Андрей Шляхов - Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова Страница 18

— А мы не вызывали! — радостно сообщил один из водителей, стоило только бригаде вылезти из машины.

— Мы в полном порядке! — подтвердил второй.

— Травм, ушибов и всего такого нет? — спросила Вера.

— Только у тачек! — первый водитель кивнул на неудачно соприкоснувшиеся боками автомобили.

Капитан, сидевший в машине, оторвался от своего занятия, высунулся в окно и поинтересовался у Данилова:

— Зачем приехали?

— Вызывали же! — ответил Данилов.

— Это, наверное, с «ноль два» вам вызов сделали, — высказал догадку капитан и вернулся к своему занятию…

Последний вызов оказался простым и несложным – к нестарому еще мужчине с остеохондрозом поясничного отдела позвоночника. Обезболивающий укол, совет избегать переохлаждений и поднятия тяжестей, «актив» в поликлинику.

«Вот и все», — сказал сам себе Данилов, сдавая смену Юре Федулаеву.

Отсидев утреннюю конференцию и даже ответив во время нее на несколько вопросов Лжедмитрия, Данилов переоделся в раздевалке и тут вспомнил, что пакет с водкой и сырками остался в комнате отдыха, за одним из складных кресел. Пришлось вернуться.

В комнате отдыха доктор Чугункин помогал доктору Федулаеву в написании аттестационной работы, необходимой для получения высшей категории.

— Анализ распределения вызовов по часам за сутки показал рост обращений в период с восьми ноль-ноль до девятнадцати ноль-ноль – скобки открываются – то есть во время работы поликлиники – скобки закрываются, что можно связать с неудовлетворительной укомплектованностью – скобки открываются – шестьдесят четыре процента цифрами – скобки закрываются – поликлиник, находящихся в районе обслуживания подстанции, врачебными кадрами…

Чугункин размеренно диктовал, держа в руках несколько листов бумаги, исписанных прыгающим, неразборчивым (настоящим «врачебным») почерком доктора Федулаева, но глядел не в записи, а в потолок.

— Так, а данные у тебя откуда? — спохватился Федулаев. — У меня процентов не было. Где ты их взял?

— С потолка, — честно признался Чугункин. — Никто же проверять не станет. Главное – все правдоподобно.

— Мне как-то неловко… — замялся Федулаев. — Так вот…

— Неловко в валенках гимнастикой заниматься и зонтик в кармане раскрывать! — отрезал Чугункин. — Ты не парься, Юра, я же не динамику распределения вызовов по показаниям тебе диктую, а так – второстепенные показатели. Не делай проблемы из ничего!

— Убедил, — согласился Федулаев, теребя рыжеватую, коротко остриженную бороду.

Спорить с Чугункиным трудно – Евгений Кириллович самый умный и знающий врач на подстанции. Это признают все, даже доктора Бондарь и Сафонов. Чугункин давно мог бы сделать карьеру хоть по административной, хоть по научной линии, но он предпочитает оставаться врачом «скорой помощи». Причину объясняет охотно – нет желания отвечать за других. Ликвидировать чужие косяки, исправлять не свои ошибки (своих ошибок у Чугункина, кажется, не бывает вовсе), отдуваться за грехи подчиненных.

— И вообще – что ты мучаешься, Юра? Возьми да скатай работу у Саркисяна. Она свеженькая, прошлогодняя, вполне подойдет. Все равно все пишут одно и то же.

— Нет, я уж лучше самостоятельно, — ответил Федулаев. — Работа ведь моя. И потом – у меня почти все готово, только с формулировками нелады. Ну не умею я выстраивать длинные гладкие и красивые предложения! Еще в школе, помню, за диктанты получал пятерки, а за изложения и сочинения – трояки…

На появление Данилова коллеги никак не отреагировали. Пришел человек – значит надо. Данилов взял пакет и отправился на кухню.

Кухня была пуста. Данилов нашел в шкафчике свою чашку, обычную керамическую чашку с черной надписью «BOSS» на красном фоне, и до половины наполнил ее водкой.

Уселся за свободный стол, поставил бутылку на пол, чтобы она не бросалась в глаза, достал из пакета оба сырка, а сам пакет положил на соседний стул. Залпом осушил чашку и принялся медленно, обстоятельно очищать сырок от фольги.

Очистил и стал есть, чувствуя, как приятное тепло, нахлынувшее откуда-то изнутри, вступает в противоборство с тоской. Доел сырок, взял в руки. бутылку, снова наполнил чашку до половины, снова осушил ее залпом, удовлетворенно хмыкнул, пророча тоске скорое Ватерлоо, убрал бутылку в пакет, спустил на пол и принялся за второй сырок, предвкушая, как приедет сейчас домой, допьет водку под шпроты с лимоном и ржаные сухарики материнского приготовления, затем немного поиграет на скрипке, примет душ и завалится спать…

— Что это такое?! — в дверях стояла Новицкая и, смешно морща нос, принюхивалась к воздуху. — Во…Владимир Александрович, что вы здесь делаете?

