Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам! Страница 19

Жизляй на это, впрочем, сказал:

– Ничего страшного, все могут ошибаться. А великие – они все с прибабахом – на то они и великие. Например, нобелевский лауреат

Мечников всерьез считал, что прямая кишка человеку вообще не нужна, и ее надо всем удалять.

Заглянул Максаков. Борисков Максакова не любил. У него когда-то была серьезная стычка с Максаковым, чуть не до драки. Дело состояло в том, что у того был маленький налаженный бизнес по продаже американских БАДов, и он толкал их всем больным без разбору и очень дорого. Как-то подошел к Борискову, предложил отстегивать за каждую упаковку. Борисков вспылил:

– Ты только моих больных не трогай!

Бизнес этот все равно разрастался, Максаков богател, но потом дело как-то неудачно всплыло, и этот канал доходов прикрыли. Просто официально запретили продажи БАДов в больнице. Максаков затихарился, и нашел себе приработок на стороне. Но обиду помнил, и однажды в какой-то праздник, будучи сильно пьяным, он вдруг сказал в лицо:

– Ты, Борисков, по правде говоря, человек не очень чтобы хороший!

Тебя любить особенно и не за что. Есть в тебе некая гнильца. Я бы с тобой в разведку не пошел бы – сдашь при малейшей стремной ситуации.

И я думаю, уже своих сдавал. У тебя кишка слаба!

Это были жестокие, но в принципе правдивые слова.

Надо сказать, что Борисков действительно был слаб на кишку. Он был из тех, про которых говорят, "кишка слаба", потому что при стрессе его пучило, тянуло бежать в туалет по большому. Склонен он был, как говориться, к "медвежьей болезни", а попросту говоря – обосраться с испугу. Главный как-то вызвал его к себе в кабинет, взглянул злобно:

"Садитесь, Сергей Николаевич!" – Борискова тут же вспучило, потянуло внизу живота, заурчало в кишках. В медицине это называется "Синдром раздраженного кишечника" – никто толком не знает, почему это происходит и что при этом делать. Понятно, что во многих случаях все идет от головы, как у Борискова. Остается разве что только пить антидепрессанты. Так ведь всю жизнь не будешь, а заранее не предусмотришь. Как-то подумал (как раз тогда же, на том самом приеме у Главного) про себя: "Если тебя, Сережа, сильно напугать, не исключено, что ты и навалил бы в штаны". От такой мысли он даже ухмыльнулся. Главный это тут же заметил: "Чего это вам так весело,

Сергей Николаевич! Я вот лично ничего веселого не вижу!" – и начал прочистку. Дело касалось одной неприятной ситуации на отделении.

Кто-то накапал, да и вообще постоянно, видать, капает. Только кто?

Борисков этот вопрос решить не мог.

А кто мог решить подобный вопрос? Разве что Андрюша Каледин, подрабатывавший везде, где только можно, к тому же еще и многолетний кафедральный соискатель (писал кандидатскую диссертацию), решал этот вопрос очень просто: у него была прикормлена секретарша. Она его обожала, а он еще ей подкидывал дорогие подарки и денежки, так как сам зарабатывал очень много. Та контролировала ситуацию на месте, что-то нейтрализовывала сама, а при необходимости предупреждала об опасности. Андрюша Главному, конечно, регулярно приносил то, что тот любил – дорогое виски, а секретарше – обожаемый ею ликер Бэйлис, которые всегда покупал в аэропорту в магазине Дьюти-фри. В итоге главный его особо не дергал. Он иногда на работу вообще не ходил, а занимался своими делами. Он занимался медицинской логистикой, только не медоборудованием, а больными, типа устройство на лечение в

Германию. И зарабатывал очень хорошо. Тут позвонили и сказали, что нужно срочно перевести тяжелого больного из Барселоны в Питер. Они наняли частный самолет за пятьдесят тысяч евро, поставили туда аппарат гемодиализа, реанимационную аппаратуру и благополучно доставили больного в Питер живым, взяв за услуги по доставке сто тысяч евро. Больной, впрочем, умер через две недели, но уже здесь в клинике. У него был цирроз печени, сахарный диабет и почечная недостаточность. На этом фоне повторялись желудочные кровотечения. В другой раз попросили доставить пациента, молодого парня, разбившегося на мотоцикле в Таиланде. Парень был в коме. Местные запросили за доставку 150 000 долларов. Андрюша и компания просчитали, что нанять отдельный оборудованный самолет будет стоить

110 000, однако родственники прямо заявили, что у них есть только пятьдесят. Тогда приняли гениальное решение: отправить парня обычным рейсом. Выкупили весь первый класс, частично сняли кресла, поставили туда кровать и поставили реанимационную аппаратуру. Это обошлось в двадцать пять тысяч долларов. В конечном итоге парня доставили в

Питер живым.

