна, но этого он знать не мог. На миг ей показалось, что она возвращается в прошлое, о котором никогда не расскажет ему, потому что не нуждается в сострадании, потому что давно справилась со своей бедой сама. Он ничего не знал о ней, вот и хорошо. Она знала о нем еще меньше, прекрасно. Так пусть все и остается.

А он? Он отыскал в Австралии спрятанного в шкафу ангела. Ангелы — существа мифические, одинокий ангел в наше время попадет в категорию китча, иронии, в лучшем случае — театра. И все-таки маленькое, босое, свернувшееся в клубочек женское тело (он почти сразу понял, что это женщина, хотя она и выглядела как мальчик) тронуло что-то в глубине его души: страх, эмоции, желания; ему надо было увидеть, как она встанет, как расправит откинутые назад крылья, касающиеся пыльного пола. Но он ничего не посмел сказать ей. На лестнице послышались шаги, и он ушел. В ту ночь он не сомкнул глаз, хотя вечером успел поучаствовать в дискуссии о функции критики с живущим на Соломоновых островах писателем («своей критики у нас нет, а в Австралии нас не считают за своих, так что, с одной стороны, мы в выгодном положении: никто не говорит о тебе гадостей, зато с другой — нас как бы не существует вовсе»), потом выпил с датским писателем («твои ангелы — актеры, все это игра, сходи в бар фестивального центра, они там собираются по вечерам — посмотришь, каковы они без крыльев»). Он сходил в бар, но не встретил никого, похожего на нее. Да и как узнать женщину, чьего лица не видел? Мысленно убрать крылья, мысленно выпрямить ее, посадить — все равно ничего не выходило.