Евгений Мин - Ценный подарок (сборник) Страница 19

Однажды — это было поздней осенью — папа пришел со службы и сказал:

— Послушайте, завтра мы идем на свадьбу.

— Куда? — удивилась мама. — Кажется, все наши знакомые женаты.

— Помнишь студента Геннадия Семеновича? Он женится на хорошенькой Изабеллочке. Хорошо то, что хорошо кончается, — непонятно чему рассмеялся папа.

— Зачем он женится? — спросил я. — Зачем это нужно ему?

— Зачем люди женятся? — серьезно сказал папа. — Как бы тебе объяснить? Впрочем, вырастешь, узнаешь. Мы приглашены завтра к девяти. Оденьтесь вовремя, чтобы не опаздывать.

Назавтра мы с мамой были готовы к половине девятого, а папа переодевался до девяти, меняя жилеты, носки и галстуки.

Свадьбу праздновали в большой комнате. Мама сказала, что здесь будут жить Изабелла Иоанновна и Геннадий Семеныч.

— А Черный Амулет? — спросил я.

— Кто? — не поняла мама.

— Людвига Францевна.

— Людвига Францевна останется в старой комнате. Она не хочет жить с молодыми.

Я догадался, о чем идет речь, но не мог понять, какие же молодые Изабелла Иоанновна и мой друг Орлиное Перо?

Когда мы вошли в свадебную комнату, за столом, уставленным разными кушаньями и бутылками вина, сидели шумные гости. Во главе расположилась Людвига Францевна, лицо у нее было такое, как будто кто-то из ее близких попал под трамвай. По правую руку от матери сидела Изабелла Иоанновна в белом воздушном платье, и казалось, она взлетит под потолок; рядом с ней — мой друг Орлиное Перо.

Мама с трудом нашла нам места за столом. Папа сердился, что так не приглашают на свадьбу, но скоро успокоился, помогая даме, сидевшей рядом с ним, выбирать кушанья и наливая ей вина.

За столом время от времени вставали мужчины, говорили слова о Изабелле Иоанновне и студенте, кричали: «Горько!» — и Изабелла Иоанновна и студент, не стыдясь, целовались при всех.

Вдруг студент увидел меня, встал и, протянув руку, закричал:

— Бледнолицый брат, мы снова с тобой!

Я встал и тоже протянул руку.

— Сядь, пожалуйста, сядь, — просила мама, а папа, занятый своей дамой, не заметил ничего.

— Друзья, — громко сказал студент, — этот мальчик — наш сват.

Все захохотали, а студент, постучав ножом по бокалу, продолжал:

— Слушайте меня, я говорю серьезно.

И он рассказал о нашей дружбе, о походах в лес с девушкой из беличьего племени, о потерянной фуражке, о страшной тайне беличьей лапы, которую я поклялся не выдать даже под пытками.

Все смеялись. Не смеялась Людвига Францевна. Ее лицо стало таким же черным, как ее костюм. Мама пыталась посадить меня на стул. Я вырвался из ее рук, убежал в темную ванную и ревел, как девчонка. Маме удалось увести меня домой, но всю ночь я не спал. Это была первая бессонница в моей жизни.

Зимой Изабелла Иоанновна и студент иногда приходили к нам. Я здоровался с ними и отправлялся в свою комнату, говоря, что мне нужно готовить уроки.

Со дня свадьбы я потерял доверие ко всем взрослым, и много лет понадобилось мне, чтобы восстановить его.

Чет и нечет

Наш Витя окончил школу. Аттестат отличный, только по литературе четверка, но Катя тревожилась.

— Что же будет дальше? — скрывая волнение, спрашивала она.

— Дальше тоже неплохо: сейчас перед молодым человеком открывается широкий выбор жизненного пути.

— Выбор? Да, и этот выбор должны сделать мы с тобой.

— Почему же мы? В наше время мы сами…

— В наше время было одно, сейчас другое. Нынешнее поколение так инфантильно, что не может решить даже простых вопросов. Витя еще мальчик.

— Хорош мальчик! Парню восемнадцать, рост сто восемьдесят, вес семьдесят семь.

Катя поморщилась:

— Не смешно. Юмор не твоя стихия. Мне совсем не до шуток, когда речь идет о нашем ребенке. Он должен поступить в вуз, как дети всех интеллигентных родителей, как поступил сын Мазуркевичей, двойня — мальчик и девочка Басистовых, внук Аристарховых.

— Помнится, вся эта компашка шлепнулась на экзаменах в прошлом году.

— Ну и что же? Они снова будут сдавать.

— Как сказал Шекспир: «Если это безумие — в нем есть своя система».

Катя обиделась:

— Шекспир здесь ни при чем. Витя отличник, он отстает только по литературе, но мы наймем репетитора.

