Ясуси Иноуэ - Сны о России Страница 18

В начале декабря Кодаю пригласили в канцелярию. Шел он туда с тяжелым предчувствием, и оно оправдалось. Кодаю сообщили, что отъезд намечен на тринадцатое декабря и следует поспешить с приготовлениями. На вопрос о том, сколько человек их будет сопровождать и что это за люди, удовлетворительного ответа не последовало. Кодаю лишь сказали, что, возможно, с ними поедет чиновник Василий Данилович Бушнев, но и это окончательно не решено. В общем, разговор получился невеселый.

Мрачные мысли обуревали Кодаю, пока он шел от канцелярии к своему временному жилищу. Ему вовсе не хотелось лишаться кого-нибудь еще из оставшихся в живых товарищей. Кто мог сказать, какие лишения ожидают их во время двух-, а то и трехмесячного путешествия? Что станется с японцами, не обладающими опытом путешествия на санях? Безногие калеки, попадавшиеся время от времени навстречу, повергли Кодаю в еще большее отчаяние. Среди них были старики и дети, мужчины и женщины. Около самого дома он встретил девочку лет тринадцати или четырнадцати, у которой одна щека словно была срезана ножом — должно быть, когда-то отморозила. И Кодаю подумал: если они и доберутся живыми до Иркутска, то на всю жизнь останутся калеками.

Войдя в дом, Кодаю сразу же сообщил своим спутникам о предстоящей поездке в Иркутск. Японцы оторопели. Коити силился что-то сказать, но слова не шли с непослушных, трясущихся губ. И тогда Кодаю заговорил первым. Голос его звучал необычно жестко и повелительно:

— Прошу успокоиться и выслушать меня внимательно. И на Амчитке, и в Нижнекамчатске нам приходилось хоронить наших товарищей. Из семнадцати нас осталось всего шестеро. Вряд ли кто-либо из нас хотел бы снова участвовать в похоронах. Но делать нечего! До Иркутска два месяца пути — Исокити это уже выяснил. Трудно даже предположить, что ожидает нас в пути. За два месяца путешествия на санях, да еще в такие холода, мы можем недосчитаться одного, двоих, а то и погибнем все шестеро. Ведь мы не знаем, как защитить себя от мороза. В первый же день можем оказаться без носа и ушей, во второй — отморозим ноги, а на третий — и вовсе погибнем.

Никто не проронил ни слова.

— Не надейтесь, что кто-нибудь устроит вам похороны, — продолжал Кодаю. — Тот, кто погибнет, так и останется лежать на снегу или на мерзлой земле. Это жестоко, но другого выхода у оставшихся в живых не будет. Тот, кто попытается заботиться о других, погибнет сам. Поэтому давайте сразу же договоримся: никто друг друга хоронить не станет, за больными и обмороженными ухаживать не будем…

— Ну и в переделку мы попали! — изумленно воскликнул Кюэмон.

— А если кто-то из больных и выживет, — продолжал Кодаю, — но останется без носа или без ноги, вряд ли тому удастся добраться до Исэ. Поэтому следите за собой сами: за своим носом, за своими ушами, руками, ногами! Каждый отвечает сам за себя. До отъезда еще десять дней. Постарайтесь, чтобы они прошли с пользой. Поговорите со здешними старожилами, якутами и русскими, посоветуйтесь, как уберечься от мороза, что делать, если обморозишься, как быть, если заблудишься в пути, если падет лошадь, если налетит пурга. Потом мы пойдем покупать одежду, рукавицы, шапки. Ходить поодиночке и покупать что попало не советую. Пойдем все вместе.

Кодаю говорил резко, но ему никто не возражал — словно все было заранее решено. Буквально со следующего дня японцы, за исключением Кюэмона, который так и не научился говорить на языке иноземцев, начали расспрашивать местных жителей о том, что может понадобиться в длительной зимней поездке, приобретая чрезвычайно полезные для себя знания, без которых было бы трудно обойтись.

За три дня до отъезда они отправились за покупками, пригласив с собой старика якута. Каждую вещь покупали лишь после того, как якут осматривал ее и говорил, что она подходит. Все приобрели понемногу мази из говяжьего жира, смешанного с порошком корицы и гвоздики. По словам старожилов, это было лучшее средство от легкого обмораживания.

В тот же день японцы примерили на себя купленную одежду. Надели шубы, меховые шапки, огромные рукавицы — и стали неузнаваемы. Развеселившись, Исокити и Синдзо начали перебрасываться шутками на русском и якутском языках.

— Что значит молодость! Знают ведь, что им грозит смерть, — и хоть бы что! По-моему, в Японии вам уже делать нечего. Становитесь хоть русскими, хоть якутами, — сказал Коити.

