Масахико Симада - Хозяин кометы Страница 19

Видя, как Мамору проводит дни, Каору понимал, что брат действительно страдает от скуки.

Однажды Мамору включил дедушкин граммофон, стоявший в углу гостиной, и, греясь на солнышке, прослушал несколько раз подряд вальс в исполнении Бенни Гудмена. При этом Мамору упорно точил вилку точильным камнем. Заточенные зубцы стали острыми, как иглы, так что вилку можно было даже вонзить в пол. К чему такая острая вилка? Всё оттого, что он скучал.

В другой раз он заперся в ванной, вытянул нить для чистки зубов метра на два, привязал ее к крючкам на стенах, зажал нить между зубами и вжи-ик, вжи-ик! – носился от одной стены к другой. Для чего зубам бегать по канату? Все оттого, что он скучал.

Мамору частенько повторял младшему брату.

– Хорошо тебе, ты сирота. Я бы тоже хотел стать сиротой. Тогда бы, наверно, я чувствовал себя по-другому, и, глядишь, скука прошла бы. Я ужасно боюсь, что через десять лет моя скука совсем замучит меня. Эй, Каору, сделай что-нибудь.

Сдох бы ты от скуки и не рыпался, – думал Каору, скрывая свои мысли за льстивой улыбкой.

Сам он тоже пытался хотя бы примерно представить, каким будет через десять лет. Станет ли он в двадцать один год свободнее, чем в одиннадцать? Придет ли его очередь? Дети думают, будто только они одни несчастны на этом свете. Страдая от этого, они возлагают слишком большие надежды на будущее. В прошлое их совсем не тянет. К тому же в далекое прошлое и не вернешься, а вернулся бы – все равно через несколько лет тебя поджидает несчастье.

Отец Куродо тоже возлагал слишком большие надежды на то, что произойдет через десять лет. И умер, продолжая надеяться, что впоследствии все образуется. Если Куродо мечтал об успехе, который наступит через десять лет после рождения Каору, то этого будущего у него не было. Ну, допустим, он сел бы в машину времени и отправился в путешествие на десять лет вперед. Узнав, что его уже не будет на этом свете, Куродо наверняка улыбнулся бы и со вздохом пробормотал: «Выходит, мое счастье – на дне могилы?»

На того, кого нет, не может обрушиться несчастье. Тех, кто нашел приют на кладбище, ждет вечный покой, – нашептывает хорошо знакомый бог судьбы. Но кого это может утешить?

Рано умерший отец преподал сыну урок «Тебя ждет вовсе не такое будущее, каким ты себе его представляешь». Но к этому можно добавить: «Именно потому тебе не придется страдать от скуки. Ты не можешь предугадать свое будущее, а значит – свободен от судьбы».

«Если Мамору ждет такое будущее, каким он его рисует, то наверняка он умрет от скуки. Перед Мамору простирается пустыня скуки. А вот меня, – подумал Каору, – в будущем ждет свобода. До того как начнешь скучать, нужно стать свободным». Но как этого добиться, Каору не имел ни малейшего представления. Ему казалось, что он отправляется в будущее на двадцать лет вперед на раздолбанной машине времени, которой потребуется как раз двадцать лет, чтобы довезти его до пункта назначения. И Каору решил:

«Что бы плохого со мной ни случилось, буду петь. Пока я буду петь, скука не сможет овладеть мною».

4.4

Каору, как обычно, играл со своей придуманной семьей перед «стеной плача». В тот день вместе с ним был Киси Ханада, сын хозяина мясной лавки. Из картонных коробок, взятых в супермаркете, они соорудили дом с двориком и сидели в нем: ели картофельные котлетки, которые Ханада принес из дома, смотрели журналы и комиксы – их Ханада вытащил из мусорного ящика на вокзале. Потом Каору стал увлеченно наблюдать через щелку в коробке, что происходит на улице, а Ханада вырезал фотографии голых девушек и приклеивал их скотчем к картонным стенкам. Обустроив свою галерею, Ханада лег на спину и, глядя на фотографии, непрерывно вздыхал; от него пахло картофельными котлетами.

– Тебе кто-нибудь из класса нравится? – Ханада предавался мечтаниям, запустив левую руку между ног и сжав свой затвердевший член. – Мне Коидзуми нравится. Вот бы с ней вместе в ванну залезть… А тебе кто?

– Мы с ней редко встречаемся. Хотя она живет неподалеку.

– А у тебя твердеет, когда ты о ней думаешь?

И надо же было Фудзико Асакаве появиться именно в разгар этого разговора.

Она была вместе с Андзю. Каору встретился взглядом с Андзю через щелку в своем убежище. Он молился, чтобы они прошли мимо, но Андзю прямиком направилась к картонному дому.

– Каору, ты там? Чего это ты придумал подражать бомжам?

Каору быстро надел ботинки и хотел было пуститься наутек, но Андзю и Фудзико уже заглядывали в картонный домик. Каору даже не успел рассмотреть Фудзико как следует. Только подумал: «Теперь она меня возненавидит», – и закрыл лицо руками.

