Юрий Холин - Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн Страница 18

С. К.

ТРОИЦА

Если боги любят людей, они непременно

раскроют им свои намерения во сне.

Комната заполнена холодным декабрьским утром. Свинцовая полутьма не способствует бодрому подъему и включению в обычную программу дня. Лежу, закутавшись в одеяло, сетуя на ночь, которая пролетела так скоро, не подарив даже под утро какое-нибудь светлое сновидение.

Комната маленькая, но ни коим образом не согреваемая одним моим, хоть и не маленьким телом. Чугунная батарея центрального отопления давным-давно позабыла о своих прямых обязанностях и используется для чего угодно, только не для радиации благостного тепла.

Лежу на спине, ибо правый бок уже не в силах справляться с живым весом меня, а на левый не переворачиваюсь, боясь скорых позывов в кишечнике. Так и лежу, сдавленный внутренней тяжестью в животе и внешним дискомфортом промозглого помещения…

Вдруг в дверь прихожей «беспрекословно» постучали. Так как электричество почему-то давно уже отменили наряду с другими коммунальными благами, то стук в дверь не удивил, а скорее обрадовал меня – появилась веская причина наконец-то вылезть из постели.

Одеваться не было нужды, так как не было нужды раздеваться, ложась спать. И я – в чем был – поплелся открывать непрошенным гостям.

На пороге стояла троица. Посередине – плотный мужчина явно люмпенского происхождения, во всем кожаном и, видимо, очень удобном. Лицо его было серьезным, с легким налетом образованности – максимум двухгодичного посещения университетских занятий. По обе стороны от мужчины в фуфаечках и ушаночках с трехлинейками на плечах стояли «рев. ополченцы», красные банты которых прямо указывали на то, что они были очень ими горды. Лиц они не имели, а посему и оценивать было нечего.

Без всякого представления, не говоря уже о приветствии, кожаный мужчина утвердительно заявил: «Вы доктор такой-то. Вам предписано в течение сегодняшних суток явиться по адресу: улица Собино, дом № 58, комната № 17, что на втором этаже, и определиться на работу». И, уже явно позируя перед подчиненными, продекламировал: «Молодой республике, понимаешь ли, кадров не хватает, а они спят до десяти часов».

«Извините», – начал было я, уже совсем проснувшись. «Я занимаюсь научными разработками и имею на это разрешение…»

«Никто не лишает Вас Вашего разрешения. Речь об этом не идет. Нас абсолютно не интересуют ваши научные разработки. Будете заниматься ими как все нормальные люди – в свободное от работы время. Вот Вам повестка. Явиться в срок!»

В следующий момент я держал клочок бумаги, смотрел, но не видел написанного на нем. Все и так было предельно ясно. Мне было захотелось повозражать еще, но возражать оказалось некому – группа представителей каким-то мистическим образом исчезла.

Делать оставалось нечего и, добавив к своему одеянию лишь кашне и шапку, я вышел из дома.

Добраться из центра Ростова до вокзала еще можно было за 2,5 метра денег. Но это ведь на извозчике. Далее по холмам родного города следовало шлепать пешком до указанной улицы, ибо трамваи не ходили, а извозчики в эту крутизну и глухомань лошадок мучить не соглашались.

Проклиная все на свете: карабканье в гору, скверную погоду (кстати, пошел мелкий моросящий дождь), полнейший идиотизм ситуации, в которую меня поставили – я, тяжело дыша, плелся по указанной улице в поисках обозначенного адреса…

Сидя на деревянной лавочке у забора и переводя дух, я глядел на вывеску через дорогу, гласящую о том, что там, где она была приколочена, продавались самые железные во всей республике гвозди. Но все это не возбуждало моего воображения. А до пресловутого 58 номера было еще очень высоко.

Вдруг ко мне подошел невысокий сбитный малый и, сказав, что он карлик-филантроп, предложил за один метр двадцать пять сантиметров денег отнести меня до указанного дома.

«Какие чудесные существа еще есть в моем городе», – подумал я и, не сомневаясь, отмотал парню востребованную длину. Взяв деньги, он нежно подхватил меня на руки и в течение нескольких минут донес до места.

У входа в здание стоял огромный, зверского вида детина с японским ручным пулеметом наперевес и проверял пропуска и повестки. Я без лишних напоминаний достал и предъявил свою бумагу. Пока страж разглядывал ее, я стоял и вдыхал запах обмоток и сапожной ваксы, которой густо были намазаны его ботинки. Когда же он заговорил, добавился еще и запах прокуренных махоркой внутренностей и чеснока: «Все в норме. Проходи, не задерживай».

