Ежи Косински - Свидание вслепую Страница 18

— Мне сказали, что вы — приятель одного парня, с которым я когда-то встречалась, — сказала она.

— Парня, с которым вы встречались?

— Парня, с которым я встретилась всего один раз, — уточнила она.

— Кто он такой?

Они вышли из физкультурного зала и медленно побрели по коридору. Там было пусто, только несколько тусклых лампочек освещали его.

— Один мальчик, — сказала она бесстрастно.

— И вы говорите, что он был моим приятелем?

— Я сказала, что вы были его приятелем, а не наоборот.

Левантер смутился.

— А как его звали?

Они дошли до конца коридора и остановились возле большого окна, выходящего на школьный двор. Одинокий фонарь освещал баскетбольную площадку. Баскетбольная корзина раскачивалась под порывами ветра.

— Обещаешь никому не рассказывать то, что я хочу тебе сказать?спросила она. Она обернулась и облокотилась на подоконник, повернув лицо к Левантеру.

— Обещаю, — сказал Левантер. Он с трудом различал черты ее лица.

— Этого мальчика звали Оскар. Прошлым летом он меня изнасиловал, бесстрастно выговорила она.

Левантер почувствовал, как кровь приливает к его лицу. Он моментально покрылся потом. Он отступил, не зная, что делать или сказать. Теперь-то он узнал ее, даже без косы. Она стала еще более привлекательной, более женственной. Ему хотелось заглянуть ей в глаза, но они были скрыты в тени.

— В милиции мне сказали, что у Оскара есть друг по фамилии Левантер, и этот Левантер заявил, что это он меня изнасиловал, — сказала она. — Я не могу понять, зачем ты взял на себя его вину.

Он никак на это не отреагировал.

А она продолжала:

— Мальчишки видели тебя днем спящим в палате, и значит, ты знал, что никто тебе не поверит. Тебе было нечего терять.

Левантер ничего не сказал.

— И все же, скажи мне, почему некоторым людям хочется казаться насильниками? — Она снова попыталась заставить его дать ответ.

— Неужели тебе так важно знать, кто именно причинил тебе боль — Оскар или кто-то другой? — спросил он.

Она вздрогнула.

— У меня никогда не было сомнений, что это был Оскар. Ты ведь знаешь, что он и раньше насиловал девочек. Правда, они никогда не видели его лица, но он делал с ними то же самое, что и со мной. Ты был его другом, возможно, он тебе об этом рассказывал.

Левантер уловил в ее голосе гнев.

— Ты и в самом деле хочешь об этом говорить? — спросил он.

— Не об этом, а о нем.

— Хорошо, — сказал Левантер. — Я встретил Оскара случайно по дороге в лагерь. Когда мы подружились, он рассказал мне, что еще до того, как мы встретились, насиловал девочек. Но я никогда не видел, как он это делает, и поэтому не был до конца уверен, что он говорит правду. — Левантер почувствовал тепло, исходящее от ее тела.

— Как ни странно, тебя в лагере я помню, а Оскара нет, — сказала она.

— Ты действительно помнишь, что видела меня? — спросил Левантер, чуть расслабившись.

— Да, два или три раза. Последний раз — возле спортивного магазина, это был мой последний день в лагере, тогда-то все и случилось. — Ее голос стал грустным. — Ты выбирал солнечные очки, почтовые открытки или что-то в этом роде. Я не сводила с тебя глаз: ты казался таким потерянным.

— А я много раз наблюдал за тобой, — сказал Левантер. — Я помню про тебя все. При любой возможности я шел за тобой следом.

— Как жалко, что ты не пошел за мною следом в тот день. Ты мог бы помешать ему… — Она не закончила фразы.

Левантер не чувствовал уже ни малейшего страха и приблизился к ней. Глядя на пустой двор, он произнес:

— Мысленно я называл тебя Безымянкой.

— В этом есть что-то романтическое, — сказала она, — но отныне можешь называть меня настоящим именем.

— Я знаю твое имя, — резко оборвал ее Левантер. Ему не хотелось, чтобы она его произнесла. — Я узнал его, когда впервые увидел тебя в лагере. Но для меня ты навсегда останешься Безымянкой.

Он выпрямился, отступил немного и опустил взгляд на ее ноги.

— Почему ты ни разу со мной не заговорил? — тихо спросила она. — Другие мальчики разговаривали.

Левантер не поднимал глаз.

— Правда, — сказал он, — но я не решался. Я видел тебя с высоким симпатичным парнем, чемпионом по плаванию. Ты смеялась после каждого его слова, а он смотрел на тебя так, будто ты ему принадлежишь. Я ревновал. Я был готов отдать все, чтобы быть рядом, как был он. — Когда он поднял голову, ему показалось, что она улыбается.

