Лия Флеминг - Спасенная с «Титаника» Страница 18

– Скажите, ради чего мне теперь жить? – Анджело стукнул себя в грудь кулаком.

– Сын мой, у тебя есть жизнь, тогда как другие ее лишились. Почему все так случилось – глубокая тайна, постичь которую мне не под силу. Кто-то погиб, а кто-то спасся, от этого никуда не денешься. Будет проведено расследование, скоро мы все узнаем. А до тех пор крепись. Сальви и Анна очень переживают за тебя. Я сказал им, что прошло еще мало времени, но ты молод и крепок. Не подводи меня, прими то, что тебе суждено.

Анджело молча кивнул. Слова отца Бернардо нашли отклик в его разуме, но не в сердце. Сердце по-прежнему было полно надеждой.

Глава 27

Селеста и Мэй тепло простились на пристани незадолго до отхода «Келтика». Членов экипажа «Титаника» – тех, что уцелели, – на этом пароходе не было. Их немедленно отделили от других выживших и обязали дать свидетельские показания. Возвращаться к работе на судах им пока не разрешили.

Селеста тоже хотела предоставить показания, но ее свидетельство никого не интересовало. Тогда она добавила историю о героизме капитана и спасенном ребенке, однако никак не могла вспомнить фамилии других пассажиров шлюпки, которые могли бы подтвердить правдивость этого рассказа.

– Не знаю, как и благодарить тебя! – всхлипывала Мэй, обнимая Селесту. – Ты спасла нас от смерти, я никогда тебя не забуду.

– Теперь мы сестры, сестры по несчастью, навек связанные трагедией «Титаника». – Глаза у Селесты тоже увлажнились. – Обязательно напиши мне, как устроишься в Личфилде. Обещай писать, хорошо? Бог даст, я приеду вместе с Родди, и мы свидимся вновь. Для меня писать тебе – значит, вспоминать о доме. Наша переписка протянет особую ниточку.

– Думаю, ты будешь страшно занята работой во всех этих комитетах. Ты вовсе не обязана слать мне письма. Я никогда не забуду твою доброту. Да, и передай мою благодарность мужу за то, что разрешил тебе побыть со мной. Он, наверное, очень соскучился.

– Я пришлю тебе фотокарточку Родерика в обмен на твое фото с Эллой. Нельзя допускать, чтобы люди забыли о катастрофе «Титаника». Дома рассказывай всем, что видела и слышала в ту ночь, – и плохое, и хорошее. Подобное не должно повториться.

Обе женщины посмотрели на океанский лайнер у стенки причала, и по спине Мэй пробежала дрожь.

Селеста заколебалась. Почему ей не хочется, чтобы Мэй уезжала?

– Тебе необязательно возвращаться в Англию так скоро. Ты могла бы задержаться здесь, пока не наберешься сил для следующего морского путешествия. Ах, знаю, знаю, о чем ты думаешь: «Как я достану билет на другой пароход?»

Мэй попыталась взять себя в руки и изобразила слабую улыбку.

– Я просто хочу домой, хочу уехать отсюда. Тут для нас нет будущего. Благодаря тебе я смогу устроить жизнь в Личфилде. В родной стране все-таки лучше.

– Вот, возьми. – Селеста протянула ей серебряную фляжку. – Тогда, на «Титанике», кто-то сунул ее мне в руки, чтобы я выпила для храбрости. Хороший французский коньяк согреет тебя и поможет заснуть.

– Спасибо, но я никогда не пробовала спиртное и теперь тоже не намерена. Попробую обойтись сладким чаем и какао. – Мэй вернула фляжку.

– Ты – очень смелая женщина. Я горжусь нашим знакомством. Удивительно, как тебе удается сохранять спокойствие! – В глазах Селесты стояли слезы.

– Она дает мне силы, – Мэй кивком указала на спящего ребенка. – Она – самое важное. Не волнуйся, у нас все будет хорошо. Тебе пора. К нам все очень добры, но чем скорее мы сядем на пароход, тем лучше. Не нужно долгих прощаний. Спасибо тебе от всего сердца, Селеста, ты была мне настоящим другом. Ты вовсе не обязана была возиться со мной на шлюпке, однако же не дала умереть, согрела и поддержала. У меня не хватает слов, чтобы выразить, насколько я тебе благодарна.

– Мэй, я серьезно – пожалуйста, пиши. Рассказывай, как идут дела, рисуй картины моего любимого города. Я буду крайне признательна за эти письма, меня порой мучает ужасная тоска по родине.

– Постараюсь. Правда, раньше я редко бралась за перо и бумагу, разве что списки покупок составляла. Мне и писать-то было некому, но я попробую. Надеюсь, я освою эту премудрость, и мой кораблик поплывет быстрее других. – Мэй посмотрела на Селесту с кривой улыбкой. – Не думала, что когда-нибудь смогу отпустить такую шутку. Что со мной происходит?