– Что вы тут делаете? – спросила Андзю.

– В дочки-матери играем, – сказал Ханада и захихикал.

Андзю взглянула на фотографии и нахмурилась.

– Мальчишки в дочки-матери? Фу, какая гадость!

Услышав резкие слова Андзю, Каору впервые понял, что играл в недостойные игры. Ему захотелось оправдаться. Хотя бы объяснить Фудзико, что он не такой, как Ханада.

– Пошли домой скорее, – сказала Андзю и направилась к выходу из парка, на ходу говоря Фудзико: – Правда, братик у меня с приветом?

Каору закричал им в спину:

– Это не дочки-матери!

Фудзико обернулась – она улыбалась. Воспользовавшись моментом, Каору продолжил:

– Я молился.

– О чем? – спросила Андзю, не поворачиваясь к Каору.

– Чтобы мертвым не было скучно в загробном мире.

– А, так это у вас церковь. – Голос Андзю удалялся.

Каору снова закричал им в спину:

– Знаешь, почему земля круглая?

– Почему? – услышал он голос Фудзико.

– Потому что Бог сделал ее круглой, чтобы те, кто расстался друг с другом, смогли опять встретиться.

Фудзико остановилась, издали посмотрела Каору в лицо:

– Значит, мы еще встретимся. До свидания, – и помахала рукой.

Ханада, который наблюдал за развитием событий, высунув голову из картонной коробки, с уверенностью прошептал:

– Это она тебе нравится, да?

Каору повернулся лицом к «стене плача», проигнорировав Ханадины слова. Его бесило, что Ханада начнет смаковать то сладостное чувство, которое он, Каору, прятал в своем сердце. Ему не хотелось, чтобы приятель-онанист пачкал своими фантазиями его мысли о Фудзико. И почему Фудзико никогда не появлялась, когда он был один, а тут пришла, будто на зов Ханады? Злость накапливалась в кулаках и в кончиках пальцев ног, и Каору обратил ее на дом из картонок Ханаде тоже не хотелось сидеть без дела, и он стал крушить придуманный дом вместе с голыми красотками.

4.5

В день, когда Каору исполнилось двенадцать, Мамору протянул ему завернутый в бархат подарок.

– Вот, решил хоть иногда вести себя как подобает старшему брату.

В свертке лежали солнечные очки. Мамору их подарил дед, очки были того же дизайна, что у Дугласа Макартура, когда тот высадился в Ацуги. Проявление подобного дружелюбия со стороны Мамору было настолько необычно, что Каору приветливо улыбнулся, пытаясь скрыть растерянность, и взял подарок. Но приготовился выслушать мучительные требования, которые Мамору выдвинет взамен.

И тот не заставил себя долго ждать:

– Каору, тебе пора доказать, что ты никогда не продашь меня. Раз тебе уже стукнуло двенадцать…

– Угу, – кивнул Каору.

Мамору велел ему надеть темные очки и поставил его перед зеркалом в холле.

– Тебе идет. Настоящая шпана.

В словах Мамору чувствовалась ирония.

– Ты все еще продолжаешь дружить с Ханадой. Разве я не говорил тебе – не смей общаться с такими?

– Почему с ним нельзя дружить?

– У него родственники – якудза. Семья Токива с якудза не общается.

– Я дружу только с Ханадой, а до его дяди мне и дела нет.

– Если у него дядя – якудза, то и сам он, скорей всего, станет якудза. Он парень крупный, занимается дзюдо. К тому же к наукам не способен. Одно к одному.

– Умные якудза тоже бывают.

– Если голова соображает, лучше в «Токива Сёдзи» пойти.

В рассуждениях Мамору вроде бы присутствовала логика, хотя что-то не сходилось. Из его слов следовало: хочешь быть сыном Токива, делай то, что я тебе велю. Таковы порядки банды Токива.

– Подожди-ка. – Мамору достал из гардероба лямки, чтобы нести груз на спине, надел их на Каору, снял со стены зеркало в золотой раме и продел его между лямок. Что он задумал? Наверное, опять собирался бороться со скукой с его помощью. Повесив себе на шею фотоаппарат с телеобъективом, Мамору сел на велосипед, поманил за собой Каору и поехал. Каору с зеркалом на спине побежал вслед за ним.

Мамору направился к однокласснику, который жил в том же районе. Этот самый одноклассник с сигарой в зубах молча открыл дверь и проводил их в комнату на втором этаже, окнами выходившую на запад. У парня всегда был румянец на щеках, а когда он волновался, то краснел так, будто его выкрасили красной краской. За это его и прозвали Румяным.

У окна стоял бинокль на штативе, сквозь деревья в саду виднелось окно дома напротив, метрах в пятидесяти отсюда. Неделю назад садовник обрубил здесь ветки садовых деревьев, и теперь можно было подглядывать за девчонкой в том самом окне. Ради этого Мамору притащил фотоаппарат и теперь настраивал фокус телеобъектива по свету, отраженному от зеркала.