Олег Рой - Повторный брак Страница 2

— А? Кто пришел? — громко закричала бабушка из своей комнаты и выкатилась встречать младшего внука в сверкающем никелем инвалидном кресле.

Семен поспешил ее обнять, бабушка на мгновение прижалась щекой к его щеке. «Не зря брился…», — подумал внук. На большие сантименты он и не рассчитывал.

— Что за парфюм у тебя? Новый? Я что-то такого не знаю! — сразу учуяла бабушка незнакомый запах.

— «Булгари», мужской вариант.

Семена забавляло, как бабушка, невзирая на свои, мягко говоря, весьма преклонные годы, интересовалась парфюмерными новинками. На ее туалетном столике красовалась целая коллекция изящных бутылочек и пузырьков. Подобная ее страсть к ароматам сильно облегчала проблему подарков к Новому году, Рождеству, дню рождения и женскому дню. Главное, нужно было найти какую-нибудь хитовую новинку, изготовленную парфюмерной промышленностью Франции или Италии. Бабушка отдавала предпочтение именно этим странам. Духи она собирала со страстью, присущей настоящему коллекционеру. И дрожала над своей коллекцией с теми же чувствами. Постоянно протирала пузырьки фланелевой тряпочкой, не допуская даже мысли о том, чтобы доверить кому-нибудь свое богатство. Вот тряпочку вытряхнуть от пыли могла позволить кому угодно, проявляя удивительное легкомыслие. Даже внуку Семену. Хотя он однажды умудрился уронить такую тряпочку, когда рьяно вытряхивал ее в открытую форточку. Переусердствовал. Лоскуток парашютиком плавно спланировал на ветку дерева, да так и остался висеть там, призывно желтея. Бабушка пожурила Семена за небрежность, но особо не огорчилась. Что с него возьмешь, с шалопая эдакого!

Мама накрыла на стол и положила Семену солидную порцию курицы. Она с удовольствием отметила, какой хороший аппетит у ее младшенького. Он исправно работал челюстями, иногда они даже пощелкивали.

— Вкусно, мамуля! — спохватился Семен, что забыл восхититься ее стряпней.

— Ешь, сынок, ешь, наедайся. А то на твоих консервах недолго и язву желудка заработать.

Бабушка тоже ела с отменным аппетитом и тоже похрустывая челюстями. Это похрустывание у них было фамильным. Зубные врачи из клиники «Дента-плюс» поначалу пугались этой особенности, но и они вскоре попривыкли, когда члены семьи Лодкиных стали их постоянными пациентами.

После обеда завязался непринужденный разговор. Семен вдохновенно врал о своем невиданном творческом подъеме, неожиданных находках в развитии сюжета и удачных деталях, благодаря которым создаваемый им образ героини становится все более живым и совершенным. Говорить о том, что он застрял в самом начале романа, ему не хотелось из суеверия: скажешь вслух — непременно так и будет. А промолчишь — может, еще как-то и образуется.

Бабушка подкрутила колесико слухового аппарата на полную мощность и с интересом слушала внука. Неожиданно она перебила его:

— Ты не очень-то увлекайся этим своим совершенным образом. Прямо ангел какой-то во плоти. Идеальных женщин в природе нет. Пора бы тебе это знать, если ты до сих пор этого не понял, — со значением добавила она. — Впрочем, как нет и идеальных мужчин. Что весьма прискорбно.

Она поджала губы, помолчала, что-то вспоминая, затем продолжила:

— Помню, был у меня один поклонник, еще когда мы жили в Иркутске. Когда мой папа там налаживал новое дело. И вот в меня влюбился богатый китаец, Чжоу его звали. Да, Чжоу… Красивый! — мечтательно протянула она своим слегка дребезжащим голосом. — И ухаживал он тоже красиво. Как ни придет — цветы и конфеты обязательно. В черном костюмчике, белоснежной рубашечке, галстук — каждый раз новый… Усики тоненькие, глаза сияющие… Прямо восточный принц. Молодой совсем, ему тогда едва двадцать четыре года минуло.

— А тебе тогда сколько лет было, бабуля? — заинтересовался Семен. Как настоящий писатель-профессионал он впитывал в себя все интересное с дальним прицелом, использовать при случае в какой-нибудь будущей книге. Историю о китайском поклоннике бабушки он слышал впервые и тут же навострил уши.

— Пятнадцать лет. Я была такая хорошенькая! — все тем же мечтательным тоном протянула бабушка. — Он все ходил, ходил… Даже с папой уже переговорил, что мечтает на мне жениться, когда я постарше стану. Целый год ходил. Я в него, признаюсь, тоже влюбилась. До чего обаятельный он был, культурный, образованный! И такой хваткий, деловой, его отец собирался ему свое дело передать. И вдруг мне подружка говорит, что видела его в компании с одной женщиной, которая слыла у нас особой весьма легкомысленной. Я не поверила, даже рассорилась с ней. Как оказалось, зря. И вторая подружка его с ней видела, рассказала мне, как та смеялась, заливалась, а он ее нежно под локоток держал.