– Перемены, вот что. То, что случилось, изменило нас навсегда. Мы уже не будем прежними. Однако мы выжили и будем жить дальше. Ты – очень храбрая женщина, храбрая и решительная. Ты набралась смелости плыть назад через тот же океан, в котором… – Селеста умолкла, не договорив. – Удачи тебе и счастливого пути. – Селеста со слезами на глазах поцеловала малышку и стиснула в объятиях Мэй. – Ну, идите, а то надо мной скоро начнут смеяться. Я всегда буду помнить твою решимость начать новую жизнь после такой страшной трагедии. Да хранит тебя Господь в пути. Ты заставила меня о многом задуматься.

Мэй пошла прочь, а Селеста смотрела ей вслед, пока та не превратилась в точку, а затем исчезла в толчее.

– Встретимся ли мы когда-нибудь снова? – тихо произнесла она и направилась в город.

Глава 28

После того как Анджело поправился, каждый день он ходил одной и той же знакомой дорогой к зданию, где располагалась компания «Уайт стар лайн». Нет ли каких новостей? Он слыхал об ошибках в списках пассажиров. Клерк с мохнатыми бровями и усталым взглядом посмотрел на Анджело и, узнав его, тяжело вздохнул:

– Опять ты. Послушай, сынок, я ведь уже говорил: если появятся новости, мы сразу тебе телеграфируем. У нас есть твой адрес.

Поначалу служащие относились к Анджело сочувственно, но со временем начали терять терпение, так как он приходил в контору каждый день в течение нескольких недель и просил перепроверить список пассажиров.

– Твоя жена с ребенком села на корабль в Шербуре, но до Нью-Йорка не доехала. Все сведения верны, их нет ни в одном списке. Сожалею.

– Некоторые называли чужие фамилии…

– Слухи и выдумки газетчиков, не более. Ты должен смириться с тем, что твоя семья утонула в ту ночь, как и полторы тысячи других людей.

– Но поглядите на этот башмачок. Моя жена была искусной кружевницей, как и моя мать. Они плели кружево с особенным узором, который больше нигде не встретишь, и она писала мне, что привезет с собой кружева на продажу. Это ее работа, я точно знаю.

– Возможно, на корабле кто-то из пассажиров купил у нее изделие… или украл, вариантов множество, – сухо отозвался клерк и демонстративно принялся перекладывать гору бумаг, показывая своим видом, что разговор окончен.

Люди за спиной неодобрительно загудели. Анджело знал, что со стороны его вполне можно принять за помешанного: многодневная небритость, растрепанные волосы, безумный взгляд. По правде говоря, он и сам сомневался в собственном психическом здоровье. Анджело повернулся и показал очереди пинетку.

– Кому вздумается украсть детский башмачок? – спросил он.

– Есть такие, которые при первой возможности готовы даже блох с собаки своровать, – пробурчал мужчина, стоявший позади.

– Мне жаль, – произнес клерк. – Иди домой и сообщи в письме родственникам печальную новость.

– Как я могу написать ее матери, что виноват в смерти дочери? Я ведь обещал хорошую жизнь в Америке! Родители Марии не переживут…

– Факты есть факты, сынок. Твоя семья погибла, и нужно потактичнее известить об этом родню.

– А что, если они скитаются по улицам, голодные и холодные, и ищут меня?

Клерк снял очки в роговой оправе и протер их платком, качая головой.

– У вас, итальянцев, есть свои лавки и газеты. Будь они живы, давно нашли бы тебя.

– Я расклеил фотокарточки везде, где только можно: в церкви, в меблированных комнатах, на афишных тумбах, даже на уличных столбах. Они не умерли, я это чувствую. Мне нельзя бросать поиски – вдруг найдется кто-то, кто знает об их судьбе. – Анджело почти рыдал. Он не сдастся, нет, только не сейчас. Его неотвязно преследовала мысль о жене и дочке, которые заблудились в чужом городе, в чужой стране, не зная ни слова на чужом языке.

– Твои старания похвальны, но и мы сделали все, что могли, – устало сказал клерк. – Можешь поговорить со своими священниками и горожанами, однако правда от этого не изменится.

– Что есть правда? Говорят, спасательных шлюпок было так мало, что их не хватило бы даже на половину пассажиров, что из третьего класса вообще никого не выпускали до самых последних минут! По слухам, некоторых расстреливали прямо на палубе. Вы и представить себе не можете, что пришлось перенести моей жене! А рядом – никого! – кричал Анджело.

– Успокойся! От слухов толку немного, а что случилось, то случилось. Расследование для того и нужно, чтобы предотвратить подобный ужас в будущем.

– Вот как? – перебил кто-то. – А скольких членов экипажа вызвали на допрос? Я слыхал, всего лишь трех из многих сотен. Думаете, этот парень добьется справедливости? Да ни за что. Вам должно быть стыдно!