— Какого репетитора? — не понял я и вспомнил библиотеку отца, веселый старый журнал, рисунок, на котором изображен тощий студент, в потертом пиджаке и залатанных брюках, склонившийся над толстомордым купеческим балбесом…

— Какого репетитора? — высоко подняла брови Катя. — Неужели ты не понимаешь, что ни одна девочка, ни один мальчик не попадут в вуз, если у них нет репетитора? Репетитор знает больше, чем сами экзаменаторы, кроме того, ему известны все каверзные вопросы, которые могут задать несчастным детям. Репетитор… Ну, как бы тебе объяснить популярно — это…

— Вроде тренера в футболе и хоккее, — догадался я.

— Да, — согласилась Катя, — и я уже нашла такого. Мама рекомендовала мне Исидора Павловича Фрагмента. Говорят, это ас среди репетиторов, я буду звонить ему сегодня в шесть вечера. Он берет за курс двести рублей. Это не очень дорого?

— Совсем пустяки, футбольные тренеры стоят гораздо дороже, когда они находятся за границей, им платят валютой.

— Милый, ты никогда не бы скуп, — ласково посмотрела на меня Катя.

Мы дружно помолчали. Казалось, тихие ангелы летали над нами, что так редко бывает в семьях, где дети — абитуриенты. Затем Катя неуверенно сказала:

— Знаешь, хотя наш Витя и принадлежит к инфантильному поколению, все-гаки, наверное, у него есть какие-то склонности, и с этим нужно считаться?

— Мысль прогрессивная, что же ты скажешь?

Катя чуть-чуть задумалась и продолжала:

— В детстве он ломал все игрушки, нет не просто ломал, а как бы старался узнать, что внутри них. Мне кажется, что у него было раннее призвание будущего исследователя. Позднее он увлекся собиранием марок географической серии: Новая Гвинея, Австралия, Исландия.

— Наклонность к путешествиям!

— К сожалению, это недолго продолжалось. На смену пришли хоккей и футбол.

— Как у всех мальчишек.

— Затем он не пропускал ни одного фильма.

— Признак художественной натуры.

— Потом он стал влюбляться во всех девчонок подряд.

— Пожалуй, это не имеет отношения к выбору профессии, хотя ранние романы некоторых юных поэтов оказали влияние на их творчество.

— У него не было романов, он не в папу, — строго сказала Катя. — Это было детское, и я запретила ему. Последние годы он увлекся техникой, чинил электричество, радиоприемники во всем доме, и его называют «золотые руки».

— Отлично! Из него выйдет настоящий мастер.

— Мастер?! — возмутилась Катя. — Не хочешь ли ты, чтобы интеллигентный мальчик стал рабочим?

Я забил отбой.

— Что ты, Катюша, просто я имел в виду, что его технические способности превосходят литературные.

— Кажется, тебе объяснили, что по литературе у него будет Фрагмент.

Мы умолкли. Теперь это было тяжелое молчание.

Нарушив его, я сказал:

— Знаешь, есть конструктивное предложение: просмотрим еще раз повнимательней эту библию — «Справочник для поступающих в вузы».

Катя кивнула головой, за всю нашу совместную жизнь она не могла научиться сердитому молчанию, как бы я ни был виноват.

Раскрыв настольную родительскую книгу, она сказала:

— Начнем с университета.

— А как же четверка по литературе?

— Не обязательно ему поступать на филфак, например юридический. Сейчас в моде борьба за соблюдение законности. Он может стать известным адвокатом.

— Конечно, внешность у него внушительная, но Витя не слишком разговорчив, в день он произносит не больше сорока слов, а этого мало для адвоката.

Катя перевернула страничку сборника:

— Кораблестроительный. Готовит инженеров-кораблестроителей.

— Увлекательная и перспективная профессия!

— Не для него. Он спортивный мальчик, но не умеет плавать и с детства боится воды. Сельскохозяйственный… Смешно. Он видел коров только в школьном учебнике и по телевидению. Химико-фармацевтический.

— По-моему, это институт с будущим. Твоя мама говорила, что нужны новые лекарства.

— Не говори глупости! Видел ты за прилавком аптеки хоть одного мужчину. Театральный институт.

— Годится. Витя — красивый парень. Из него может выйти герой экрана.

— Как ты далек от жизни! В театральный чудовищный конкурс, туда принимают только детей народных.

Мне стало стыдно, что я обыкновенный инженер, а не Михаил Ульянов или Кирилл Лавров.

— Технологический, — медленно прочла Катя. — Это твой?

— Мой! — с гордостью произнес я. — Это институт широкого профиля и с традициями. В нашем институте работали Менделеев и Лебедев, учились выдающиеся деятели большевистской партии: Красин, Кржижановский, писатели Короленко, Алексей Толстой. Более пятидесяти преподавателей института — академики и члены-корреспонденты, свыше ста лауреаты Ленинской и Государственной премий, одиннадцать удостоено званий Героя Советского Союза и Социалистического Труда.