— А ты что же, бабуля?

— От дома отказала! — гордо встряхнула седыми буклями старушка.

— А вдруг подружки тебе наврали? Из элементарной женской зависти. Твоему счастью позавидовали.

— Семочка, увы, не наврали они. Он сам мне признался, что это его старая… связь. Умолял войти в его положение. Дескать, он взрослый мужчина, а ждать три года, пока папенька наш брак благословит, слишком долго. Раскаивался, чуть не плакал. Просил меня уговорить папеньку свадьбу раньше сыграть. Клялся, что все сделает, чтобы я его простила. Говорил, что только меня одну любит. Но я ему гордо ответила, что после этой ветреной женщины он мне не нужен. А вскоре мы вернулись в Москву. У меня на память от него только фотография осталась. Да-а, память о нем. Мы в Иркутске, это было еще до ссоры с ним, всей семьей решили сняться, к нам фотограф на дом приехал. И Чжоу у нас как раз в гостях был. Все вместе и снялись. Не зря в народе говорят, что до свадьбы нельзя сниматься вместе, к разлуке это… — вспомнила бабуля народное поверье и пригорюнилась.

— Бабуль, покажи мне фотографию, — оживился Семен. — Я что-то такой не помню.

Бабушкин рассказ о ее первой любви показался ему очень интересным. А экзотический жених, сын китайского промышленника, и вовсе просился хоть на какую-нибудь эпизодическую роль в книгу.

— Неужели тебе это интересно, Семочка? — Бабушке было приятно, что внука увлекла ее история из далекого прошлого. — Тогда иди в мою комнату, там в шкафчике, в нижнем ящичке, стоит резная коробочка, в ней и лежит фотография Чжоу. Я ее никогда в альбоме с остальными фотографиями не держала, вот ты ее и не видел. Обиделась я тогда на него очень. А потом переживала долго, тосковала.

Со старинной фотографии, наклеенной на толстый картон, на Семена взирали лица людей, живших в прошлом веке. Он отметил, что они очень отличались от современных какой-то чистотой и открытостью взгляда. Он всматривался в лицо бабушки — барышни с пышными локонами и огромными ясными глазами. Ее пухлые девичьи губы слегка тронула лукавая улыбка. Молодой красивый китаец стоял рядом, тоненькие усики, несомненно, украшали его. Чуть припухлые веки и характерные узкие глаза выдавали его восточное происхождение. Но в целом лицо было не столь ярко выраженного восточного вида.

— Любопытно… Видно, что китаец, но может сойти и за европейца, — задумчиво произнес Семен в некотором недоумении изучая фотографию. Припухлость век, широковатые скулы… Кого-то ему это лицо напоминает. Но кого? Он так и не смог определить. И это его смущало. Пока он не мог понять, почему.

— Он же полукровка! У Чжоу — отец китаец, но мать-то, русская, дочь известного купца, который пушниной промышлял. Фамилию его я уже запамятовала. Поэтому, если бы не разрез глаз, его можно было бы принять и за русского. У него и воспитание европейское, — почему-то вздохнула бабушка.

— Бабуль, не грусти! — решил подбодрить ее внук. — У всех бывает первая любовь. И что-то я не слышал, чтобы она оказалась единственной и последней. А если подумать, то почему-то она чаще всего бывает с драматическим финалом.

— И у меня первая любовь тоже закончилась драматично, — подала голос мама.

— Это ты Илью вспомнила? — уточнила бабушка.

— Мамочка, какой Илья? О чем ты говоришь! Я его никогда не любила.

— А почему же рыдала, когда я однажды не отпустила тебя к нему на свидание? Когда ты двойку получила по истории, помнишь?

— Про двойку не помню. А что ты меня не пустила, помню. А рыдала не от любви, а от обиды. Потому что ты тогда ущемляла мою свободу, — обиженно ответила злопамятная дочь-пенсионерка.

— Доченька, что ты такое говоришь?! — всплеснула руками бабушка. — Когда это я тебя ущемляла?

Семен уже от души хохотал, слушая перепалку девяностолетней бабушки и ее семидесятилетней дочери, которые вспоминали события полувековой давности с одинаковой обидой.

— Мамуля, ты лучше поведай нам о той давней драматической любви, чем перечить своей матушке, — наконец попытался он успокоить своих женщин.

Мама тут же переключилась на сына. Слава богу, у нее был легкий характер и она не умела долго зацикливаться на чем-то неприятном.