Максим Балаба - Повесть про крепость Страница 19

Глава 12

В средине июня Богдану предстояло поучаствовать в уличной акции протеста, чего до этого он ни разу в жизни не делал. Рано утром забилимкал смартфон — вызывал заместитель Хомякова по кадрам — Тимофеев: «Срочно собирайтесь. Будет акция. Когда подойдёте к областной прокуратуре — наберете этот номер, он работает в режиме конференции — вас автоматически соединят и вы получите инструкции. Это ваш сотник, Иван Чеботенко. Поступаете в его распоряжение».

Куратор Дима потом объяснил необходимость этого митинга так: «У нас временный союз с губернатором. Надо помочь ему свалить прокурора области. Да и момент хороший — совсем уже зарвался это Бубников»

Нужно заметить что на Украине после оранжевых событий сложилась такая расстановка сил: милицию практически всецело контролировали олигархи из президентского окружения, суды, во всяком случае, высшие инстанции — лично премьер-министр, СБУ — президент, а прокуратуру — находящаяся в оппозиции Партия Регионов. Поэтому Кацап, начав прижимать местных воров и воротил, был как по рукам связан враждебной к нему прокуратурой.

Сказать, что фигура прокурора области была одиозной, значит, не сказать ничего. Он был Хозяином. Более пяти лет на должности первого зама, а вот уже два года прокурором Шахтерской области — это ого-го. У него было много врагов. Они его взрывали, в него стреляли, а близкий друг однажды проломил каминной кочергой череп — думали: всё! Конец «Бубе»! — ан нет — пролежал в коме две недели и выжил. Живуч и везуч он был невероятно, выкарабкивался и грёб, грёб под себя всё больше и больше, как бульдозером сминая всех, кто становился ему на пути.

Бубников контролировал и брал под свою крышу множество коммерческих предприятий, но главное, основу его финансового могущества составляли копанки — нелегальные угольные шахты, на которых по самым скромным подсчетам добывалось около десяти миллионов тонн угля в год. При средней цене 50 долларов за тонну получались неплохие деньги. На этих самых «копанках», обычных шахтах, но работающих «под чёрным флагом» — без необходимости приобретать лицензию, платить налоги и соблюдать нормы охраны труда, постоянно гибли люди. Вот и позавчера взорвался метан в Суходольске, оставив под завалом восемь человек. Смертельные случаи были и раньше, как есть они и на государственных шахтах. Обычно директора «копанок» брали организацию похорон на себя, семьям — по пять тысяч долларов — ну, что ж сделаешь — профессия такая опасная была у кормильца. Но в этот раз убитые горем вдовы и родственники приехали в Шахтерск, потому что их мужей никто не собирался искать — им сказали невозможно, они поняли: «Искать — дорого. Площадь обрушения большая. Проще бросить этот штрек вместе с братской могилой.» Это переполнило чашу. Ни для кого не секрет, кто может дать приказ искать людей — поэтому приехали в Шахтёрск, к Бубникову, в прокуратуру. Тридцать два человека — у кого-то брат на автобусе работал, кто-то на своей машине. Естественно их не пустили — «прокурора нет на месте, надо записаться и т. п.» Смяли постовых, и к приемной — действительно никого нет. Минут двадцать еще бесцельно бродили по зданию заглядывали в кабинеты. Потом всё же прислушались к оравшему на них помощнику прокурора и вышли на улицу. Только на ступеньки начали вываливаться — на них с дубинками «Беркут», толпа обратно — и там тоже уже маски — бьют, хватают. Только половину спецназовцы арестовали (мало их приехало вначале), но почти всех мужчин. Остальные побежали в ближайший парк. Минут через двадцать плачущие, побитые бабы обросли толпой зевак и сочувствующих к которым быстрыми темпами начали присоединяться крепаки Ухтомко. Богдан приехал когда уже было человек пятьсот. Милиционеры, в основном дистрофичного вида ППС-ники жались в сторонке. «Надо опять идти к прокуратуре и требовать на переговоры Бубникова.» — кричал седой усатый пенсионер, размазивая шахтерской каской. Надо спасать наших братьев. Там может есть ещё кто живой» «Спас-ти! Спас-ти! Спас-ти!» — отзывалась толпа.

Богдан простоял на площади до десяти вечера. Приходили самые разные переговорщики, уговаривали разойтись, приезжал Кацап, сказал, что поисковые работы начаты, создана комиссия, виновные будут наказаны и дальше про бандитов, которые должны жить в тюрьмах, и власть, повернувшуюся лицом к народу. Удивительно, но губернатору хлопали. Сам Бубников к народу выйти, видать, побрезговал. Прислал помощника, который промямлил: по факту гибели людей возбуждено уголовное дело, ведется следствие. Толпа свистела, кричали «Долой». Наехала туча телевизионщиков, даже был корреспондент ОРТ. Несмотря на стихийность митинга, ораторы менялись организованно, через какое-то время появились колонки и усилитель, порядок возле импровизированной трибуны — клумбы поддерживался двумя десятками крепких парней в красных касках. Одного суходольского шахтера пришлось выводить — человек дошел до точки и, изрыгая ругательства и слюну и дыша бронебойным перегаром на державших его парней, лез к микрофону спеть песню «в память о погибших братанах».

