Ольга Лукас - Бульон терзаний Страница 19

– Я не сказал «способности», – мягко уточнил Владимир, – я сказал – «особенности». Что именно вам непонятно?

– Нам все непонятно, – строго сказал Компетентный Борис, – объясните на примерах.

– На примерах? Хорошо, на примерах. Возьмем… – Владимир перелистнул страницы своего экземпляра, – вот, действие второе, явление 14. Тут я позволил себе убрать две строчки из реплики Лизы: «А я… одна лишь я любви до смерти трушу. – А как не полюбить буфетчика Петрушу!»

– А что такого в этой строчке? – набычилась Елена. – Почему это мне нельзя любить Петрушу?

– Во-первых, непохоже, чтобы такая женщина, как вы, боялась любви, – польстил Владимир, – а во-вторых, позволю напомнить, что буфетчика Петрушу играет… не самый юный сотрудник этого коллектива. Покажитесь нам!

Краснодеревщик со склада встал, раскланялся, сел. Княжны хихикнули.

– Ну, это мелочи, – заметил Компетентный Борис, – еще что?

– Еще. Вот, – перелистнув несколько страниц, продолжал Владимир. – Сплетню о том, что Чацкий сошел с ума, в оригинальном тексте распространяют два господина, которые появляются только для того, чтобы распространить сплетню. Я подумал – у нас целый отряд княжон. Да и женщинам как-то сподручнее сплетничать. Так что два действующих лица долой, а княжнам добавится текста. С вами, девушки, мы потом отдельно разберемся, кто что говорит. Пока решайте сами. По-крупному я ссамовольничал только один раз. Вырезал весь фрагмент с Репетиловым. У Репетилова остается всего несколько фраз – при разъезде.

– И так всегда! – воздел руки к потолку печальный Горюнин. На самом деле он был рад тому, что не придется учить большую роль.

– Разъезд я тоже сократил, – не обращая на него внимания, продолжал Владимир. – Важно, что Чацкий слышит, как о нем все судачат. А то, как отбывает каждый из персонажей, в данном случае не столь существенно. Упразднены и лакеи. Я также убрал некоторые приметы времени, оставил то, что не изменилось со времен Грибоедова до наших дней.

– Так что же осталось от пьесы? Хоть что-то осталось? – удивился Петр Светозарович.

– Вы не поверите. Почти все.

– Разве можно вот так взять и выбросить целые куски? – спросила княжна, которая увлекалась ирландскими танцами.

– Можно, если это необходимо по режиссерской задумке, – заверил ее Владимир. – Работа режиссера – всегда соавторство. Можно полностью изменить смысл, если по-своему расставить акценты и поменять интонации. Но мы ничего принципиально менять не будем. И уже сейчас – да, Борис Станиславович, я помню, что у вас встреча, – сейчас мы приступим к первой читке. Начнем с самого начала… Лиза просыпается в кресле, она караулила свою госпожу и ее возлюбленного и уснула. Елена, Лиза – это вы. Приготовиться Петру Светозаровичу, потом Ульяне и Дмитрию… Где Дмитрий? Почему нет Молчалина?

– Его Павел Петрович после обеда с бумагами послал в налоговую, – наябедничал Горюнин. – Сказал: «Из-за ваших спектаклей я не намерен второго курьера нанимать!» Я мог бы, если надо, подменить отсутствующего товарища.

– Не надо подменять, – мысленно досчитав до пяти, сказал Владимир. – Сегодня за Молчалина я. Елена, начинайте.

Зашелестели бумаги. Заскрипели стулья. Зашуршали извилины. И тут у Елены снова зазвонил телефон.

– «Светает!.. Ах! Как скоро ночь минула!» – машинально продекламировала она в трубку. – Нет, я не в Нью-Йорке. С чего вы взяли? Что-что? Перезвонить, когда полностью рассветет? Ладно, перезвоню. – Она отложила телефон и сказала в сторону: – Больной какой-то. При чем тут Нью-Йорк? Так с какого, говорите, места мне читать?

– С начала, – бесцветным голосом повторил Владимир. – Рекомендую всем перевести мобильные телефоны в бесшумный режим, иначе Борис Станиславович не успеет на встречу и очень рассердится.

Офисные работники в испуге потянулись за телефонами. Раздались мелодичные трели и переливы. Даже Елена приглушила свою трубку и с чувством повторила:

– Светает!.. Первая читка началась.

Глава одиннадцатая

Долг чести или родительский долг?

