Екатерина Минорская - Женского рода Страница 19

Вино в бокале — такого же цвета, как ботинки исчез­нувшей Кирш, — стояло на столе так, будто она еще пред­полагала вернуться.

Стелла повернула голову к питерцам и быстро кивну­ла проходящему мимо официанту.

— Ямайский чай, пожалуйста, который с ромом.

— А «Кирш» — это имя или фамилия?— Алиса при­няла максимально безразличный вид и допила вино.

— Это призвание, дорогая! Шучу. Так, что-то вроде компьютерного ника.

Стелла с любопытством посмотрела на Алису и обра­тилась к Андрею:

— Кирш, конечно, своеобразная женщина, «в теме» это называется «буч».

— Прости, «в теме»?

— Ну «тема», «тематические женщины» — это, так ска­зать, женщины нетрадиционной ориентации. Лесбиянки, в общем. А «буч» — активная лесби, вовсе не желающая демонстрировать свою женскую природу. Бывают совсем мерзкие бучи — грязные, мужицкие какие-то, в мужской одежде, грубые во всем; Кирш, конечно, не такой буч. — Стелла проговорила это назидательно-небрежным тоном, а после затараторила, помешивая сахар в прозрачной чашечке: — Ну это все, разумеется, между нами: наверное, это не очень правильно — обсуждать столь интимные воп­росы, это же личное дело каждого, правильно? — Стелла обратилась к Алисе, та согласно кивнула.

Андрей посмотрел на часы: им надо было еще успеть в другое месте, к его коллеге-галерейщику. Андрей пони­мал, что, если Стелла будет сопровождать их и далее, Алиса окончательно скиснет, однако избавиться от общества светской болтушки деликатным способом не представля­лось возможным, и он, снова сделав глоток вина и полу­чив у дам подтверждение, что они не планируют продол­жения ужина, попросил счет.

— Стелла, вы же поедете сейчас с нами в галерею?

Услышав, как искренне прозвучали эти Алисины сло­ва, Андрей повернулся к ней, почти не скрывая удивле­ния; Алиса не просто ждала, что скажет Стелла, а, услы­шав положительный ответ, искренне обрадовалась, Анд­рей, не глядя, положил в принесенную официантом папку бумажку большего достоинства, чем то требовал счет, и с трудом поборол в себе желание пожать плечами.

Когда они вышли на морозный воздух, Алиса с удив­лением заметила, что клуб-ресторанчик, где они только что ужинали, находился в милом безлюдном переулке, и Москва снова показалась ей близкой.

— Так куда мы? Кирш?.. — Кот постукивала пальцами по рулю и следила за взглядом Кирш; их машина стояла в подворотне так, что из их арки было видно, как дубовая дверь открылась и на улицу вышли Стелла, Андрей и Алиса.

— Хорошенькая девочка, да?

— Кирш, мы из-за нее, что ль, тут?.. А если б она через час вышла?!

Кирш не отвечала и улыбалась.

— У-ум, ну-ну,— хмыкнула Кот. — Безответная лю­бовь, да? Она же, кажется, при мужчине?!

— Чего?! Я от безответной любви не страдаю, в отличие от твоих поклонниц — я ее убиваю!

Кот включила зажигание и сказала тихо, будто и не обращаясь к Кирш:

— Ая — нет…

Кот вела машину как обычно; резко тормозя на свето­форах, временами норовя вылететь на встречную полосу, обгоняя и осыпая ругательствами более медлительных водителей. Кирш то и дело хваталась за ручку двери и выго­варивала голосом механической куклы: «Ма-ма!» Ездить вместе с Кот на ее битой-перебитой «восьмерке» на трез­вую голову никто не любил, и Кирш уже корила себя, что попросила подвезти ее на Стеллину дачу, да еще с заездом в Кризисный центр к Рэй.

Они общались друг с другом, чтобы обманывать себя; Кирш пыталась дружить, Кот — любить. В глубине души Кирш нравилось обожание Кот, было интересно держать ее на дистанции и позволить себе что-то вроде едва замет­ных ноток кокетства — несвойственного и ненужного ей в общении с тем, кого любила и завоевывала она. А Кот снимала девочек на ночь, держала при себе грубую напо­ристую Феклу и чуть вдали — хрупкую женственную Аду, но на самом деле мечтала о том дне, когда Кирш не станет отталкивать ее руку, как бы невзначай скользнувшую по бедру. Иногда после совместных походов в клуб Кот при­езжала ночевать к Кирш, где после пары часов почти за­душевных бесед за дешевым алкоголем они заваливались в одну постель; Кот было запрещено раздеваться дальше футболки и трусов, а Кирш и вовсе надевала пижаму и ложилась к «другу» спиной; лишь однажды Кот попыта­лась воспользоваться тем, что Кирш спала, и решила най­ти путь к ее телу та схватила ее руку с такой силой, что Кот взвыла и через секунду оказалась на полу. «Никогда так больше не делай!» — Кирш сказала это таким металлическим голосом, что у Кот оборвалось сердце: скорей не от страха быть избитой, а от страха потерять надежду на взаимность.

