Масако Бандо - Дорога-Мандала Страница 19

Утром она тихо сидела в комнате, пока семья Нонэдзава завтракала. Дождавшись, когда все позавтракают и в столовой всё стихнет, она выскальзывала из комнаты-каморки. В безлюдной комнате за низеньким столом стояла еда для них двоих — белый рис и овощи, изредка приправленные сушёной рыбой.

На кухне мать Рэнтаро и жена младшего брата мыли посуду. Из незначительных разговоров о том, что готовить на обед, когда идти за покупками, Сая многое узнавала о происходившем вокруг.

Рэнтаро со старшим сыном, похоже, каждый день уходил из дому и вместе с товарищами трудился над изготовлением лекарств. Он делал вид, что всецело поглощён приготовлениями к следующей поездке, но всё медлил с отъездом. Младший брат Рэнтаро работал в городе Тояма. Ездить на службу из Тибаси и обратно было тяжело, и он искал жильё в городе, но повсюду скитались семьи погорельцев, и ничего не удавалось найти. Ходившим в школу детям не хватало учебников, и они не могли толком заниматься. Жена Рэнтаро в последнее время часто ложилась в постель, сославшись на головную боль. «Неудивительно», — шёпотом говорила мать Рэнтаро, стесняясь присутствия Саи в столовой.

Сая, дождавшись, когда обе женщины закончат прибираться и уйдут с кухни, мыла посуду за собой и за Исаму. Затем вместе с сыном снова тихонько запиралась в комнате-каморке.

Весь день в доме Нонэдзава царили исключительно женщины. Они вели себя так, будто Саи и Исаму не существовало. Сая стала духом в лесу под названием «дом Нонэдзава». Её нельзя было увидеть, но она жила здесь.

Она была недобрым духом. Для женщин, живущих в этом лесу, она стала злобным духом, несущим беду.

Ещё молодая Сая привлекала мужчин. Если бы она была погодкой с женой Рэнтаро и так же состарилась, наверняка к чувству ненависти примешивалась бы и жалость. И, может быть, жена Рэнтаро обняла бы Саю, ведь обе они были обмануты одним мужчиной и испили горькую чашу. Если бы она поняла, что ноготки Саи не представляют опасности, и она уже не может завлечь мужчину, она успокоилась бы и почувствовала сострадание. Потому что женщины перестают быть врагами, лишь перестав быть женщинами.

Но тело Саи, которой ещё не было тридцати, было упругим. Она не увяла, как жена Рэнтаро, её груди и зад не были плоскими, как у жены его младшего брата. И хотя она немного устала за время морского путешествия, плоть её источала обольстительный запах. Вот почему для женщин из дома Нонэдзава она стала злым духом.

Ход событий определяется сокровенными желаниями людей. Сая начала двигаться в том направлении, которого страшились эти женщины, которого страшилась и одновременно желала она сама. Это опустошило лес под названием дом Нонэдзава, гнев и ревность подняли бурю, раскачивая листву на деревьях.

Первым, кого коснулось дыхание злого духа, был старший сын Рэнтаро — Асацугу. Сая заметила взгляды шестнадцатилетнего юноши. Они говорили сами за себя. Сжимал ли отец в объятиях эту женщину, зарывался ли он в её плоть? Сая окликнула Асацугу, обуреваемого этими вопросами, к которым примешивалась вскипавшая в его душе ревность:

— Асацугу!

Тот, вздрогнув, замер на месте. Это случилось в тёмном коридоре дома Нонэдзава. Асацугу, только что вышедший из комнаты, служившей кладовкой для лекарств, внимательно посмотрел на Саю. Она беззвучно, как чёрная пантера, приблизилась к подростку, знакомому с первыми поллюциями.

— Ты не мог бы мне показать… — Сая, сказав, что хочет убраться в комнате, попросила Асацугу показать ей, где можно взять веник.

Асацугу, захваченный водоворотом ненависти и желания к любовнице своего отца, открыл стенной шкаф в глубине коридора и достал веник. Сая, прижав веник к груди, пробормотала: «Спасибо». Сквозь обтягивающую одежду проступили очертания её полных грудей. Всем телом она почувствовала жгучий взгляд Асацугу и заволновалась.

— Я ничего тут не знаю, — пробормотала Сая и превратилась для Асацугу в обманутую отцом и скитающуюся на чужбине жертву. Среди ростков сочувствия Сая вбила клин улыбки:

— Ты такой добрый.

Асацугу, которого Сая и влекла, и отталкивала, возненавидел отца.

Пути Саи вели и к младшему брату Рэнтаро Томидзиро.

Бесшумной ядовитой змеёй Сая подобралась к Томидзиро — он сидел на садовой скамейке, курил сигарету и любовался красными и жёлтыми листьями на деревьях.