В Среднем Камерном все реже давали «Горе от ума», подстраивая расписание под гастрольный график проживающего в Ницце Чацкого. Но вот Капитана посетила свежая мысль – обзавестись вторым Чацким, а публике не сообщать, какой из двух выйдет нынче на сцену. Люди, конечно, шли, чтобы увидеть живьем народного артиста, который в последние десять лет слишком редко появляется перед народом. Обнаружив же, что вместо знаменитости вышел какой-то юноша, зрители скрипели зубами, но зал обычно не покидали – раз уж выбрались в театр, придется смотреть, деньги ведь «у плочены».

На одном из таких «обедов без главного блюда», по меткому выражению заслуженного Кощея, и состоялся дебют безбородого Владимира. Капитан перед началом спектакля как всегда отсмотрел самые сложные сцены, что-то поправил, дал несколько советов новому Чацкому и направился к себе. Потом вдруг остановился очень эффектно и, не глядя в сторону нарушителя, заметил, что дисциплина нынче не та и люди не те: ради сериальной наживы некоторые артисты готовы уже не только прическу, но и пол сменить. И исчез. Владимир пожал плечами, решив, что Петрушка и без бороды обойдется. На этом все и кончилось – даже штрафа не выписали.

Капитан очень любил поговорить о сериалах и об артистах Среднего Камерного, которые в них снимаются.

Обычно это были такие же обезличенные реплики, хотя все догадывались, кого главный режиссер имеет в виду. «Одна такая мамзель звезд с неба не хватает, десять лет в массовке бегает, но с репетиций регулярно отпрашивается, чтобы заработать денежку в мыльной опере». Или: «В сериалах вечный клоун, народ его едва увидит – и сразу в хохот. А тут у него драматический монолог. А публика ржет. Выработался условный рефлекс!»

Капитан прилагал все усилия, чтобы не отпускать артистов с репетиций, не давать им замену в спектакле ради «этих ваших мыльных делишек». Но если кто-то поднимал речь о зарплате – очень скромной по московским театральным меркам, – то начиналась иная песня. «Бабки будете на мыле заколачивать, а тут о деньгах забудьте, это искусство! Артист вообще не должен думать о еде! Если надо, он сыграет сытого так, что сам в это поверит. А не поверит – к черту такого артиста!»

Владимиру, как вы помните, с сериалами не слишком везло. Но на скромную жизнь, подчиненную режиму, хватало. Вот на загулы с «Айс-пиком» – уже нет. Однако с учетом мебельных вливаний ему, кажется, удастся не только расплатиться с долгами еще до конца года, но и выйти в небольшой плюс.

Так думал он, складывая и вычитая в уме цифры. На сковородке скворчали куриные котлеты. Миска наполнялась свежими мелко порубленными овощами и пряными травами десяти разновидностей. Владимир ждал в гости дочь Аню, которая очень скоро закончит снимать репортаж совсем неподалеку от его дома и заедет навестить старика.

Как время летит – эта кроха, которую он учил лазать по деревьям и вырывать молочные зубы с помощью нитки, уже сама снимает репортажи для программы новостей на кабельном телевидении! А ведь всего каких-то сколько-то там лет назад…

После того как вероломная Рита выбрала Стакана, Владимир пообещал себе больше никогда не жениться. Даже если нет особой любви, расставаться и больно, и мучительно. А каково было бы развестись с любимой женщиной? Зарок, конечно, не мешал ему заводить отношения разной степени близости.

С Дашей он познакомился, когда ему было двадцать семь, а ей – восемнадцать. На семейном торжестве у каких-то общих, далеких от искусства знакомых. Владимира посадили с ней рядом и сказали: развлекай девушку, ты же артист! «Ах! Артист!» – сказала девушка. Владимир использовал стандартную схему: рассказал про театр, пригласил на спектакль, взял телефон, исчез. Даша в театре скучала и ходила туда только потому, что Владимир бесплатно доставал билеты. Зато рядом с ним она всегда веселела. Он передаривал ей цветы, которые получал от поклонниц, называл «мой сердечный друг», пел под гитару песни и рассказывал театральные анекдоты. Когда же выяснилось, что цветы, песни и сердечная дружба принесли, то есть вот-вот принесут плоды, Владимир внезапно заболел и слег дома с какой-то неизвестной науке нервной болезнью. Он не притворялся. Он не играл эту болезнь, он ею жил, и начали уже опасаться за его здоровье, и даже задействовали связи бриллиантовой тещи. И тогда мудрая Даша сказала, что появление общего младенца сердечной дружбе не помешает, что она не станет требовать ничего, и Владимиру нужно только немедленно поправиться, ведь ей теперь понадобится помощь друга. Быть другом, который помогает молодой одинокой матери, и почетнее, и проще, чем быть мужем. Рита все-таки оставила неизгладимый след. Владимир поправился на следующее утро, так что теще пришлось приостановить сложный процесс задействования связей, но в убытке она не осталась: пристроила к специалисту по нервным заболеваниям сестру одного полезного человека.