В самом деле, в шубах, шапках и рукавицах Исокити и Синдзо вполне могли сойти за русских или за якутов. Ничто не выдавало в них японцев.

На следующий день Кодаю пригласили в канцелярию, где он встретился с Василием Даниловичем Бушневым. По-видимому, было уже окончательно решено, что он поедет с японцами до Иркутска. От Бушнева Кодаю узнал, что вместе с ними отправятся и те одиннадцать человек, которые были их попутчиками от Охотска до Якутска. Это известие обрадовало Кодаю. В длительном путешествии приятно находиться со знакомыми людьми.

Порадовались и остальные.

— Так я и думал! — воскликнул Коити.

— А я давно знал об этом от бенгальца. Как-то мы встретились, а он говорит: вместе поедем, — с воодушевлением сообщил Исокити.

— Ты знал все заранее и молчал? — Кодаю укоризненно посмотрел на Исокити.

— А вы разве ничего не слыхали? — удивился Исокити. Он был уверен, что Кодаю давно все известно, но он нарочно не известил об этом японцев, чтобы не ослабить их волю после памятного разговора о том, что каждый должен рассчитывать во время путешествия только на себя.

— Это правда? — Исокити бросил взгляд в сторону Сёдзо, словно искал у него поддержки.

Сёдзо неопределенно улыбнулся в ответ, по-видимому опасаясь гнева Кодаю.

— Как? И ты знал, Сёдзо? — воскликнул Кодаю.

Сёдзо утвердительно кивнул.

— Хороши же вы оба. Неплохо задумали. Пожалуй, передам я вам свои полномочия, будьте за главных, по очереди, — пошутил Кодаю, но в глубине души он был рад. Именно теперь он ощутил, что на здравый смысл Исокити и Сёдзо можно положиться. Оба они, особенно Исокити, понимали, что не стоило заранее сообщать о предстоящем отъезде Коити и Кюэмону. Слишком уж они стали ворчливы и апатичны, наверное, в силу возраста. Исокити, первым узнавший о поездке, рассказал обо всем Сёдзо, но ни словом не обмолвился в присутствии Синдзо. Тот был слишком болтлив. К тому же Синдзо слыл человеком легкомысленным, не прочь был приволокнуться за любой юбкой, чаще других попадал впросак и был первым кандидатом в обмороженные.

За месяц с небольшим пребывания в Якутске Кодаю многое узнал о жизни и обычаях якутов и регулярно вел записи, так же как в Нижнекамчатске — о камчадалах.

Численностью якуты значительно превосходили камчадалов, да и жили они на более обширных пространствах. Первым человеком, которого японцы встретили, сойдя на берег в Охотске, был, по всей видимости, якут. И потом, во время двухмесячного путешествия до Якутска, всякий раз, когда они останавливались на ночлег у какого-нибудь жилья, им всегда попадались на глаза якуты. В Якутске проживало немало и русских, но большинство населения, конечно, составляли якуты. Среди них были и состоятельные люди, державшие себя с русскими на равных. Жилища якутов низкие, с плоскими крышами, стены для прочности обмазывались навозом, пол внутри земляной, и лишь часть его, предназначавшаяся для сна, устилалась досками.

Якуты-богачи владели тысячами коров, овец и лошадей, но одевались и жили так же, как бедняки. В зависимости от степени зажиточности они имели от четырнадцати-пятнадцати до двадцати пяти-двадцати шести жен. На каждую жену полагался дом, следовательно, чем больше было жен, тем больше и домов. Средств на содержание такого хозяйства расходовалось немало, но в семье все работали, и чем многочисленнее была семья, тем выше получались доходы. Якуты были черноволосыми, черноглазыми. Одежду шили из коровьих и лошадиных шкур — свободную, но не длинную, значительно выше колен. В пищу употребляли мясо диких животных, пекли лепешки из муки, смешанной с толченой сосновой оболонью.

Якуты не только обмазывали навозом стены своих жилищ, но и делали из навоза ступки. Навозом же обмазывали изнутри бочки, затем поливали их несколько раз водой, которая намерзала на внутренних стенках ровным слоем. Сначала Кодаю удивлялся столь широкому применению навоза, но вскоре понял, что иного выхода не было — земля, глина здесь сильно промерзали и становились тверже камня.

Кодаю познакомился в городе с якутским тойоном, которому русское правительство разрешило, как он сам сказал, носить форменный зеленый кафтан с красными отворотами. Тойон с гордостью объявил, что пользуется абсолютной властью в подчиненном ему якутском поселке и что русское правительство поручило ему собирать с якутов пушной ясак. Он долго похвалялся перед японцами тем, что некогда все земли в здешней округе принадлежали якутам.