— Завтракаю, Елена Сергеевна, — ответил Данилов, отмечая про себя тот факт, что за прошедшие десять лет его бывшая любовь, кажется, ни на грамм не поправилась. — Точнее – уже позавтракал и собираюсь домой.

Он аккуратно собрал со стола обрывки фольги, встал и выкинул их в урну, стоявшую под раковиной.

— Вы пьяны!

— Я слегка навеселе, Елена Сергеевна, — миролюбиво ответил Данилов.

Спиртное всегда настраивало его на миролюбивый лад.

— Но прошу заметить, что выпил я лишь после утренней конференции, покончив с работой на ближайшие двое суток…

— Я позволю заметить вам, что распитие спиртных напитков на подстанции строго-настрого запрещено, вне зависимости от того, делаете ли вы это в рабочее или нерабочее время! — Тон Новицкой был раздраженным, а взгляд – холодным. — Прошу вас написать объяснительную, впрочем, если вы сейчас пьяны, то можете написать ее послезавтра.

— Почему же – послезавтра? — пожал плечами Данилов, доставая из-под стола пакет с бутылкой. — Если вам, Елена Сергеевна, так нужна моя объяснительная, то я напишу ее прямо здесь.

Он улыбался, глядя на Новицкую, и ждал, что она вот-вот рассмеется и скажет нечто вроде того, из их совместного прошлого: «Купился, простофиля?». А он подмигнет ей и в двух словах объяснит, какое поганое выдалось дежурство. Данилов не мог представить себе, что заведующая подстанцией всерьез намерена получить с него объяснительную за то, что он по окончании своей смены тихо и мирно выпил на подстанции немного водки. Если бы еще он занимался бы этим после каждой смены, да, напившись, до вечера бродил бы с песнями по подстанции – тогда бы гнев Елены был бы оправданным. Но сейчас…

— Лучше у меня в кабинете, — ответила Новицкая.

— Где скажете.

Данилов проследовал за ней в ее кабинет, чувствуя, что шутка немного затянулась. Лишь тогда, когда заведующая усадила его за свой стол и положила перед ним лист бумаги и ручку, до Данилова дошло, что она и не думала шутить.

— Пишите скорее, у меня мало времени. — Заведующая подошла к окну и распахнула его, словно намекая на то, что хмельной дух, исходящий от Данилова, ей противен.

«Могла бы просто включить кондиционер», — подумал Данилов.

Он опустил пакет со злосчастной бутылкой на пол, придвинул к себе лист, взял ручку и задумался.

— Пишите! — подстегнула заведующая.

— Пишу! — огрызнулся Данилов и написал объяснительную.

Написал все, как было. Что такого-то числа, в такое-то время, им, выездным врачом шестьдесят второй подстанции доктором Даниловым, на территории подстанции, а именно на кухне, было принято внутрь около двухсот граммов водки.

Заведующая стояла за его плечом и читала написанное.

— Теперь подпись и дату! — подсказала она, когда рука Данилова на мгновение повисла в воздухе.

— Я знаю, — буркнул Данилов и дописал: «Сам я это приятное для меня событие нарушением дисциплины не считаю».

Размашисто расписался, поставил дату, подхватил с полу пакет, встал и, не оборачиваясь, не прощаясь ушел прочь.

Раздражение, охватившее его в кабинете начальницы, на улице только усилилось. Привычно заныл затылок. Данилову было плохо и больно, поэтому он не стал ждать троллейбуса, а решил пройти пешком пару-тройку остановок.

По дороге незаметно завязалась беседа с самим собой.

— Что это такое? — вопрошал про себя Данилов, и горькая улыбка играла на его губах. — Придраться к тому, что после смены человек выпил на подстанции. Выпил тихо, мирно, благопристойно. Выпил и уже собирался уходить домой. Разве так можно? Разве так надо?

И тут же ответил себе вслух:

— Нельзя, так нормальные люди не поступают!

При Тюленькове не возбранялось втихаря раздавить на кухне бутылочку после дежурства. Требований к утренним хмельным застольям у прежнего заведующего подстанцией было всего два – не возбуждаться, то есть не разговаривать громко и не расхаживать по подстанции, и не засиживаться дольше часа.

— Денис Олегович – человек! — сообщил Данилов проходящей мимо женщине.

Та испуганно шарахнулась в сторону.