Чинуа Ачебе - Человек из народа Страница 18

– У некоторых людей утроба что бочка бездонная, прости господи, – сказал знакомый мне торговец вином. Кажется, именно он поставлял Джошиа пальмовое вино, которое тот продавал в розницу в пивных бутылках.

Но самые знаменательные слова произнес плотник Тимоти, человек пожилой и набожный.

– Воруй, да знай меру, не то хозяин заметит, – повторил он несколько раз и добавил: – Пусть мне отрубят ноги, если я еще раз переступлю порог его лавки. Джошиа меры не знал, вот и попался!

Эти слова заставили меня призадуматься. В глазах моего парода человек, который воровал, не зная меры, заслуживал сурового осуждения. И дело было вовсе не в том, что кто-то наживался за чужой счет. Пусть себе набивает мошну – лишь бы все было шито-крыто. Но тут человек зарвался, и хозяин вывел его на чистую воду, а хозяин – я это понял – весь народ.

В течение недели Джошиа был разорен. Никто из жителей деревни и близко не подходил к его лавке. Даже приезжих и пассажиров автобуса, который делал у рынка короткую остановку, успевали предупредить. Через месяц Джошиа навсегда закрыл свою лавчонку, а сам исчез из деревни – правда, только на время.

Однако вернемся к моему рассказу. Вечером того же дня я зашел в велосипедную мастерскую, взял напрокат велосипед и отправился навестить миссис Нанга. Мне надо было повидать ее еще до того, как в деревню дойдут слухи о моей ссоре с Нангой, иначе я лишился бы возможности разыскать Эдну, будущую «парадную» жену Нанги. Конечно, сам Нанга едва ли стал бы распространять эти слухи, хотя от пего можно было ожидать чего угодно, но в городе всегда найдется достаточно людей, готовых разнести любую сплетню просто так, от скуки.

Миссис Нанга очень удивилась, увидев меня, но я приготовил правдоподобное объяснение: внезапно изменились планы и тому подобное. Дети вышли поздороваться со мной. Я заметил, что с них уже успел слететь весь столичный лоск, а их безукоризненный английский язык звучал здесь как-то нелепо.

– Пойди принеси Одили чего-нибудь выпить, – сказала миссис Нанга старшему сыну.

Он принес мне бутылку холодного как лед пива. После изматывающей поездки на велосипеде это было как нельзя более кстати. Я залпом выпил стакан, потом налил второй и стал прихлебывать пиво маленькими глотками, обдумывая, как бы завести разговор об Эдне, не вызывая лишних подозрений.

– Когда вы собираетесь обратно в столицу? – спросил я. – В доме так пусто без вас и без детей.

– Не говорите мне про город, мой друг. Мне надо хорошенько отдохнуть… Отец Эдди хочет, чтобы я вернулась в конце будущего месяца, до того как он уедет в Америку. Но я еще не знаю…

– Я думал, вы едете с ним.

– Я? – Она рассмеялась.

– Ну да. А почему бы и нет?

– Люди повыше нас, мой друг, не до всякого яблочка дотянутся, чего уж говорить о таких, как я. Слыханное ли дело, чтобы женщина, которая двух слов связать не может, отправилась в Америку?

Отлично, подумал я и хотел уже было заговорить о том, что меня занимало, как миссис Нанга сама пришла мне на помощь.

– Вот будет у нас Эдна, пусть она и разъезжает. А я старая, неученая.

– Эдна? Кто это?

– Вы разве не знаете Эдну? Это наша новая жена.

– Ах, эта девушка… Глупости. Вы образованнее ее.

– Нет уж, куда мне. Я в нынешних школах не обучалась, – возразила миссис Нанга.

– Да, но ваши шесть классов стоят больше, чем нынешний Кембридж, – сказал я.

– Вы говорите так, будто я училась в прошлом столетии, – обиженно заметила миссис Нанга.

– Нет, что вы! – воскликнул я. – Просто уровень нашего образования падает с каждым годом. Прошлогодний выпуск средних школ был куда сильнее, чем нынешний.

Впрочем, мне, вероятно, только показалось, что она обиделась. Она думала о чем-то своем.

– Я сдала вступительные экзамены в среднюю школу, – грустно сказала она, – но отец Эдди и его родственники приставали ко мне, чтобы я выходила замуж, а потом и мои родители стали меня уговаривать. Все твердили: зачем молоденькой девушке так много учиться? И я по глупости согласилась. Слишком молода была, не умела настоять на своем. Вот и Эдна попалась в ту же ловушку. Подумать только, девушка окончила колледж, а ей и года не дают поработать в школе, даже оглядеться не успела. Ну да мне-то что за дело? Пусть себе выскакивает замуж да транжирит мужнины денежки, пока еще есть, что транжирить. – Миссис Нанга горько рассмеялась.

Мне стало как-то неловко, главным образом потому, что говорилось все это в присутствии ее пятнадцатилетнего сына Эдди.

– И скоро она к вам переедет? – спросил я.