— Я хочу поговорить о Рэне, — присев на край скамейки, сказала Сая. Она полагала, что Томидзиро было бы интересно узнать, как старшему брату удалось заполучить в Малайе женщину. Поэтому Сая рассказала ему об этом. О том, как Рэнтаро был добр к ней в Кота-Бару, как они были счастливы вдвоём. В роскошном доме с садом они ели всевозможные сладкие плоды, дом был украшен прекрасными цветами, соседи отзывались о них как о прекрасной паре. А о произволе японской армии, о гнетущей атмосфере в городе, о беспокойстве Рэнтаро — обо всём этом она умолчала. Теперь Томидзиро вместо сладких плодов и красивых цветов представлял себе Саю. Рэнтаро вкушал и любил плоть сидящей перед ним женщины. Чем больше Сая рассказывала о счастливых днях в Малайе, тем больше Томидзиро досадовал, что он был лишён этого. Пока он всю войну бился как рыба об лёд, старший брат наслаждался жизнью с сидевшей перед ним молодой чужеземкой. Почему брату это было позволено, а ему — нет?! Сердце Томидзиро склонилось к Сае. Мужская ревность отозвалась в ней волной удовольствия.

— Но с тех пор как я приехала в Японию, Рэн переменился. Охладел. Почему?

— Он вовсе не охладел, — нехотя ответил Томидзиро. — Просто, уважая жену, он не знает, как вести себя с тобой.

— Я тоже не знаю, как себя вести.

Жалобы Саи вызвали у Томидзиро сочувствие и ещё больше разожгли его ревность и гнев по отношению к брату.

Мало-помалу в доме установилась мрачная и унылая атмосфера. И у Асацугу, и у Томидзиро ревность к Рэнтаро незаметно сменилась нравственным осуждением. Временами они стали упрекать его, мол, это возмутительно — держать в доме любовницу. Разумеется, и женщины не преминули присоединиться к этим нападкам. Рэнтаро лишился покоя в собственном доме. Но и отправиться продавать лекарства, бросив всё, он тоже не мог. Он беспокоился, как бы в его отсутствие в доме чего-нибудь не случилось. Рэнтаро оказался в тупике, запутался в зарослях терновника.

Сая с удовольствием наблюдала за всем этим. Она радовалась, глядя, как мучается мужчина, доставивший ей столько страданий.

Рэнтаро не знал, что ей пришлось пережить в Кота-Бару. Сая скрывала это. Скрывала своё женское оружие, свой однолезвийный клинок. Она ждала случая, чтобы прибегнуть к нему. Ядовитым пауком цеплялась за свою паутину и ждала удобного случая.

В доме Нонэдзава дети жили отдельно от взрослых. И все они были лесными духами. В лучах вечернего осеннего солнца Исаму тоже играл вместе с детьми дома Нонэдзава.

Из слухового окна своей комнаты-каморки Сая любила смотреть, как Исаму играет с младшим сыном Рэнтаро Кикуо и с двумя детьми Томидзиро. Исаму, который был младше всех, оказавшись среди приятелей, запыхавшись, ворошил опавшие листья в саду, носился без устали, прыгал. К тому же он на удивление быстро осваивал японский язык.

Исаму стал для Саи её Японией. Чем больше сын привыкал к этой земле, тем надёжнее становилась Япония для неё самой. Из окна была видна крыша примыкавшего к дому туалета. Однажды, уже глубокой осенью, Сая заметила идущего по крытой галерее Рэнтаро, и её глаза мрачно блеснули. Утром его не было, наверное, он только что вернулся домой. Рэнтаро редко бывал дома после обеда. На сегодня работа, похоже, была закончена, и он отдыхал, облачившись в тёплое кимоно. Это был редкий шанс.

Выскользнув из каморки, Сая в углу галереи схватила Рэнтаро за рукав.

— Рэн, — прошептала Сая, — я хочу с тобой поговорить.

Рэнтаро беспокойно оглянулся вокруг. В этот час затишья перед ужином время в доме Нонэдзава остановилось. Женщины ушли за покупками или к соседям, и в доме остались только призраки. Поняв, что женщин нет, Рэнтаро спросил: «В чём дело?» Улыбаясь, Сая повела его в свою комнату-каморку.

Закрыв дверь в тесную комнату, где у входа стоял стенной шкаф для постельных принадлежностей, а с трёх сторон тянулись старые шкафы, Сая остановилась у двери, преграждая путь к отступлению, и, не давая Рэнтаро опомниться, быстро разделась. В сумрачном свете проступили контуры её упругого тела. Сая показала Рэнтаро отпечатавшиеся на смуглой коже сморщенные круглые отметины. Один пониже живота, на внутренней стороне бедра, другой — в паху, прямо над поросшим вьющимися волосами лобком. Следы ожогов от прижиганий сигаретами. Рэнтаро окаменел.

— Это сделали японские солдаты, — сказала Сая.

— Но зачем? — хрипло пробормотал Рэнтаро.

— После того как ты вернулся в Японию, Кё схватили полицейские. — Сая начала рассказывать, пристально глядя ему в лицо.