Рафаэль Муссафир - Паршивка Страница 19

Я заснула, что ли? Мое сердце бьется со скоростью двести километров в час. Я скатываюсь вниз по лестнице.

— Мама!

— Что такое, Рашель?

— Они не приходили, банда Бастьена?

— Приходили, хотели пригласить тебя к Бастьену выпить горячего шоколада, потому что шел дождь, но, поскольку ты спала, я не разрешила им подниматься будить тебя… На этот раз я, надеюсь, поступила правильно? Ты ведь не будешь теперь сдирать последние оставшиеся в доме шторы, правда, дорогая?

Доверить свое бильбоке хранителю музея

Сказать, что вернешься через пять минут

Исчезнуть навсегда

Я просыпаюсь ночью и иду пописать. Когда я надеваю трусы, я замечаю, что они испачканы чем-то коричневым.

Мне стыдно.

Что делают в подобных случаях?

Когда обкакаешься прямо в трусы?

Естественно, выкидывают трусы в мусорное ведро.

На другое утро трусы опять запачканы чем-то коричневым.

Я их выкидываю тоже.

Через два дня мама спрашивает меня, как я могла за двое суток потерять все свои трусы. Я начинаю рыдать и прошу у нее прощения, потому что я опять обкакалась в постели, но я клянусь, что я не нарочно, и я тебя умоляю, никому об этом не говори.

Мама спрашивает, где же эти несчастные трусы, я, всхлипывая, беру ее за руку и веду к маленькому мусорному ведру в моей ванной. И поднимаю крышку.

Мама изумлена.

— Бог мой, не может быть, у тебя месячные, Рашель, так и есть… У нее уже месячные… Черт знает что… Это кровь, дорогая моя.

— Кровь… оттуда?

— Да, но это нормально, Рашель…

— Но она коричневая…

— Потому что она свернулась… Вот, посмотри внимательно. Она в середине.

— Что?

— Пятно в середине, прямо под твоим цветочком, если бы это были какашки, пятно было бы под попой. «Мазель Тов», на счастье, дорогая моя.

И она дает мне пощечину.

Мама сказала, что так встречают начало женского созревания в еврейских семьях, парой хороших пощечин, хотя я и очень молода для менструаций, но у германской кузины тети Югетты месячные начались практически в десять лет, и она от этого не умерла, то есть она умерла, но не от этого, а гораздо позже и от болезни «паркинг сон».

Потом мама мне объяснила, что такое месячные, и показала, где лежит вата, пока мы сегодня же не сходили и не купили все необходимое.

Затем она заперлась в ванной и плакала несколько часов.

На следующий день я хотела спать, и у меня немножко болел живот.

Я решила, что не очень-то хочу идти со всей бандой в развалины дома. Наверное, они ждали меня у дороги, которая начинается от дома Деде Галла, потому что теперь Бастьен не решается будить меня в постели.

А потом они перестали меня ждать.

Я вышла на улицу около полудня и увидела Элизу, которая в одиночестве играла с Принцессой в своем саду.

Мне очень нравится Элиза.

Я спросила, не хочет ли она построить для Принцессы картонный домик.

Маленький домик, вроде собачьей конуры, но еще меньше, цветной, а внутрь положить кусочек замши, который будет для Принцессы одеялом.

Еще я подумала, что Принцессе, наверное, одиноко и что ей нужна компания.

И я предложила Элизе поймать улитку и посадить ее на лист салата-латука, еще я подумала, что можно украсить дом Принцессы растениями, как мы делали в начальной школе.

Чтобы сделать растения, я взяла дома маленькое блюдечко и положила в него кусок ваты (мама мне показала, где она хранится, по случаю моих месячных). На ватку я насыпала несколько чечевичных зернышек и объяснила Элизе, что, если мы будем постоянно их увлажнять, из зернышек вырастет много маленьких хорошеньких росточков, очень подходящих по размеру к минидомику из картона.

Идея очень понравилась Элизе.

Идея очень понравилась Элизе, и мне тоже, и все шло хорошо, пока я не поняла, что вместо того, чтобы внимательно слушать Элизу, я мысленно считаю, сколько раз в минуту она пришепетывает.

Я думаю, Элиза ничего не заметила, потому что вид у меня наверняка был очень сосредоточенный из-за того, что я считала, но на самом деле произошел рецидив моей хронической болезни: скуки…

И я быстро поцеловала ее, попрощалась и пошла выкурить сигаретку.

В тот же вечер мама осмотрела мои карманы, якобы для того, чтобы запустить стиральную машину с белым бельем на сорок градусов:

— А это что за зажигалка, Рашель?

— Какая зажигалка, мама?

— Ты меня за идиотку принимаешь или как?

