Евгений Рубаев - Рыбья плоть Страница 18

К процедуре употребления чая в этих местах относятся весьма трепетно. По значимости принятия чая местные бывшие сидельцы превосходят китайцев и англичан вместе взятых. К чаю относятся очень сакрально. Здесь бытует правило:

— Табачок вместе, а чаёк — врозь!

Но дядя Володя великодушно попотчевал гостя отменным чифирком! Запарил он его в стеклянной банке от импортного компота, крышка у которой закрывалась герметично и ни одна молекула кайфа, по разумению напиток затворившего, не прошмыгнёт! Раф достал остатки вчерашней закуси: хлеб, успевший безнадёжно зачерстветь, и разломанные сырки. Тамошний хлеб, по причине плохой муки, пропадает за полдня. Дядя Володя отказался от угощения, по причине отсутствия аппетита:

— Я только кишки прополощу. А ты подкрепись, сегодня у тебя день тяжёлый, надо спецовку выбить, а то отправят на буровую по-пожарному, а там дадут рваньё чужое, и будешь как Гаврош. Тебя в такой одежде увидят по первому разу, так и будут относиться всю дорогу!

Раф подумал, что хозяин отказывается от угощения из-за убогости меню. Впоследствии, когда дядя Володя умрёт от белой горячки, он зафиксирует парадокс: зарабатывает здесь средний работяга не меньше, чем министр в Москве. Но отношение к еде у трудящихся просто наплевательское! Что дают повара-ворюги, то и едят! Повара и завпроизводством давно раскусили фишку: «Какая бы плохая пища не была, всё равно лучше, чем в лагере!» Контингент, в общем-то, был весьма своеобразный: по посёлку ходили в спецовке, в отпуск ездили единицы, в основном все были разведённые алиментщики. В общем, жили, как попало. Дядя Володя, тот и вовсе удивил даже видавшего вида зама начальника экспедиции. Тот всю основную трудовую деятельность, был «кум на зоне» или замполит. Форма туберкулёза у дяди Володи была всё-таки открытая. Но он умудрился умереть, как констатировал патологоанатом, от белой горячки. Он полночи выгонял из-под своей кровати палкой каких-то хоккеистов. Так и затих под кроватью. Когда кто-нибудь мается «белочкой», его товарищи охраняют, чтобы не натворил что-либо. Как-то Рафа, когда он уже работал начальником, позвали в жилой барак. Там один дизелист «белочку гонял». Он обмотался алюминиевой проволокой и утверждал, что он радист и принимает все радиостанции мира. При этом он пытался засунуть провода в электрическую розетку:

— Я принимаю все радиостанции мира, а «они» помехи создают!

Раф примотал конец его проволоки к батарее отопления:

— Всё, я тебя заземлил!

— О, теперь хорошо слышно!

И он затих до утра, умиротворённый заземлением.

Слегка подкрепившись и оставив вещи в гостинице заезжей, Раф потопал к конторе. Управление экспедиции тоже располагалось в типовом сборно-щитовом бараке. Эти щитовые бараки в разобранном на щиты виде мастерили на зонах. Качество было соответствующее усердию строителей. Дуло в комнатах барака во все щели, иногда через пространство между половицами был виден снег, наметённый под пол. Но контора экспедиции была облагорожена дополнительным тюнингом: у парадного входа красовалась «Доска показателей». Ровно напротив неё — «Доска почёта», где висели портреты передовиков. В общем, всё было чин-чинарём, как на обыкновенном советском предприятии. Внутри был длинный коридор и Раф, не наводя справки, быстро попал в кабинет начальника отдела кадров. Начальник был как раз тот обманутый, причём много раз, муж, который призывал собирать партком и профком для разбора факта измены его жены. Измены текущей, происходящей сей момент. Раф отрекомендовался и протянул трудовую книжку. В ней последнюю запись он соорудил совместно с инспекторшей отдела кадров предыдущей экспедиции, где он проходил практику. Последняя запись гласила, что он бурильщик шестого разряда. При той сетке это была высшая рабочая квалификация. Начальник отдела кадров профессионально оглядел привлекательную наружность вновь прибывшего на работу. Он сразу занёс его в потенциальные любовники своей распутной жены. Жена изменяла ему в монотонном темпе с тех времён, когда он взял её в жёны, беременную неизвестно от кого. Он её любил неугасающей любовью и очень гордился, что жена у него красивая. В первую брачную ночь он сказал после акта:

— За что же мне столько счастья?!

На что новоиспеченная жена посоветовала:

— Если тебе много — поделись с товарищами!

Начальник кадров стал сразу ненавидеть Рафа. Ненависть застила ему глаза и он даже не заострил внимания на то, как это молодой парень сразу получил квалификацию первого бурильщика?

Он потупил взор и стал вынашивать каверзу, чтобы сразу «засадить» потенциального соперника. Единственное, что он придумал — направил его бурильщиком на «Воравейскую», где бурмастером был Фархад. Пусть там вакансии не было, но начальник думал, что там архаровцы те ещё, быстро кто-нибудь на взыскание раскрутится!

На том назначении и решили, вписали в приказ. Медкомиссию в этих местах не проходили, так сложилось исторически. Возможно, где-то вели какие-нибудь учётные карточки, но про них знали меньше, чем про архив КГБ. Иногда рассказывали, что при приёме на должность верхового рабочего, где-то кого-то крутили на стуле, а затем направляли дойти в угол. Но это был только лишь устный эпос. В больницу тоже никто не ходил. Её попросту в посёлке не было. Был почему-то из всех медицинских учреждений лишь роддом. Но в нём делали только аборты, и был этот стационар по размерам значительный — два всё тех же сборно-щитовых, барака, сцепленных углами.