— Я помню его, — сказала она. — Забавный мальчик. Но я только несколько раз разговаривала с ним.

— Я смотрел на тебя всякий раз, когда наши два лагеря собирались вместе, — сказал Левантер. — Когда Оскар рассказывал мне о том, как он насилует девочек, я представлял, как сделаю это с тобой. Эта мысль ужасна, но это правда.

Она продолжала молча слушать.

— Знаешь, Безымянка, я был в тебя влюблен. Быть может, влюблен и сейчас. — Он застыл и почувствовал, как бьется жилка на его виске.

Она сделала то, на что он не мог отважиться. Она придвинулась к нему так близко, что их лица соприкоснулись, но Левантеру было неприятно касаться ее руками. Они смотрели в глаза друг другу. Холодок пробежал у него по спине. Она привстала и обхватила его руками за плечи. Он легонько провел рукой по ее спине, скользнул по шелковой блузке, нащупал бюстгальтер, потом — трусики под облегающей юбкой. На какое-то мгновение его рука замерла, потом резко взлетела вверх и нежно коснулась шеи.

Другой рукой он приподнял ее подбородок настолько, чтобы в ее глазах отразился тусклый свет, проникающий снаружи. Он долго всматривался в нее, пытаясь сохранить в памяти лицо, как запечатлел в памяти остальные части ее тела.

Левантер медленно отстранился.

— Ты боишься сделать мне больно? — робко спросила она. — Из-за того, что он сделал со мной?

— Я боюсь потерять тебя, Безымянка. Снова потерять, — сказал Левантер.

— Не бойся, — прошептала она. — Ты не потеряешь меня, если, конечно, сам этого не захочешь.

Он виделся с Безымянкой каждый день, сразу после школы. Он нетерпеливо поджидал ее, опасаясь, что она не придет, а потом видел, как она спрыгивает с трамвая, когда тот притормаживает на углу. Они вместе ходили в публичную библиотеку и, усевшись рядом за большим столом, делали домашние задания. Каждый вечер, когда перед расставанием они стояли на улице возле ее дома, Левантеру становилось страшно оттого, что хотя сейчас она с ним, вполне возможно, что ей не захочется видеть его снова. Вспоминая ночью события дня, она выяснит о нем какую-нибудь потаенную правду.

И вместе с тем он не старался привязать Безымянку к себе, под разными предлогами избегал знакомить ее со своими родителями и откладывал момент встречи с ее семьей. Она сказала, что он — ее первый парень. Он возражал, что встреча с ее родителями может вызвать ненужное беспокойство за судьбу единственного ребенка.

Левантер никогда не целовал ее и избегал любой возможности заняться с ней любовью. Он оставался безупречно робким, опасаясь сделать что-то такое, после чего она его покинет. Наступило лето. В первые же жаркие выходные они вместе отправились на велосипедах за город. Там остановились передохнуть у лесного озера и прилегли на безлюдном, заросшем травой берегу.

— Здесь так спокойно, — сказала она, почувствовав его дыхание. — Так уютно и безопасно. Левантер рассматривал лицо Безымянки. Безупречная гармония его очертаний восхитила его.

Она изучала Левантера, переводя взгляд от его губ к глазам, потом снова к губам. Наконец прильнула к нему.

Перепуганный, он привстал. Она перевернулась и положила голову ему на бедро. Он легонько провел пальцами по ее спине, опустил взгляд и увидел ее шею. Она была белая и хрупкая, чуть покрытая нежным пушком. Он осторожно обхватил руками ее голову, целуя родинку и слизывая крошечные капельки пота. Непроизвольно, как бы в воспоминание о прошлом, его пальцы начали ласкать ее виски.

Безымянка подскочила с такой силой, что отбросила его.

— Что случилось? — спросил Левантер, растерянно поднимаясь на ноги.

Ее лицо, которое только что было таким безмятежным и спокойным, исказилось яростью.

— Это был ты! Теперь мне все ясно. Это был ты! — прокричала она, закрывая лицо руками.

Левантер отвернулся от нее. Он слышал, как она садится на велосипед. Когда он наконец решился обернуться, Безымянка была уже далеко, она изо всех сил нажимала на педали. Ему хотелось представить ее вещью: тогда когда-нибудь он смог бы ею завладеть.

Русской актрисе Левантер больше не звонил. Она оказалась для него неразрешимой проблемой. Левантер давно уже перестал сознавать, что погребенный под его американским опытом русский язык оставался еще достаточно сильным, чтобы извлекать непредвиденные чувства.