— А! Зажигалка! Мне послышалось «Что за мигалка»! Ну, пока, мамуля…

— Я тебе задала вопрос, Рашель!

— А! Зажигалка! Это зажигать свечи на день рождения, вдруг спички все поломаются. Ну, пока, мамуля…

— Рашель! Вернись немедленно!

— Ее случайно мне в карман положили…

— Ты куришь?

— А? Э-э, нет, почему ты спрашиваешь?

— Потому что от тебя несет дымом за сто метров.

— От меня?

— От тебя, моя дорогая!

— Я? Да я никогда не курила…

— Ты никогда не курила?

— Нет. Только когда меня заставляют.

— Как это?

— Там один, ты его не знаешь, заставляет меня все время…

— Скажи мне, кто это, и я позвоню его родителям!

— Он сирота, и ему нельзя позвонить.

— Хватит шутить, Рашель!

— Ты думаешь быть сиротой смешно?

— Ты врешь как сивый мерин, Рашель! Я родила дочь, которая врет как сивый мерин! Мишель!

— Да, Франсуаза.

— Твоя дочь врет как сивый мерин!

— Красивый что?

— Как сивый мерин! Посмотри, что я нашла у нее в кармане.

— Это зажигалка моего друга, который сирота, папа! Он заставляет меня курить…

— Ну, я, например, тоже сирота, малыш, но я никогда никого не заставлял курить. Слушай, курить нехорошо… Иди-ка, малыш, скажи своему другу-сироте, что курить нехорошо… Кстати, Франсуаза, что происходит с твоей пукалкой? Тебе никто не говорил, что палочка рядом с местом водителя — это ручной тормоз, а не бильбоке?

— Что там еще такое?

— Твоя машина, Франсуаза! Твоя машина! Она въехала в гортензии!

— Ох! Ты осточертел мне, Мишель!

— Ну, ладно, пап, я пойду…

— Иди, малыш, и скажи своему другу-сироте, что курить нехорошо…

Мы бросаем велосипеды на холме.

Мы входим.

Пахнет влажной землей, везде в доме растет крапива.

Патрисия показывает нам маленькую синюю пачку и зажигалку. Бастьен спрашивает, где она это все достала.

— Это мамин «Житан» и папина зажигалка.

— Дай посмотреть..

— Да-а…

— А что за фотография на зажигалке?

— Стриптизерша.

— Проститутка?

— Конечно.

— А твой отец ходит к проституткам?

— Это уж точно.

— Я сказу все папе.

— Тебя не спрашивали, Элиза-дура.

— Хочешь сигаретку, Рашель?

— Давай.

Патрисия отдает мне пачку и зажигалку. Фотография проститутки немножко отклеилась. Я зажигаю сигарету и глубоко втягиваю в себя дым, чтобы не быть похожей на Бастьена, который его тут же выдувает через ноздри, как новичок. Я обожаю курить. И я обожаю тех, кто курит. У них красивый голос, и они действительно классные.

Пьер принес в сумке обрезки разноцветной чертежной бумаги, клейкую ленту, ножницы и флуоресцентные фломастеры.

— Ну, Элиза-дура?

— Сто?

— Ты хочешь хулиганить или диктант писать?

— Диктант писать. Я люблю диктанты, потому сто они для больсых. А хулиганят дураки.

Тогда Бастьен удобно устраивает Элизу за насквозь прогнившим столиком, который мы позаимствовали с утонувшей в болоте лодки. Она садится на ствол поваленного дерева. Бастьен протягивает ей листок чертежной бумаги и фломастеры:

— Ты готова, Элиза-дура?

— Да. Красивая у тебя бумаска.

— Спасибо.

— И фломастеры тозе. Спасибо, что ты мне их дал.

— Не за что, дура.

После чего Пьер начинает диктант, после окончания которого Элиза протягивает мне листок, чтобы я сделала иллюстрацию.

Я читаю:

«Групавуха — сиксуальный акт любви ф каторам учаетвуит многа людей на ужинах, в комнатах или гдета ищо».

Элиза спрашивает меня, хорошая ли у нее будет оценка, я говорю, что да, и она успокаивается.

Чтобы проиллюстрировать групповуху, я рисую кучу совсем голых человечков в маленькой комнате и между каждой парой любовников — сердечко.

Потом Элиза отдает мне второй диктант и интересуется, достоин ли он тоже хорошей оценки.

«Мастурбацыя — сиксуальный акт ф каторам учаетвуит адин чилавек синоним ананисм, смотри изображение».

В виде сопроводительного изображения Патрисия нашла фотографию какого-то шведа с намазанным маслом телом, который держит в руках что-то, что не может быть его штукой, нет, такое невозможно. Швед смотрит на меня исподлобья. Мне кажется, что он молча призывает меня сделать то же самое.