Андрюша всегда где-то болтался, а Борискову приходилось сидеть перед начальством и стрессовать. А реакция на стресс у Борискова была специфическая – тянуло на низ. Впрочем, подполковник Саня

Мельников, бывший одноклассник Борискова, как-то рассказывал, что люди в стрессовых ситуациях могут вести себя совершенно непредсказуемо. Он, предположим, может быть хорошим спортсменом, казаться вам спокойным надежным парнем, и вдруг в стремной ситуации, например, под реальным обстрелом, вообще себя не контролировать. Он, рассказывал, сам видел, как лежавший рядом в канаве солдат, вроде даже куда-то и целится и даже нажимает на спуск, но не сняв автомат с предохранителя. Существует, конечно, спецподготовка, все эти учения, перебежки со стрельбой и взрывпакетами, и это, несомненно, очень важно, но опасность там все равно минимальна, и человек это в любом случае понимает, и как он поведет себя в реальном бою – остается неизвестным, пока сам он туда не попадает. Тем и полезен боевой опыт. Мельников считал, что все реально работающие группы обязательно надо проводить через боевое крещение, поскольку реакции бывают парадоксальные. Один пациент-ветеран рассказывал Борискову, что на той, большой войне, мог идти совершенно жуткий артиллерийский обстрел, а некоторые люди спят себе в окопчиках – тоже защитная тормозная реакция психики.

Саня Мельников был крепкий парень, большой, спокойный. Какое-то очень долгое время они с Борисковым каждый год обязательно во время

Санькина отпуска встречались. Это потом что-то разладилось.

Борискову запомнилась такая сцена. Во время одного из Санькиных ежегодных наездов традиционно сходили в баню на Марата, сняли люкс, хорошо помылись, попарились, ну и выпили, конечно тоже. Еще Борисков тогда отметил: Саня мускулистый, в хорошей форме, а он, Борисков, уже стал заметно жиреть. Еще запомнилась такая деталь: когда Саня говорил, все его внимательно слушали: и банщик, и бармен – буквально ловили его слова. И не было такого, чтобы он говорил, а они на что-то отвлеклись. Борискову это показалось необычным. Когда вышли на улицу, к ним почему-то привязалась какая-то нетрезвая компания.

Борисков напугался: драться нужно было против четверых. Интересным было поведение Сани, который без каких-либо криков и угроз, даже с некоторой скукой и раздражением сказал: "Идите-ка вы, парни, своей дорогой! Мы вас не трогаем и вы нас не трогайте!" Трое вроде как намек поняли, а четвертый – не внял, полез в драку, и тут же получил страшный удар в лицо, упал назад затылком о дорогу, перевернулся на живот, встал на карачки, выплюнул обломок зуба на асфальт, посмотрел на него, поднял с изумлением свой зуб: "Как же так?" Изо рта и с подбородка на асфальт капала кровь. "Ну, говорили же тебе!" – сказал ему Саня, и они с Борисковым спокойно ушли. Никто больше не сунулся.

Борисков потом, когда потом по этому месту проходил, всегда вспоминал это пятно крови на асфальте. Подумал как-то, сколько же таких отмытых пятен крови по Питеру после всех исторических событий и в течение всего его существования! Если бы однажды они проявились в один момент – залито было бы все, плескалась бы кровь, наверно, по колено.

После обхода Борисков принял двух поступивших больных и затем, наконец, зашел в ЭКГ-кабинет. Наташа была на месте, сидела за столом, расшифровывала кардиограммы. Всегда доброжелательная, всегда с улыбкой. Когда-то очень давно они с Борисковым были в сверххороших отношениях, почти что в близких. Но не в самых близких – чуть-чуть не хватило. Психологически они подходили друг другу идеально, а физически не получилось, просто не дошло до этого, а потом разлетелись. Она была замужем, по сути, всегда – аж с восемнадцати лет, сразу родила, еще студенткой на пятом курсе института. А когда они встретились с Борисковым, оба были еще молодые, ее сыну было семь лет, а у Борискова – Лизе два года, у обоих был видимо семейный циклический кризис по времени, когда кажется что жизнь – рутина, быт затягивает, молодость проходит зря, а любовь как бы пригасает, переходит в привычку. И тогда, может быть, эти их встречи, влюбленность спасла их семьи от развала. Что бы не говорили, но семья – основа основ мира. Цемент цивилизации. Они буквально чуть-чуть не перешагнули в интим, но не перешагнули. А разбежались как-то потому, что она вдруг сказала: "Знаешь, у нас будет ребенок!", то есть у них с мужем. Может быть, поэтому отношения у них сохранились дружеские, внимательные. С возрастом и не особо заметны были в ней перемены, какие бывают у женщин, она совершенно не располнела и не обрюзгла. Сам же Борисков уже животик отрастил приличный, сейчас даже стеснялся раздеваться при ней. Она улыбнулась ему: