Юлий Крелин - Переливание сил Страница 2

— Какая гангрена?! Не перейдет. Ведь палец только. Шей, доктор, быстрей. Право слово — плохо будет.

Вот попался! А? Рельсом ушибла. Хм. Ладно, начнем шить.

Я долго возился с этим пальцем. Осколочки кости удалял. Кровотечение останавливал. Обрывки мертвых тканей отрезал. Шил чего-то.

А Георгия Петровича все нет и нет.

Наконец я сопоставил костные отломки и зашил рану.

Палец сшит. Положил гипсовую повязку.

Что будет?!

Хорошо, что я не стал ждать Георгия Петровича — он приехал только под утро. Я докладываю: так, мол, и так. Палец такой... Говорит — убью... Ну, я и сшил.

— Ты что?.. Ведь гангрена будет. Да еще небось часто швы накладывал?

— Нет, Георгий Петрович, редко. Она рельсом палец перешибла.

— А, так мне про нее говорили по дороге сюда. Рельс сорвался с платформы и самым кончиком задел ее по пальцу. Вообще-то она счастливая. Представляешь, по голове бы попало?

— Как это с платформы упал рельс? Она его подняла и попала по другой руке.

— Ты что, совсем ошалел или пьяный? Как она поднимет? Да еще одной рукой. Что она — Гаргантюа, Бадэбек, что ли?!

— Да, Георгий Петрович, я просто не подумал. Можно идти?

— Куда идти?! Ты все-таки сегодня странно себя ведешь. Надо же пойти ее посмотреть. Очень внимательно сейчас за ней следить надо, раз ты пошел на такой риск. Может начаться гангрена. Пошли, пошли. Куда тебе торопиться? У тебя что, намечена какая-нибудь эскапада?

Да ну, какая эскапада! До этого ли?! Пойдемте быстрей в перевязочную.

Я замялся сам и замял постороннюю тему.

А палец все-таки прижился.

...Покажет мне, как палец отрывает! «Хм... Вы хирург?» Вот отшибла бы палец рельсом, тогда бы я посмотрел, как она хмыкнула бы!

1964 г.

ГОДНАЯ КРОВЬ

Первый раз я увидел его в комнате общежития, когда вошел познакомиться со всеми ребятами, которые будут со мной на практике. Один занимался налаживанием магнитофона.

Двое играли в карты.

Один читал газету.

Еще один смотрел в окно, курил сигарету и пускал колечки дыма в форточку.

Он же стоял около своей кровати, в руках у него были здоровые гантели. Он занимался гимнастикой.

— Вы чего в неурочный час?

— А у него всякий час урочный для гимнастики, — отозвался в окно смотрящий.

Дружно засмеялись игравшие в карты.

Он продолжал приседать и что-то выделывать с гантелями и со всем телом.

— А сколько весят гантели?

— Двенадцать кэгэ каждая, — без всякого уважения буркнул из-за газеты еще один житель комнаты.

— Не тяжело?

— Нормально.

— Больно тяжелые гантели-то.

— Годятся.

— Сколько же раз в день вам удается заниматься этими манипуляциями?

— Раз пять.

— И столько же раз спать, — опять буркнул читающий абориген комнаты.

Больше я не спрашивал, так как понял, что своими вопросами сбиваю ему ритм дыхания.

Вскоре гантельщик закончил свои процедуры, принял порцию витаминов, во множестве разбросанных на тумбочке, и сказал:

— Нормально.

Мы пошли обедать. Солнце жарило со страшной силой, и я не преминул высказать свое неудовольствие:

— «Эх, лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи».

—Зря вы. Здесь и пыли нет, да комаров и мух тоже немного. Нормально.

Попробовав суп, он утвердил:

— Годится рубон.

В конце же обеда, выпив стакан молока, сказал:

— Скисает. Конечно, студент голодный, ему что ни поставь, все съест.

Ребята накинулись:

— Да уж ты голодный! С чего-то ты голодный, парень? Жрешь не меньше. А кислое — не пил бы!

— Ну ладно, ладно. Все нормально.

Ребятам неудобно перед женщиной, которая подает еду.

Здесь же, в столовой, в коридоре, двое пожилых людей ругают моих ребят. Может быть. это ответ на всхлип о голодном студенте?

— … Иду, а навстречу молодых пара. И без всякого он ей лапы свои на плечи, и идут, обнявшись. Где ж видано такое! А на груди, конечно, значок — комсомольцы. Срамота! Нынешние эти...

Один из студентов прошипел:

— Что, в комсомоле новый способ размножения придумали? Почкованием?

Гантельщик густо, отрывисто захохотал, как заквакал. Острота оказалась по душе.

Мы вышли. В коридоре стояли пожилые люди, на шее у одного из них я увидел цепочку с нательным крестом. Это дало мне право сказать:

— «Не говори: «Отчего это прежние дни были лучше нынешних?» Потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом».