В начале одиннадцатого к Богдану подошёл Чеботенко и сказал, что прибыла смена — свежие люди и можно идти отдыхать.

На следующий день митинг в Шахтерске стал главной новостью страны. Показывали картинки самого митинга, заплаканных вдов и лунный пейзаж, оставшийся возле брошенных шахт. Местные телеканалы постарались переключить внимание на примитивные копанки, которые разрабатывают местные жители на свой страх и риск, вырыв где нибудь в огороде нору. Там, используя как привод лебедки какой-нибудь старый Москвич, имея небольшой компрессор, отбойные молотки и железные вёдра вместо вагонеток, удается доставать в день до пяти тонн угля с глубин не превышающих тридцати метров (это граница естественной вентиляции — если копать глубже людям будет не хватать кислорода и надо принудительно нагнетать воздух с поверхности). В таком семейном бизнесе обычно четыре-пять человек, платят местным уголовникам десять процентов от добычи «за крышу» и гаишникам 200 гривен за машину, если попадутся, когда повезут продавать. Это добыча — капля в море нелегальной добычи угля. Основное происходит на открытых карьерах, где мощные бульдозеры вскрывают пласты, залегающие на глубине до пятидесяти метров или на официально закрытых государственных шахтах (как раз на одной из таких шахт и погибли суходольские шахтеры). Именно такую, «взрослую» добычу и контролирует Бубников.

В средине девяностых в Шахтерской области закрыли более половины всех действующих шахт, при том, что разведанных запасов угля в них было еще лет на пятьдесят-семьдесят. Но добывать этот уголь с точки зрения молодого украинского государства оказалось экономически невыгодно. Выгодно освоить, большей частью благополучно «распилить» гигантские бюджетные средства на так называемую реструктуризацию, бросить в шахтах всё оборудование «ввиду невозможности поднять на поверхность», а через несколько лет продолжать добывать уголь в этих шахтах, но уже нелегально, превратив представителя почётной шахтёрской профессии в бесправного раба (посидишь года три без работы — пойдешь пахать на любых условиях). Добытый уголь поставлялся на тепловые электростанции по космическим ценам или мешался с пустой породой и отправлялся на государственные шахты, а там на каждую тонну угля полагалась государственная дотация.

Последствия митинга в Шахтерске и раздутой шумихи в средствах массовой информации были такие: тела погибших шахтеров спасатели подняли на поверхность, в верховной раде и областном совете создали комиссии по проблемам незаконной добычи угля, работа в которых продолжается и по сей день; Бубникова перевели в Херсон, прокурором области назначили Удальцова, с которым у губернатора сразу сложились нормальные рабочие отношения.

Где — то раз месяц, а то и чаще приходилось Батуле впоследствии участвовать во всякого рода митингах и акциях протеста. И каждый раз его совесть была спокойна, выступали всегда за правое дело. Это было видно невооруженным глазом. Ну, с шахтёрами, этими бедолагами всё понятно. А, например, стройка офисного центра внутри двора большой девятиэтажки — прямо на месте детской и спортивной площадки — это тоже неправильно. Стояли три месяца, круглосуточно меняя друг друга вместе с жильцами дома — и взяли таки застройщика измором. Капитал не терпит простоя. Нашли они другой участок — подальше от центра, но зато никаких возмущённых жильцов.

Несколько митингов было связано с захватами или приватизацией предприятий. Особенно масштабным было стояние на Криворожском металлургическом комбинате. Металлургия — главная экспортная отрасль для Украины. «Криворожсталь» — самое крупное предприятие государства, главное предприятие для миллионного города. Правительство проводит аукцион и продаёт комбинат индийскому миллиардеру Лакшми Миталлу. Город гудит. На комбинат никого посторонних не пускают, оборона чётко организована. Постоянные стычки с милицией — но победить такой коллектив и город — надо танки вызывать, одной милицией не справишься. Это продолжается пятьдесят два дня, а потом индийцы пакуют вещи и выступают с официальным заявлением о расторжении сделки. Пять миллиардов долларов — вернуть, а их уже нет — проели, заткнули дыры в бюджете, куда-то там проинвестировали, то есть, скорей всего, украли. Кабмин конечно потом выкрутился — взяли кредит на Западе и индусу долг отдали, но припозорились порядочно. На волне народного протеста депутаты принимают закон о запрете продажи стратегических предприятий иностранным компаниям и гражданам. В списке стратегических предприятий и «Криворожсталь». Конечно, можно будет потом принять ещё поправку к закону и если очень надо, любое предприятие из этого списка исключить, но в данный момент главное, что люди поняли, что своё можно отстоять!