Ирина Волчок - Элита. Взгляд свысока Страница 18

На следующий день бронированный джип увез Настёну с Александрой на закрытую дачу, которая была чем-то вроде санатория. Или чем-то вроде заповедника. Или чем-то вроде зоопарка.

Бронированный джип долго ехал по бетонке, прорезающей старый сосновый бор. Две машины сопровождения, которые весь путь от самого подъезда до шлагбаума у въезда на лесную дорогу не выключали мигалок, да еще время от времени взревывали злобными сиплыми голосами, теперь потухли, притихли, вели себя скромно. Бетонка привела к железным воротам в высокой кирпичной стене. За стеной, похоже, был тот же сосновый бор, слегка разбавленный липами и каштанами. Из домика рядом с воротами вышел крепенький дядька в непонятной черной форме, трогая кобуру на поясе, неторопливо подошел к джипу, долго и очень внимательно проверял документы у водителя, потом так же долго и внимательно читал бумаги, которые дал ему майор, сидящий рядом с водителем, потом невнимательно заглянул в салон, мазнул равнодушным взглядом по Настёне и Александре, отвернулся и сделал воротам какой-то знак. А, нет, не воротам, видеокамере. Ворота поползли в стороны, джип медленно въехал на территорию заповедника и опять остановился. Ворота за ним сомкнулись, машины сопровождения остались за забором. Откуда-то появился еще один крепенький дядька в униформе, стал помогать водителю выгружать из машины багаж, зачем-то понес сумки с вещами Настёны и Александры в домик у ворот.

— Рентген, — объяснил майор, заметив непонимающий взгляд Александры. — Проверяют, чтобы ничего опасного на территорию не попало. Оружие, взрывчатка… Машину тоже осмотрят. Тут серьёзно.

Тут правда было серьёзно. После всех рентгенов и осмотров Настёну и Александру в маленькой открытой машине отвезли в их дом, стоящий примерно в километре от железных ворот. По пути встретилось только одно строение — общая столовая. Майор объяснил: можно завтракать — обедать — ужинать здесь, можно заказывать к себе в дом. На огороженной территории находятся еще четырнадцать отдельных домов и общий корпус. В общем корпусе обычно селится молодежь или гости отдыхающих. Люди, конечно, тоже не случайные, но все равно туда лучше не ходить. Там… шумно. Зачем ребенку все это видеть? А в отдельном доме им никто не помешает. Наблюдение ведется круглые сутки. Охрана — круглые сутки. Прислуга — круглые сутки… При желании можно заказать постоянное дежурство в доме медсестры или просто няни. Персональная охрана уже заказана родителями ребенка.

Персональная охрана встретила их на веранде дома. Опять крепенький дядька в черной униформе. Улыбнулся, представился: «Алексеич», — и растворился в зарослях сирени, окружающих дом с трех сторон.

Внутри дома ждали две тетки лет по сорок. В белых халатах. Настёна насторожилась.

— Врачей боится? — предположила одна из теток. — Ладно, мы в желтых будем приходить. Или в зелененьких. У нас это предусмотрено.

Другая тетка тут же полезла в тумбочку, стоящую на веранде, вынула еще один белый халат, поманила Настёну:

— Иди-ка примерь… Ой, как тебе хорошо-о-о будет… Ой, как краси-и-иво…

Настёна отцепилась от руки Александры, потопала на зов, нерешительно оглянулась, и когда Александра кивнула, все-таки позволила хитрой тетке накинуть на себя халат, и даже покрутилась немножко, растопырив в стороны руки в свисающих до пят рукавах и наступая на расстилающиеся вокруг ног полы халата.

— Ну вот, теперь не будет бояться, — с удовлетворением сказала хитрая тетка.

— Вы психолог? — поинтересовалась Александра, совсем не ожидая, что ей ответят утвердительно.

— И психолог тоже, — весело ответила хитрая тетка. — Здесь у нас у всех по нескольку образований… Валерия Николаевна тоже психолог. И педиатр. И еще много всего. При необходимости можете обращаться в любое время. Мы обе закреплены за вашим коттеджем. Но сейчас мы здесь просто для того, чтобы вас встретить, разместить и ответить на вопросы, если они у вас появятся. Ну, пойдемте в дом, сейчас мы все тут покажем, поможем устроиться, вещи разложим, обед закажем… Наверное, вы уже проголодались, да? Настёна, ты ведь хочешь кушать?

Ишь ты, и домашнее имя ребенка заранее узнали. Вот до какой степени здесь все серьезно.

Александра почти совсем успокоилась и даже немножко развеселилась, но потом, когда две многофункциональные тетки все показали, все рассказали, позвонили, чтобы гостям принесли обед и собрались уходить, на всякий случай потихоньку спросила:

— А родителей сюда пускают?