— Что?! — обиженно спросил один из них.

Я ответил:

— Библия.

Не поверили, наверное.

Все это я вспоминаю сейчас, когда в операционной идет обычная борьба за жизнь. Ситуация довольно тривиальная. Тяжелая поездная травма. Молодая женщина. Шок. Переломы ребер, ног и разрывы органов в животе. Операция закончена. Выводят из шока. Не хватает крови.

Я смотрю, кто из ребят как помогает, как принимает участие, как волнуется.

Когда я узнал, что привезли такую тяжелую больную, побежал к ребятам в общежитие — погнать их в больницу.

Один читал журнал.

Один молча курил.

Двое в зале играли в бадминтон.

Один тихо, бессловесно бренчал на гитаре.

А он спал. В руках он держал «Клинические лекции по терапии». На стуле рядом — «Клиническое толкование лабораторных исследований». На тумбочке — «Клинические очерки по фармакологии».

Ребята встрепенулись: кто стал собираться, а кто подхватился сразу и побежал.

А он спал.

Я разбудил:

— Вставай. В больницу привезли тяжелую травму. Беги в операционную.

— Я после дежурства.

— Ну и что!? Один ты, что ли? Подумаешь, дежурство! Что ж, приходить утром и спать?

— Я всю ночь не спал.

— А как мы, врачи, после дежурства? Ведь не домой идем, а остаемся работать.

Я, конечно, совершил ошибку. Надо было повернуться и пойти, а не разводить дискуссии. Не давать повод разглагольствованиям.

— Пока есть возможность — надо спать. А будем работать — будет видно. — Встал с кровати, проглотил витамины и взялся за гантели.

Я повернулся, вышел из комнаты и пошел в больницу.

Смотрю, он выскочил из школы, обогнал меня, взглянул на бегу и устремился в сторону больницы.

И не надо было вступать с ним в пререкания. Ишь как побежал!

В операционной я гость. Я просто смотрю. Работают свои, местные врачи. Если будет нужда во мне — скажут.

Ребята предлагают поднимать давление различными известными им препаратами. Не хватает теоретической логики. С точки зрения практики — правы: шок, низкое давление. Надо его поднять. Значит, нужно использовать соответствующие препараты.

А нет, чтоб подумать, что шок с кровопотерей, что мало гемоглобина, что кислород поэтому некому разносить по всему телу. Значит, лучше перелить кровь и добавить гемоглобин, а препараты — это подспорье только должно быть.

Мы в институте часто идем на поводу у студентов. Они все просят — практику, практику. Вот и таскаем их на перевязки, да учим делать уколы, да показываем, как кровь переливают. Подумаешь! Это и без врачей можно делать. А лучше бы во время занятий теорией больше занимались да к книгам приучали бы. А практику пусть сами постигают, а после или по ходу пусть спрашивают — кому интересно. Да и на практике пусть сами хватают больше. Что, кстати, они и делают. Пусть они сами будут заинтересованы в практике. А то — адреналин, норадреналин, кортизон, поливенол. Их вон сколько придумали! Препараты применить можно, да кровь нужней. Читали бы больше... Толстого, например. Как Кутузов при Бородине. Как идет естественно — так и помогай. А то они как научено, так и делают, а обстоятельства-то другие. Не бороться с природой, а использовать то, что создает естество. Не химические препараты, а естественную кровь. Наберут так практики побольше — соблазнительно это— узнают все, «к а к» делать, — уже специалисты. И лишь чуть-чуть, «когда как» делать.

Вот так, как-то нелепо, я размышлял, почти полностью отключившись от реальной обстановки, пока меня не вернуло к жизни тревожное: опять давление падает!

— Переливайте кровь.

— Последняя ампула кончается.

— А где ж кровь? Заказывали ведь?!

— Говорят, самолет вылетел. Или сейчас должен вылететь.

— А-а, нечистая сила! К тому же и группа крови редкая.

Гантельщик сидит на свободном операционном столе и смотрит. Лицо немного испуганное. Глаза — кругляшки. За его спиной, облокотившись на стол, стоит другой студент и слушает, что говорит ему этот. А этот, гантельщик несчастный, говорит очень обидные для меня вещи. И мне просто плакать хочется.

— Не-е, хирургом не пойду. Вот такие-то штуковины! Да это ведь каждый день может быть. Да еще дежурства.

А я-то раньше считал, что в этом и есть основная привлекательность хирургии для несмышленышей. Идиот я!

Второй студент посылает его к черту, и мне становится чуть легче. Но тот не унимается:

— С такими дежурствами и порубать не успевать будешь... — И дальше мечтательно: — Не-е. Я пойду в терапевты, или в невропатологи, или еще лучше — психиатры. Там нормально. Это годится.