Питер Мейл - Хороший год Страница 18

— Мы сталкиваемся с двумя существенными трудностями. Первая, как я уже говорил, состоит в том, что у нас нет château, вследствие чего наше вино не может претендовать на звонкое имя. И мы назвали его "Край земли"; так исстари называли тот виноградник, который не одно поколение назад наша семья спасла от запустения. Твердая вера в эту землю, многолетний бережный уход за лозами принесли свои плоды. Вино получилось несравненное. Вот тут-то мы и переходим ко второй трудности.

Он широко развел руки и пожал обтянутыми твидом плечами:

— Вина очень и очень мало. В удачный год — шестьсот ящиков. А когда высокое качество продукта сочетается с его редкостью, цена, увы, растет. К счастью, шестизначных цифр — в долларах, заметьте себе, — которые несколько лет назад приходилось выкладывать за одну-единственную бутылку "Шато Марго" урожая тысяча семьсот восемьдесят седьмого года, мы еще не достигли, но стоимость вина за этот год будет... как бы это сказать?.. impressionnant[91]: около сорока тысяч долларов за ящик. — Он опять беспомощно пожал плечами, как человек, который не в силах противостоять печальным, но неодолимым обстоятельствам. — Впрочем, как говорят у нас во Франции, дорога только первая бутылка.

Раздался общий потрясенный вздох. Шутку хозяина никто не оценил. Покупатели дружно достали карманные калькуляторы.

— Пока вы ведете подсчеты, друзья мои, вспомните вина "Петрюс", "Латур", "Лафит-Ротшильд". По доходности они способны превзойти игру на фондовой бирже, тем более сегодня. Это ведь не просто бутылки с некой жидкостью, пусть и восхитительной. Это вложение капитала.

Услыхав эти греющие душу слова, собравшиеся сразу повеселели; француз направился к столу, снова поправил манжеты и взял в руки одну из бутылок; покупатели во все глаза следили за ним. Налив в бокал глоточек, не более, он поднес его к горящей свече и внимательно посмотрел на свет. Удовлетворенно кивнул, потом, склонив голову, покачал бокал, поднес к носу и, закрыв глаза, вдохнул аромат.

— Quel bouquet[92], — едва слышно промурлыкал он. Покупатели, осознавая значимость момента, хранили почтительное молчание, будто перед ними стоял погруженный в молитву праведник. — Bon. — Чары рассеялись, француз разлил вино по бокалам — тоже по глоточку — и продолжил проповедь: — Это первая дегустация зрелого вина последнего сбора, и вы, наши азиатские друзья, первыми его попробуете. На следующей неделе сюда приедут наши американские друзья, затем друзья из Германии. — Он вздохнул. — Будем надеяться, что вина хватит на всех. Я очень не люблю огорчать подлинных знатоков.

Незаметно для гостей в дегустационный зал проскользнула еще одна особа: стройная молодая блондинка в безукоризненном сером костюме, аскетическую строгость которого смягчала невообразимо коротенькая юбочка.

— А! — француз поднял голову от бокалов. — Позвольте представить вам мою ассистентку, мадемуазель де Салис.

На миг все головы повернулись к блондинке, затем обернулись вновь, чтобы еще разок взглянуть на ее ноги.

— Не поможете ли, дорогая, раздать гостям бокалы?

Покупатели сгрудились у стола; каждый, как положено дегустатору, старался держать свой бокал тремя пальцами за основание. Подобно команде пловцов-синхронистов, у которых все движения тщательно отрепетированы, покупатели покачали вино, поднесли бокалы к свету и почтительно всмотрелись в цвет жидкости.

— Цвет потемнее, чем у обычного бордо, — заметил один.

Француз улыбнулся:

— Какой у вас зоркий глаз, месье Чен. Цвет действительно гораздо более насыщенный, темно-рубиновый. Напоминает скорее бархат, чем шерсть.

Месье Чен зафиксировал в памяти это сравнение: потом обязательно пригодится. Подобный слог всегда производит впечатление на его не слишком искушенных клиентов, и чем афористичнее и загадочнее фразы, тем лучше.

— Пора задать работу носу, господа.

Подавая пример, француз склонился к бокалу; в зале воцарилась тишина, слышалось только сопение двадцати ноздрей, усердно втягивавших винные пары. Затем, поначалу нерешительно, потом все увереннее зазвучали вердикты; акцент сразу выдавал происхождение говорящего: Гонконг или Токио, Сеул или Шанхай. Упоминались фиалки и ваниль. Один, более других одаренный воображением, в порыве откровенности пробурчал что-то насчет "запаха псины", и брови у француза на миг взлетели на лоб.

