Таисия Рух - Приют для души Страница 17

Начали останавливаться машины, с остановки бежали люди. Она как окаменела. «…с ума сойти… день рождения… меня же посадят».

— Напокупали дорогих тачек, а ездить не умеют! Убила мужика! — зашлась в крике какая-то баба.

Стряхнув оцепенение, она начала звонить друзьям в ресторан. Через двадцать минут народу уже было не протолкнуться. Она так и стояла возле своей машины, не двигаясь. В легких туфлях и пальто, на февральском ветру, она как примерзла и ничего не чувствовала.

— Аааа, старый знакомый, — гаишники склонились над потерпевшим. — Ну что, назарабатывался денег?

Несмотря на стресс, мозг ее работал как часы. «В смысле?». Она подошла к гаишникам, стараясь не смотреть на неподвижное тело.

— Он жив? — еле проговорила она.

— Да жив, не волнуйся, он привычный, — гаишники засмеялись, а она вообще перестала понимать, что происходит.

Все оказалось прозаично. Потерпевший занимался «новым русским бизнесом» — бросался под дорогие иномарки, владельцы которых предпочитали не связываться с гаишниками и легко расставались с пачками денег. С ней «бизнесмену» не повезло, хоть со светофора она и не успела разогнаться, но спортивный бампер оказался мощным и на маленькой скорости.

Быстро приехали друзья, среди которых и замначальника городского ГАИ, и директор ее страховой. Тюрьма и так ей не грозила, — это она просто перепугалась, — а при новых открывшихся обстоятельствах неизвестно еще, кто потерпевший. Тут же, в подъехавшей скорой, у нее взяли кровь на алкоголь и наркотики и дали выпить какую-то мерзкую жидкость. Она все не могла прийти в себя.

— Ты мне кормильца покалечила! — Ее вывел из оцепенения голос. Рядом с ней стояла какая-то тетка, с фигурным синяком под глазом и с ярко-красными накрашенными губами. — Я все в окно видела! Ты нам должна оплачивать теперь больницу и моральный ущерб.

— В какое окно? — У нее зуб на зуб не попадал — непонятно, то ли от холода, то ли от случившегося.

— А вот наши окна, у нас две комнаты здесь в коммуналке. — Она подняла взгляд, куда указывала рука.

— Готовьте документы на продажу комнат, будете оплачивать мне ремонт. На лекарство я вам денег оставлю…

Глава 35

— Это ненормально, что ты постоянно по ресторанам ходишь и опять накурилась? — Хасан рассматривал ее фото в каком-то глянцевом журнале. — Тебе самой не надоело?

— Я не курила, не придумывай, просто так получилось… — Она заглянула в журнал. — Это вообще не ресторан, а открытие выставки.

— У тебя каждый день то выставка, то показ, то еще что-то, ты дома под утро появляешься.

— Я туда не просто хожу, если ты забыл — это моя работа. И ты знал об этом, когда мы начинали жить… — Их споры становились все чаще и все злее. Они никак не могли найти какую-то «золотую середину». — Я не понимаю, я что, напиваюсь, накуриваюсь, веду себя как-то неприлично?

— Ты можешь и днем встречаться по работе.

Ему бесполезно что-либо было объяснять.

— Ты можешь со мной ходить — в чем проблема?

Проблема была в том, что клубы и рестораны он на дух не переносил. Да и Хусейн как-то постепенно перестал ходить с ней тусоваться, и она, в очередной раз хлопнув дверью, уезжала одна.

— Давай мы договоримся: я не спрашиваю, куда ты ездишь. Я не достаю тебя, и ты ходишь с бородой, хотя мне это, между прочим, тоже не нравится. Я ношу длинные юбки. Это все. Больше я ничего в своей жизни менять не хочу!

Она ненавидела этот его взгляд. Беспомощный, разочарованный, удивленный. Она себя чувствовала мерзкой дрянью, обманувшей ребенка, когда он так смотрел на нее. Ему было больно от ее слов, но она ничего не могла поделать с собой. И вместе с тем она злилась на него. Она кричала, а он был спокоен, как каменное изваяние.

— Я же для тебя лучше хочу. Ты же можешь и поменять работу.

Этого она вынести не могла.

— Да с чего вдруг я буду менять свою работу? Потому что она тебе не нравится? Найди себе девочку двадцатилетнюю, воспитай ее под себя — и всё. Она будут сидеть дома, варить тебе суп, спорить не будет, никаких проблем! Если тебе все не нравится — в чем дело?

— Это шайтан в тебе говорит. Я с имамом[36] в мечети договорился. Мы пойдем, он проведет специальный обряд, чтобы шайтана изгнать.

— Ты не понял. Шайтан — это я!.. — Она замолчала под его взглядом и опустила глаза. — Боже, ну почему все опять! — она жалела, что опять сорвалась и наговорила кучу всего. — Прости меня, пожалуйста, я не хотела… — она уткнулась ему в плечо, — прости.