После получения направления на работу, Раф хотел попросить аванс, чтобы можно было сходить хотя бы в столовую. Но, чувствуя всеми фибрами антагонизм начальника кадров, решил судьбу не испытывать: «Всё равно не поможет!» — подумал он.

Из кадров прямиком направился он на склад получать спецодежду. Там его ожидал очередной облом. По направлению РОВД на работу в экспедицию в качестве социальной «обязаловки» был плотником принят цыган. Тот с тарарамом вытребовал себе шубу. Вытребовал среди лета, вопреки инструкции, что рабочим первого года шубы не давать. Но раз распоряжение есть, то завскладом предоставил право выбрать шубу цыгану. В результате этих примерок склад пришлось закрыть. Цыган перемерил все шубы, которые находились на складе. При малейшей попытке завсклада возразить, он разражался страшными воплями, что его «зажимают». Только преддверие обеда придало завскладу силы, и он выдворил цыгана с охапкой валенок, сапог и прочих брезентовых костюмов. Что любопытно, на работу цыган вообще не вышел, ни на один день. Исчез вместе со спецодеждой.

Весь обед Раф пробродил по окрестностям. Знакомился с новым населённым пунктом, куда он будет приписан в предстоящие годы. В голове его настойчиво бродила одна и та же мысль: «Перейдёт или не перейдёт к нему способность Пал Ивановича чувствовать, где находится нефть под землёй?»

То условие, которое упомянул Пал Иванович, что прежде он умереть должен, Раф не воспринимал. Смерти этого заслуженного трудяги ему совсем не хотелось. Он думал, что должен же быть какой-то компромисс, ну, например, удар молнии.

Овладеть возможностью обнаружения залежей нефти Раф желал гораздо больше, чем обладать Золотой Звездой Героя Соцтруда. Эти мысли забивали у него даже чувство голода. Лишь злобные укусы комаров иногда выводили его из транса, и он возвращался к суровой действительности. Он понимал, что завтра его увезут на вертолёте в тундру. Будет он там нефть искать. Возможно, что его путь окончится так же бессмысленно, как у Пал Ивановича. Возможно, даже без Золотой Звезды, и не будут его пропускать везде без очереди. Не выдадут ему квартиру в первую очередь. Но другого пути в жизни он не видел, как не видит глубоководная рыба неба, тем более Космоса. А подсказать Рафу было некому, что существует другая жизнь, без алкоголиков, ворюг-поваров и профсоюзных деятелей, которые «поддувают» администрации и радостно делят товары повышенного спроса и путёвки в санатории между собой, отдавая львиную долю лакомых кусков начальникам. Возможность стать геологом и перекладывать бумажки по восемь часов в день в сборно-щитовой конторе его не привлекала. Одно название, что геолог. А на самом деле: отчёты и ещё раз отчёты. Хозяйство-то плановое. Все отчитываются, марают бумагу — безработицы в стране нет! Основа социализма не электрификация, как говорил Ленин, а учёт и отчетность. Народных денег прос…ать можно, сколько душе угодно! Лишь бы за них ловко отчитаться. Вот и шебуршала бумагой вся страна. Раф инстинктивно понимал, что попасть в эту плеяду — смерть любой мечте, поэтому решил трудовую деятельность начать с работяги, а там осмотреться, может, воспользоваться чьим-либо советом и принять решение, чтобы жить было не противно на Земле. За этими мыслями обеденное время утекло, чувство голода рассеялось. Раф попил воды из колонки, хватая струю прямо ртом. Колонка устроена была так, что вода разбивалась о землю и забрызгивала брюки катышками смеси воды и пыли. Погода стояла сухая, но влажность воздуха из-за близости болот, была высокой. Дышалось тяжело. Одежда, подобранная по дорожному тёплой, чтобы холод не захватил врасплох, прилипала к клейкому телу. Сдабривали эту картину не прекращающиеся комары, от них руки визуально приобрели общую опухлость. Шея и уши просто зудели, укусы разъедало потом. От всех этих обстоятельств место нового проживания не радовало. Сознание подсказывало, что это ещё обжитые края, здесь хотя бы склады есть, продуктовые и другие. Есть, как минимум, аэропорт, могут вывезти, случись что. Раф представил, как первые геологи после Гражданской войны, уходили на целый сезон с рюкзаками в тайгу и в тундру. Репеллентов от комаров тогда не существовало, сухих супов тоже. Была одна крупа и мука. Даже макарон не было. А ведь ничего, выжили ребята, да ещё такие территории закартировали! Что любопытно, Раф никогда не слышал от старых сидельцев, которые помнили сталинские времена, чтобы сидели на зоне, допустим, геологи. В основном из центра сгоняли в Сибирь поэтов, драматургов, певцов и прочих претендентов называться «бомонд». Их всех, таким образом, приобщали к общественно-полезному труду. Профессиональные зэки, которые урки, те сидят при любом строе. Даже если абстрагироваться и представить, что коммунизм свершился, воры всё равно будут воровать. Это процент от населения такой, статистика. Этот процент есть в самой распрекрасной стране: в Швеции, Норвегии, Японии и любом другом государстве. Этот процент на душу населения эквивалентен для любой страны. Даже в Китае, где за эту провинность — смертная казнь, а раньше руку отрубали, тоже воры есть! Говорят, если вора сажают в одиночку, он всё равно: бросает, как бы невзначай, шапку, а потом к ней подкрадывается и ворует! Маленькая тяга к кражам существует у каждого человека, если он психически устойчив. Стырит добропорядочный гражданин в супермаркете конфетку и радуется, страсть удовлетворена на год, а то и на два! На этот случай в супермаркете заложен процент на хищение, и согласован с налоговиками. Всё равно платит покупатель.