– Не знаю. Какое мне дело? По мне, пусть приходит хоть завтра – места хватит. Пускай сидит вместо меня с гостями допоздна и показывает свою ученость. Велика радость! Вся пропахнет табаком и запахом белых.

Я невольно рассмеялся.

– Что ж вы ей не отсоветуете? – спросил я. – Ей бы переждать хоть годик, поработать, осмотреться. Я уверен, она бы вас послушала, ведь она еще совсем девчонка.

– Только вчера родилась, что ли? Уж не дать ли ей сиську? – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Нет, мой друг, я не стану мешать ее счастью. Меня выдавали куда моложе. Вот поправится ее мать – пусть приходит сюда да проматывает мужнино богатство. Всякий чует, где вкусно пахнет. А ведь когда-то в семье не было денег, и кто-то гнул спину и недоедал, только теперь уж никто об этом не помнит…

Миссис Нанга вытерла глаза подолом юбки и высморкалась.

– Где она живет? Я сам поговорю с ней, завтра же. Я просто обязан это сделать!

Я не забыл о присутствии Эдди, но, взвесив свои шансы, решил рискнуть. Скорее всего, мальчик был на стороне матери, хотя его красивое лицо абсолютно ничего не выражало и не дрогнуло даже тогда, когда мать готова была расплакаться.

– Ступайте, если хотите, – сказала миссис Нанга с деланным безразличием, – но не говорите потом, что я вас послала, – я свое место знаю.

Я не ошибся насчет Эдди. Он охотно и очень подробно рассказал мне, как пройти к дому Эдны, который стоял в дальнем конце деревни. Он предложил даже, чтобы шофер отвез меня туда на их машине, из чего можно было заключить, что, несмотря па взрослый вид, он был еще совсем ребенок.

Я не без труда отыскал дом Одо, отца Эдны, – хижину из красной глины, крытую пальмовыми листьями. В передней комнате сидел сам хозяин и сучил веревку. На таких веревках у нас подвешивают батат для просушки. Рядом лежали три пука волокна, один из них был уже наполовину израсходован. Клубок готовой веревки валялся на полу, и Одо, придерживая его ногами, надвязывал свободный конец. Когда я вошел, он, скаля стиснутые от напряжения зубы, затягивал узел. Его огромный, лоснящийся живот вываливался из набедренной повязки. Сам он был крупный, уже немолодой человек с красными, воспаленными глазами и седеющими волосами.

Мы обменялись рукопожатием, и я сел на стул напротив него. Не бросая работы, он несколько раз повторил:

– Добро пожаловать, – а затем, вновь завязывая узел, который разошелся, когда он натянул веревку, сказал: – Жаль, что мне нечем вас угостить. Только сегодня доели последний орех.

– Не беспокойтесь, – ответил я и после долгой паузы добавил: – Я вижу, вы меня не узнаете. Я учитель здешней школы.

– То-то мне ваше лицо показалось знакомым, – заметил он, поднимая на меня глаза.

Мы еще раз обменялись рукопожатием, и он опять сказал: «Добро пожаловать», – и извинился, что ему нечем меня угостить, а я опять попросил его не беспокоиться – не всегда же у людей есть угощение наготове.

– С тех пор как жена в больнице, некому смотреть за хозяйством, – пожаловался он.

– Надеюсь, она скоро поправится.

– Остается уповать на господа.

Выждав немного, я спросил, дома ли Эдна.

– Она готовит матери еду в больницу, – ответил он холодно.

– У меня к ней поручение от моего друга мистера Нанги.

– Вы друг моего зятя? Что же вы сразу не сказали? Так вы из столицы?

– Только вчера вернулся.

– В самом деле? Ну, как там поживает мой зятек?

– Прекрасно.

Не вставая с места, он повернулся к двери, которая вела во внутренние комнаты, и позвал Эдну. Из глубины дома, как отдаленный звук флейты, донесся ее голос.

– Выйди поздоровайся с гостем, – крикнул отец.

Пока мы ждали Эдну, он не сводил с меня глаз, и я постарался принять самый непринужденный вид. Повернувшись на стуле, я даже стал смотреть в окно и сложил губы так, будто что-то насвистываю себе под нос.

– Ваша жена давно в больнице? – спросил я.

– Третья неделя пошла. А до того все перемогалась, еще с тех пор, как начались дожди.

– Бог даст, поправится.

– Да, все в его воле.

Через дверь я увидел Эдну. Она, по-видимому, только что сполоснула лицо и сейчас на ходу утиралась подолом юбки. Заметив меня, она одернула подол. У меня подкатил комок к горлу. На Эдне была просторная блуза, выпущенная поверх юбки, и старенький шелковый платок на голове. Когда она вошла, я вдруг потерял все свое самообладание. Вместо того чтобы протянуть ей руку, оставаясь сидеть, как подобает мужчине, да еще старшему по возрасту, я вскочил, словно какой-нибудь англичанин, привыкший расшаркиваться перед дамами. Она слегка наморщила лоб, припоминая.