Оставляя свой цинизм для других, Кот пробовала быть с Кирш не только напористой, но и уступчивой, ласковой, даже женственной. Однажды Кирш, не в первый раз за ночь разбуженная интимным нашептыванием «друга», вскочи­ли с кровати и закричала:

— Ты по-человечески не донимаешь? Ты хочешь, что­бы я тебя трахнула?!

Тогда Кот испуганно моргала, а Кирш, не желая при­касаться к Кот руками, достала из тумбочки подаренный ей одной дамой и до сих пор не востребованный фаллоимитатор… Со стороны Кирш это было осознанным уни­жением человека, который долго на это напрашивался; Кот хотела видеть свершившееся по-другому и, раздосадовав­шись только выражением лица Кирш — непривычно жест­ким и безразличным, — лишь прошептала уже отвернув­шейся и вновь засыпающей подруге:

— Киршик, ну зачем ты сердишься?..

Кирш быстро забыла тот эпизод как лишенный всяко­го смысла и по-прежнему считала, что они с Кот — про­сто друзья и между ними никогда не было и намека на «от­ношения». Кот считала, что они пара — странная, не по­стоянная, но пара. Кот предлагала Кирш выйти за нее за­муж или жениться — принципиального значения для влюб­ленной Кот это не имело. Кирш усмехалась и отвечала все­гда одинаково:

— Еще не родилась та женщина, на которой я хотела бы жениться, а «замуж» — это не обо мне!

Когда у Кирш появлялись очередные увлечения, Кот не особенно расстраивалась: те дамы приходили и уходи­ли, а она оставалась — всегда где-то рядом. Если в клубе Кирш подходила к понравившейся ей девушке, Кот начи­нала вести себя с нежностью счастливого собственника — так, будто имела на Кирш все права; обычно это отталки­вало, как однажды почти отпугнуло Лизу (о чем она и на­писала на свернутых вчетверо листках, лежащих в карма­не Кирш).

И теперь, сидя в одной машине, они были друг для дру­га кем-то не тем, кем хотели: Кот думала, что везет люби­мую девушку. Кирш — что едет с закадычным другом, И в глубине сознания каждой была знакома и неприятна, а вернее, неудобна правда.

Их машина проскользнула в ворота больницы мимо ругающегося охранника и свернула к новому корпусу. Ря­дом стояла машина «скорой», Кирш открыла дверь «восьмерки», слегка задев подбегающую к «рафику» с крас­ным крестом медсестру: у девушки в синей униформе с надписью «Скорая помощь» была длинная льняная коса, и Кирш застыла, вынеся одну ногу на асфальт.

— Ты чего? — Кот посмотрела поверх Киршиного за­тылка и заметила мелькнувшую в карете «скорой» косу. — А-а… Где-то я сегодня уже видела что-то подобное.

Кирш вышла из машины и проводила отъезжающую «скорую» взглядом,

Из стеклянного подъезда выходили последние посетители, и охранник уже собирался запереть дверь,

— Нам в Кризисный центр, на седьмой этаж, там сво­бодное посещение! — Кот обратилась к охраннику почти с вызовом.

— Свободное нс свободное, а время уже позднее, вся больница закрывается, вот так вот, молодые люди!

Кирш усмехнулась и одернула собравшуюся что-то воз­разить Кот:

— Мы не «молодые люди», но это частности; ладно, в следующий раз подъедем, завтра. Пойдем, Кот!

Кот вывернулась и полезла в карман. Протянула ох­раннику тысячу, ткнула на Кирш и бегающим движением среднего и указательного пальцев показала человеку в уни­форме, что Кирш пройдет наверх. Охранник, оглянувшись, молча отступил от входа, и Кот вернулась ждать в машину,

Рэй по-турецки сидела в большом кресле, стоящем в хол­ле под пальмой, и, обкусывая губы, рассеянно прислуши­валась к спору двух девушек. У обеих были забинтованы запястья, и по обрывкам доносящихся до Кирш фраз она поняла, что речь идет о несчастной любви. Одна говорила;

— А как же это: «Ты всегда в ответе за тех, кого приру­чил»?! Он мог бы… — Дальше Кирш, прислонившаяся к стене почти неосвещаемого коридора, не слышала. Доле­тел лишь возглас второй собеседницы:

— я ничего от него не чотела! И я знала, что он никог­да не уйдет из семьи.

Кирш взглянула на Рэй: было ощущение, что она боль­ше прислушивается не к словам, а к тембрам голосов, буд­то выбирая, какой приятнее, при этом глаза ее незаметно скользят по девушкам. Кирш бросила оценивающий взгляд и скривила губы: у одной было приятное лицо с правиль­ными чертами, но безобразно короткие полные ноги, у другой — эффектная точеная фигурка, но простоватое круглое лицо и руки с широкими запястьями.