Тетки понимающе переглянулись.

— Пускают, — с едва скрываемым сожалением сказала одна.

— Но продолжительное присутствие родителей в договоре не предусмотрено, — успокаивающе добавила другая. — Если они захотят остаться хотя бы на сутки — им придется брать путевку для себя. А у нас уже все коттеджи заняты. В общий корпус отец Настёны вряд ли согласится…

— А если сюда захотят? — затревожилась Александра.

— Не положено, — успокоили тетки. — Коттедж рассчитан только на двоих. Где лишних людей размещать? Негде.

На взгляд Александры, в коттедже можно было разместить роту солдат — две спальни, гостиная, кабинет, довольно большая кухня, ванная, а помимо — еще и душевая кабина. Кроме ванной и душевой — везде диваны. На веранде тоже диван стоял. В кухне было все необходимое оборудование и посуда. В холодильнике был стратегический запас продуктов и напитков. В шкафах в обеих спальнях были залежи постельного белья, разнокалиберных полотенец, махровых халатов и трикотажных пижам. В том числе — и Настёниного размера. Ух, как тут все серьёзно…

Они вдвоем прожили в этом замечательном доме две недели. И никто за две недели к ним не приехал. Раз пять звонила Оксана Петровна, два раза — Валентина. Оксана Петровна интересовалась, как кушает Настёна и умеет ли повар санатория делать правильные пирожки с картошкой и с жареным луком. Валентина в первый раз спросила, как себя Настёна чувствует. Ответ Александры до конца не выслушала, буркнула: «Попозже позвоню», — и повесила трубку. Второй раз позвонила на исходе второй недели их пребывания в санатории, долго распространялась о пользе свежего воздуха для растущего организма, пару раз без всякой связи со свежим воздухом вяло обругала своего козла. Похоже, опять была «слегка пьяная». В самом конце длинной, но малосодержательной речи вспомнила:

— Да, я же не сказала… Вы же там еще на две недели остаётесь. Ты ж говорила, что Настёне это полезно? Ну вот. Все уже оплачено. Завтра кто-нибудь бумаги в дирекцию повезёт, так, может, и я к вам на несколько минут заеду. Но у меня тут работы до хрена, я тут не баклуши бью. В общем, некогда мне. Так что если не заеду — ты не беспокойся. И Настёне скажи, чтобы не беспокоилась.

А никто и не думал беспокоиться. Если Александра и беспокоилась о чем-то — так это о том, не нагрянут ли родители Настёны ни с того — ни с сего, не осложнят ли им жизнь. А Настёна, похоже, и об этом не беспокоилась. Она ни разу не вспомнила ни о маме, ни о папе, ни о бабушках. Настёна жила, как Маугли, впервые оказавшийся в лесу. Принюхивалась к новым запахам, прислушивалась к новым звукам, присматривалась к новым существам… Как-то быстро начала говорить. Охотно знакомилась с отдыхающими из других коттеджей. Это были все больше немолодые супружеские пары, важные, как швейцар в «Метрополе». Из бывшей партийной элиты, но не те, которые в оппозицию идут или в окна сигают, а те, которые нечувствительно вливаются в новую элиту, добавляя ей градуса и определяя букет. Метропольско-швейцарская элита рассыпалась перед Настеной мелким бисером, а сквозь Александру смотрела оловянными глазами. Потом, наверное, кто-то пустил слух, что она из княжеского рода, и к ней стали подходить с ласковыми разговорами: мы с тобой одной крови, ты и я… Разговаривать с этой кровной родней Александре не хотелось, было у нее такое ощущение, что подходит поговорить все больше родня приснопамятного комиссара Феди Клеймёного. Конечно, они не виноваты, что прадеды у них не князья. Но и она не виновата, что кухаркины дети и в третьем поколении так и не научились ничему. Это при практически безграничных возможностях. Или потому и не научились? Зачем им было чему-то учиться, если возможности и так безграничны? Не хочу учиться, а хочу управлять государством… Тараканы.

Настёна вырастет совсем другой.

За месяц в этом закрытом санатории — заповеднике Настёна выросла, похудела, загорела, очень окрепла и научилась болтать, не замолкая, кажется, ни на одну секунду. Валентина сама приехала их забирать, при встрече удивилась, долго рассматривала дочь, осторожно задавала вопросы:

— Тебе тут холосо было? А, Настён? Тебе тут понлавилось?

— Хор-р-рошо! — уверенно отвечала Настёна. — Зер гут! Мама! Надо говорить: понр-р-равилось!

— Ни хрена себе, — задумчиво бормотала Валентина и со странной опаской косилась на Александру. — Это что ж такое, а? Это она уже все говорит, да? И на иностранных языках тоже? А что дальше-то будет?