Но это была всего лишь прелюдия к тем словесным кульбитам, которые начались потом, когда вино отхлебнули, пожевали, покатали во рту, дали ему оросить коренные зубы и пропитать нёбо и лишь затем отправили в crachoirs. Мадемуазель де Салис стояла позади с грудой полотняных салфеток в руках, чтобы немедленно прийти на помощь какому-нибудь гостю, который еще не овладел искусством сплевывать вино.

Как описать неописуемое? Отведав напитка, покупатели изощрялись, подыскивая сравнения — с кожей и шоколадом, карандашной стружкой и малиной; рассуждали о сложности и глубине, о спинном хребте, мускулистости и цветах боярышника... собственно, обо всем на свете, кроме винограда. В руках появились блокноты, туда что-то спешно записывалось. Покупатель из Шанхая, очевидно, интересующийся династиями китайских императоров, заявил, что вино, несомненно, больше напоминает правление династии Тан, чем Мин. В течение всей церемонии француз с улыбкой беспрестанно кивал и выражал свое восхищение необычайно тонким вкусом гостей и меткостью их замечаний.

Спустя некоторое время, когда все исправно прополоскали вином рот и отплевались, он решил, что настала пора следующей стадии дегустации, и легким движением пальцев дал сигнал мадемуазель де Салис.

Отложив салфетки, она взяла огромную записную книжку фирмы "Гермес", в черном переплете крокодиловой кожи, ручку "монблан" — такими обыкновенно подписывают международные договоры — и принялась обходить собравшихся. Словно отлично натасканная пастушья овчарка, она поочередно отделяла каждого покупателя от стада и уводила от стола, чтобы он сделал свой заказ в условиях конфиденциальности — насколько это позволяли размеры зала.

Наконец, мадемуазель закрыла записную книжку и надела на ручку колпачок. По этому сигналу француз, похлопывая гостей по плечу и пожимая им руки выше локтя, повел всю компанию из зала в вестибюль и там произнес прощальную речь:

— Поздравляю вас, вы приняли мудрые решения. Уверен, вы не пожалеете. Ваши заказы будут отправлены в самом скором времени. — Он поднял руку и легонько постукал себя по носу. — Позвольте дать вам маленький совет. Во-первых, предоставляйте возможность наслаждаться этим вином лишь самым надежным клиентам, которые предпочитают не рекламировать свои привычки и склонности касательно возлияний. Чрезмерная популярность негативно скажется на сложившихся между нами близких отношениях. А во-вторых, я советовал бы вам оставить несколько ящиков про запас, — он улыбнулся покупателям, которых вместе с ним безусловно ждало скорое процветание. — Ведь цены имеют обыкновение расти.

На этой оптимистической ноте собравшиеся раскланялись, пожали друг другу руки и гуськом вышли на залитую ярким солнцем улицу.

А француз поспешил назад в дегустационный зал, где все еще сидела, склонив белокурую головку над блокнотом и калькулятором, мадемуазель де Салис.

— Alors, chouchou?[93] Каков результат?

— Чен взял шесть ящиков, Шимицу — дюжину, Дэн — четыре, Икуми — восемь, Ватанабэ и Юнь Фат...

— А всего?

Мадемуазель де Салис в последний раз ткнула в калькулятор пальцем с алым ноготком:

— Всего сорок один ящик. Чуть больше полутора миллионов долларов.

Француз широко улыбнулся и взглянул на часы:

— За одно утро совсем неплохо. Мне кажется, на обед мы заработали.

ГЛАВА 10

Мадам Паспарту выбрала это солнечное утро для атаки на гостиную, и в первую очередь на паутину, гирляндами свисавшую с высокого сводчатого потолка. Из-за боязни высоты стремянка исключалась, зато на этот раз кроме обычной своей амуниции мадам Паспарту вооружилась еще и новейшим, улучшенным вариантом метелки из перьев — на раздвижной ручке. Пользуясь метелкой как копьем, она снимала с потолка огромные клубы паутины и вдруг услышала, что к дому подъехал автомобиль. Застыв в очередном грозном выпаде, она навострила уши.

— Месье Макс! Месье Макс!

Ее пронзительный вопль эхом раскатился по гостиной и прихожей.

Наверху кто-то невнятно отозвался, затем быстро побежал по лестнице вниз, и в дверях появился Макс. Одна щека у него была покрыта пеной для бритья.

— С вами все в порядке, мадам? Что-нибудь случилось?

Она ткнула метелкой в направлении двора:

— Там какая-то особа.

— Особа?

Метелка вновь указала в ту же сторону.