Артур Кангин - Запах денег Страница 19

Леночка игриво укусила Павла за мочку уха.

— Она из чего? — похолодел Шелудько.

— Голубая глина Валдайской возвышенности.

— Валдайские колокольчики… Валдайские баранки… — мучительно соображал Павел.

— Закуривай! Чего ты медлишь?

Паша указательным пальцем ковырнул внутренность трубки. Ничего… Гладкая… Ткнул в ноздри. Пахнет землей, грибами.

Не спеша раскурил, поплыл в жемчужных облаках мексиканского самосада. В ушах заделенькали Валдайские колокольчики.

И тут такая катавасия началась… К власти в стране анархисты пришли. В какой-то месяц у Паши забрали все суда. Аннулировали банковские счета. Да и просто, выгнали, под зад коленкой, из офиса.

Хорошо хоть квартиру не тронули, забыли как-то.

Качается Павел, как сомнамбула, в кресле-качалке у камина, глиняную трубку посасывает.

Деньги на европейских счетах есть. Но как туда попадешь?

Транспортники теперь под черными знаменами, водку хлещут, молоденьких девах, диспетчеров насилуют.

Может, опять трубка напакостила?

Такая глиняная крохотка в эдакой огромной стране?

Но трубку все же сменил. Приобрел из под полы у анархиствующего коробейника. Сказал, самого Римского папы.

Затянулся, закайфовал.

А по радио передают декрет батьки.

Посадить всех буржуев на баржу и в Стамбул. А оттуда пусть сами разбредаются, куда угодно.

Через недельку, с трубках в зубах, Паша бродил по Елисейским полям, сморкался с Эйфелевой башни.

Европейская валюта пригодилась.

Павел прикупил уютную квартирку на бульваре Сен-Жермен и зажил барином, просто, но со вкусом.

Свой бизнес открыл. Стал кормить парижских гуляк жареными каштанами.

Дело копеечное, но на аппетитных девушек, так здесь зовут озорных девчонок, вполне достаточно.

Курил Паша свою пятую по счету трубку, а все грезил обновкой.

Потом не сдержался, прикупил на Рождественской распродаже сразу восемь штук.

Одну из березы, другую из тополя, третью из вяза. Все остальные из металлокерамики, изделия французской оборонки.

Положил за хрустальное стекло бара, а курить из них не решался. Мало ли еще какая напасть нашлется…

Уж лучше он пососет проверенную трубочку папы Римского.

Но, слаб человек, однажды не вытерпел, с закрытыми глазами выбрал ту, которая сама в руки сунется.

Затянулся и пугливо огляделся по сторонам.

Рухнет Эйфелева башня? Французы ринутся на англичан с новой столетней войной? Или еще чего похлеще?

А трубочку-то выбрал из березы…

Сразу нахлынуло — матушка-Волга, маковки и колокольни церквей Москвы, белый гриб, крепыш, с прилипшим к шляпке березовым листком.

Будь что будет!

Павел выгреб из бара все трубки и стал обкуривать каждую.

Капсула 20. ОБЕЗЬЯНЬИ ОЧКИ

Знаменитый московский политтехнолог Платон Лебедев томился на Туапсинском пляже.

И угораздило же его попасть в этакую глухомань!

Друзья советовали, поезжай в Сингапур, в Малайзию. А он уперся рогом, только Россия, что-нибудь морское, провинциальное, и не пошлейшее Сочи.

И вот он день-деньской проводит на диком пляже, у Киселёвой скалы. Забронзовел, как мулат, окреп от мощного кроля в солёной водичке, чуть погрустнел от выпиваемых каждый вечер двух литров “Муската”.

Возвращаться в Москву? Но там асфальтовое пекло. Тоска. Безнадёга. Да и работать еще не хотелось. Нужды не было. Банковские счета буквально ломились.

Платон жмурился на жаркий апельсин солнца. Глаза слепли. Надо прикупить солнечные очки. Может, вся душевная смута из-за отсутствия оных?

По гальке пляжа, прямо на Платона, шла цыганка в пёстром, длиннополом платье. За ней босоного скакала по вспененной кромке моря цыганочка, девочка лет семи. На плече ее сидела маленькая обезьянка.

— Добрый человек, — обратилась цыганка к Платону, — давай я тебе погадаю.

— Валяй, — ответил скучающий Платон.

— Тамарочка, — позвала гадательница девчушку.

Та подошла, с прищуром глянула на Платона.

Обезьянка тоже во все зеночки таращилась на московского гостя.

— Подумай о самом главном, — прощебетала Тамарочка.

— Ну, — улыбнулся бродячему племени политтехнолог.