Мне совсем не хотелось никого задерживать, но сильно хотелось вдохнуть чего угодно, только не этого зловонного «коктейля».

Поднявшись по скрипучим деревянным ступеням на второй этаж, я вышел в длинный коридор и принялся за поиски комнаты № 17. Вскоре, к своему ужасу, я обнаружил, что ни у одной из комнат длинного коридора не было очередей, но семнадцатая, очевидно, пользовалась особой народной любовью, как занятость дающая.

Последним в очереди стоял худощавый мужчина среднего возраста в фетровой шляпе с гнутыми полями и очками, сквозь которые глядели грустные карие глаза. Я пристроился за ним и, осведомившись о назначении очереди, стал осматривать посетителей. Все они оказались представителями «гнилой» рафинированной интеллигенции, которая ну ни за какие коврижки не хотела приносить посильную пользу молодой республике и жить по принципу: от каждого по способностям, каждому – по затраченному труду.

Очередь двигалась медленно, время тянулось нудно, человеку в шляпе явно было не до общения. Он стоял, погруженный в свои далеко не легкие мысли и механически продвигался к двери, держась впередистоящего.

Наконец, он вошел по приглашению в комнату, сняв шляпу и вытерев подошвы старых ботинок о несуществующий половик. Дверь за ним захлопнулась, и сердце мое забилось в трепетном ожидании неизвестного.

Прошло время. Тишина коридора и напряженное ожидание стали невыносимыми.

Вдруг, к своему величайшему изумлению, я почувствовал, как моя правая рука начала выползать из кармана пальто и медленно двигаться в направлении дверной ручки. Я стоял, озираясь по сторонам, как вор, собиравшийся разрезать дамский ридикюль. Но самое удивительное было то, что рука действовала сама по себе, как киплинговская кошка, не желая повиноваться приказам рассудка. Она незаметно для чужих глаз мягко легла на ручку дверей и чуть толкнула их вперед. Из образовавшейся щели были слышны голоса: «Но позвольте», – это был голос мужчины в фетровой шляпе, – «У меня заказы, сроки. Мастерская моя зарегистрирована – вот документы, а вот лицензия на деятельность. В конце концов, я почетный академик Королевской академии живописи и скульптуры в Париже; мои работы выставляются на престижных выставках за рубежом, а некоторые и в нашей республике. Ну, поймите же – это разные вещи – изобразительное искусство и малярные работы…»

«Не знаю, не знаю! Вы – маститый художник, а не можете просто покрасить забор?» – оборвал его также знакомый мне мужской голос. «Давайте порассуждаем логически», – продолжил этот же голос. «Вы человек образованный и должны понять, о чем идет речь. Итак, основными орудиями Вашего производства являются кисти и краски, не так ли? Не так ли?! Я Вас спрашиваю!» – голос приобрел раздраженные нотки.

«Да, так», – выдавил из себя художник.

«Тогда, если Вы в состоянии, используя множество красок и, как я понял после визита к Вам, далеко не одну кисть, создавать многокрасочные поверхности, Ваше так называемое неумение покрывать одной краской с использованием лишь одной кисти стены, заборы и другие общественно полезные поверхности мы вправе расценивать как явный саботаж. А по нашему уголовному праву, если вы не знаете, это приравнивается к умышленному вредительству».

Очевидно, у художника наступил момент абсолютного коллапса, как при отравлении или большой потере крови, и, скорее всего, его жалкий и испуганный вид смягчил тон начальственного голоса.

«Вот и ладненько, я вижу, Вы осознали меру своего заблуждения и готовы исполнять гражданский долг, как и все сознательные трудящиеся. Тем более, что Вас не заставляют красить самому, а просят возглавить бригаду маляров, ценя Ваши заслуги и звания. Рисовать же картины будете в свободное от работы время. В общем – точка! Художник – крась, и не иначе. Каждый обязан заниматься своим делом в полном объеме и с полной отдачей сил, и тогда нам любые свершения будут по плечу. Возьмите направление и с завтрашнего утра начинайте трудовую жизнь. Всего хорошего».

Через секунду дверь отворилась, и перед моим носом возникло печальное лицо несчастного художника, ставшего в одночасье начальником – бригадиром малярной бригады…

«Следующий», – прогремело, как гром среди ясного неба. Я чуть не упал в обморок, осознавая, что настал мой черед заходить для получения «путевки в жизнь».