— Не придумывай, все нормально будет. Ты меня тоже прости, погорячился.

— Я придумала! Ты должен поехать в Дагестан, найти себе жену, а я буду твоей любовницей.

Это естественно, что мысли ее были под стать времени, но Хасан злился и резко ее обрывал всякий раз, когда в ее голову приходили подобные идеи.

И так постоянно. Поговорили, прощения друг у друга попросили — и до следующего раза.

Глава 36

— Ну что твой? Появляется? Что у вас происходит?

— Я в последний раз его на прошлой неделе видела, говорит, дел много. Еще братья у него в город, говорит, приехали. Все время с ними где-то пропадает…

— Все также, все спорите?

— Да что уж спорить, и так все понятно. Я не поменяюсь, моя жизнь мне нравится. А он теперь только про Аллаха и говорит. Каждую секунду, на каждый мой шаг. Даже про спорт мне не рассказывает. Только все про религию. Просто мозг мне вскрывает.

— Да, тяжело. Вряд ли ты от такой жизни откажешься… — Подруга огляделась.

Они лежали на шезлонгах возле бассейна. Это был ее любимый ресторан. Кроме того, что охрана отсеивала самых-самых, здесь еще были приватные беседки с бассейнами. И так как она в этот ресторан привела не одну сотню заказчиков, тем самым пополняя бюджет ресторана на шестизначные суммы, беседка с бассейном всегда ждала ее, причем абсолютно бесплатно. Управляющий ресторана любезно принес фрукты и шампанское «за счет заведения», и они валялись, нежась на первом майском солнышке.

— Я думаю, что это конец. Просто он мне сказать не может. У меня тоже сил нет… Я скучаю по нему, очень. А когда он рядом, он на меня психологически давит.

— Странно: молодой парень, а такой религиозный. Он же в Питере прожил почти всю жизнь?

— Ну да. Но он какой-то другой теперь стал. Совсем все жестко. Теперь ему не нравится, что я машину вожу. Каждый раз: то юбка короткая, то волосы нужно убрать под платок, то работа слишком не для меня. И ногти нельзя красить. И телевизор запрещает включать, злится. Что с ним происходит, не понимаю… Блин, знала бы, что так все будет, в жизни бы не стала… — она запнулась. — Мне тяжело без него… он как символ теплого дома для меня. Как что-то надежное и спокойное. Но с ним еще тяжелее…

— Пройдет. Ты всегда была одна, даже когда с ним или с первым мужем. Тебе никто не нужен. Вернее, вряд ли ты когда-нибудь встретишь того, кто тебе нужен. Таких не бывает. И теплый дом, и твоя сумасшедшая жизнь — это несовместимо.

— Твоя правда…

Глава 37

Он уходил все дальше и дальше от нее. Его постоянные звонки в течение дня, свежие фрукты, явно принесенные им, и его вещи в квартире давали ей ощущение, что они все еще вместе. Но виделись они редко, раз в неделю или в две, не чаще. Она не спрашивала, где он пропадает, он ничего не объяснял. В принципе, это было как в самом начале, когда они только познакомились. Без постоянных разговоров о религии, без его нотаций о ее «неправильной» жизни ей стало легче и как-то спокойнее. Но в то же время она отчаянно в нем нуждалась, она чувствовала себя одинокой и брошенной, несмотря на то, что он так же говорил об их будущей совместной жизни…

— Послушай, я хочу сказать тебе кое-что.

В последний раз она видела его около месяца назад. В основном он ей звонил. И она даже удивилась, увидев его на кухне.

— Давай, наверное, уже надо поговорить. — Она понимала, что все закончилось. Теперь им остается только пожелать друг другу счастья. «Ну и хорошо, что он понял. Так будет лучше для обоих». Но внутри все оборвалось.

— Я уезжаю в Дагестан. Я решил стать имамом. — Хасан не улыбался.

— В смысле? А как же спорт? — она была ошарашена.

— Я еще потренируюсь. Меня в Германию зовут, по боям без правил выступать, может, поеду. Но хочу стать имамом. Не вечно же я бороться буду.

— Ну да, тебе решать. Я рада, что у тебя все хорошо. — Она хотела сказать, что будет скучать по нему, что ей не хватает его, что она задыхается без него. Но сдержалась: не хотелось, чтобы он запомнил ее слабой и плачущей. Она улыбалась и делала вид, что все отлично.

— Ты можешь приехать ко мне, когда захочешь. Мы поженимся, если ты примешь ислам. Это твоя жизнь, тебе решать.

— Наверное, не судьба. Сам видишь, ничего не получается у нас. Прости меня, я не смогу. Может быть, когда-нибудь. Может быть, если мы останемся в Питере и если ты не будешь настаивать, чтобы я ходила в платке. Пожалуйста, постарайся, пойми меня. Здесь моя жизнь, я не смогу жить где-то.