Цыганочка раскрыла перед обезьянкой целлофановый кулек с астрологическим рисунком, золотое созвездие Льва на лиловом небе:

— Микки, тяни!

Шимпанзе сложила губы трубочкой, покряхтела и вытащила бумажный шарик.

Платон развернул послание.

“Солнце правды” — детским старательным почерком было нацарапано на клочке.

“Это еще что за хрень?” — задумался Платон.

Обезьянка взвизгнула и возмущенно запрыгала на плече Тамарочки.

— Десять рублей, — попросила цыганка.

Микки же вдруг схватила политтехнолога за нос и, вздыбив хвост, переметнулась на плечо старшей гадательницы.

— Вы ей понравились, — улыбнулась девочка.

И только сейчас Платон заметил на спине обезьянки, заброшенные как рюкзак, солнечные очки.

— Продайте очки, — потирая нос, попросил Платон.

— Возьми так, — улыбнулась цыганка. — Нам они не нужны.

Платон все-таки заплатил пару сотен и сунул очки в карман шорт.

Солнце садилось. Очки сейчас не нужны. А вот завтра пройдет гоголем-моголем в обезьяньих очках.

Дома, в миленькой дощатой хибарке, он съел огромную кисть винограда, натрескался окрошки, запил все парочкой литров “Муската” и завалился спать.

Утреннее солнце, пробило тюлевые занавески и обожгло лицо.

Вставай, Платон! Тебя ждут великие дела!

Испил кофейка с ветчинным бутербродом. Почистил зубы. Теперь — вперёд, к ласкающей лазури моря.

Платон весело спускался по ивовой аллее. Вспомнил о вчерашних очках, насадил их на нос.

И — обалдел!

Где он? В кунсткамере?

На него пёр толстяк с шестью подбородками. За ним шаркала кривыми ножками жена, мерзко гундосила:

— Развелось паразитов приезжих! Всех бы передавила собственными руками…

— Суки! — подытожил супруг.

— Ишаки!

— И посмотри на этого горбуна! — захохотал толстяк и ткнул в Платона пальцем.

— Он не только горбун, — захихикала жена, — У него еще и глаз стеклянный!

Политтехнолога прошиб холодный пот. Он дернул башкой. Очки слетели в траву.

Замигал, ослепленными солнцем, глазами…

Но что это? Где толстяк с кривоножкой?

На его пути — симпатичная пара тридцатилетних. Он с могучими ногами велосипедиста, с обветренным лицом и голубыми глазами. Она в минишортиках, в маечке обтягивающей грудь, сама сексапильность, утеха мужского взора.

— Милый, — ворковала чаровница, — ресторан “Алые паруса” где-то здесь.

— Дорогая, согласен, но где?

— Вы не подскажете, будете так добры? — куколка сморщила на Платона носик.

— Вон у тех труб котельной, — улыбнулся Платон. — Поднимайтесь, не сворачивая, по этой аллее.

— И попадаются же в нашем городе такие чудесные люди, — красавица сверкнула очами.

Парочка легко пошла вверх.

А Платона озарила внезапная догадка.

Он поднял обезьяньи очки и уже сквозь них взглянул на удаляющихся супругов.

Точно!

Запредельный толстяк и отвратительная кривоножка.

Свойство обезьяньих очков было простым и зловещим.

Все сквозь них выглядело уродливо скособоченным.

Или это проступала потаенная сущность людей?

Платон не знал…

Затосковав по своему прежнему хрустальному взгляду, Платон как-то на пляже положил очки не валун, вознес над ними мускулистую ногу.

Прощайте бесовские стекляшки!

И вдруг ошалело задумался…

В Москве вот-вот должны грянуть президентские выборы. Горячая страда политтехнологов. А что, если на конкурентов взглянуть сквозь эти обезьяньи очки?

Платон прикупил роскошный бархатный футляр и спрятал очки.

Скоро он отбыл в Москву.

Дома очки пока не надевал, привыкал к нормальному образу Златоглавой. После Туапсе Москва казалась кипящим муравейником.

Ему позвонили. Пора!

Платон прибыл на политическую тусовку. Взглянул без обезьяньих очков на соперников своего кандидата и оторопел.

Его протеже не имел ровно никаких шансов.

Соперники были образованными ребятами, обаятельные и попросту молодые. У них все впереди.

Может быть, сразу сойти с дистанции? Не затевать позорную канитель?

Трясущимися от испуга руками Платон нанизал на нос заветные очки.

Ну, вот… Другое дело!

Ораторствовал тощий хмырь с застылым лицом. По роже сразу видно — извращенец и параноик.

Тут к трибуне вышла уродица с пустыми глазами. И эта гадина считается спортсменкой и красавицей? Взяточница, мошенница, насквозь лживая баба.