Джоди Пиколт - Хрупкая душа Страница 2

Но теперь я окаменела от ужаса. Внутри ты была в безопасности, снаружи тебе угрожало многое.

Дверь распахнулась, и весь дом, казалось, заполнился яркорозовым пуховиком Пайпер и звуком ее уверенного голоса.

Следом вошел ее муж, Роб, державший на руках Эмму, которая мяла в ладошках снежок.

— «Следствие ведет Блу»? — удивился он, усаживаясь возле твоей сестры у телевизора. — Это, между прочим, моя любимая программа… после шоу Джерри Спрингера, конечно.

Амелия! Я даже не подумала, кто присмотрит за ней, пока я буду рожать тебя.

— С каким промежутком? — деловито спросила Пайпер.

Схватки накатывали каждые семь минут. Когда меня накрыло очередным приливом боли, я ухватилась за подлокотник кресла и досчитала до двадцати. Взгляд мой был прикован к трещине в стекле.

Из точки, куда угодила градина, разбегались морозные лучики. Это было прекрасное и одновременно жуткое зрелище.

Пайпер присела рядом и взяла меня за руку.

— Шарлотта, все будет хорошо, — пообещала она.

И я, дура, поверила ей.

В приемной было не протолкнуться от людей, пострадавших в авариях из-за бурана. Мужчины прижимали к головам окровавленные полотенца, дети беспомощно барахтались на носилках. Пайпер протащила меня мимо них прямиком в родительное отделение, по коридорам которого уже металась доктор Дель Соль. В последующие десять минут мне успели сделать анестезию и увезти в операционную на кесарево сечение.

Я развлекала себя незатейливыми играми. Если на потолке окажется четное число флуоресцентных лампочек, Шон приедет вовремя. Если в лифте мужчин будет больше, чем женщин, прогнозы врачей не оправдаются. Не дожидаясь, пока я попрошу, Пайпер надела больничную робу, заместив Шона на посту моего «дыхательного тренера».

— Он успеет, — заверила она.

В операционной все предметы отливали безжизненным металлом. Зеленоглазая медсестра — лица ее я не видела под маской, волос не разглядела под шапочкой — приподняла мне сорочку и смазала живот бетадином. Когда стерильная занавеска опустилась, меня охватила паника. А вдруг мне вкололи недостаточно обезболивающего и я почувствую, как скальпель взрезает мою плоть? Вдруг ты разобьешь мои надежды и, едва появившись на свет, умрешь?

Во внезапно распахнувшуюся дверь с холодным дуновением зимы влетел Шон. На лице у него уже была повязана маска, зеленая больничная рубашка кое-как заправлена в брюки.

— Подождите! — закричал он. Приблизившись, он погладил меня по щеке. — Солнышко мое, прости. Я приехал, как только узнал…

Пайпер похлопала Шона по плечу.

— Вы и вдвоем управитесь, — сказала она и отошла, успев на прощание сжать мою руку.

И Шон оказался совсем рядом, и ладони его согревали мне плечи, и гимны его слов отвлекали меня от происходящего. Доктор Дель Соль тем временем занесла скальпель.

— Ты так меня напугала! О чем вы с Пайпер вообще думали, когда помчались сюда сами?

— О том, что ребенок не должен рождаться в кухне.

Шон покачал головой.

— Могло случиться что-то ужасное…

Меня дернуло по ту сторону занавески — и я, затаив дыхание, отвернулась. Тогда-то я и увидела увеличенный снимок УЗИ, сделанный на двадцать седьмой неделе, увидела семь твоих сломанных косточек, рогалики твоих тоненьких конечностей, загнутые внутрь, как панцирь улитки. «Что-то ужасное уже случилось», — подумала я.

А потом ты кричала, хотя тебя держали осторожно, словно облачко сахарной ваты. Ты плакала, но не так, как положено плакать обычным младенцам. Ты плакала от чудовищной боли — словно тебя рвали на части.

— Аккуратней, — велела доктор Дель Соль акушерке. — Нужно поддерживать весь…

Послышался щелчок, словно от лопнувшего пузырька, и, хотя я сама не могла в это поверить, ты заплакала еще громче.

— О боже… — прошептала акушерка, готовая впасть в истерику. — Что это сломалось? Это я виновата?

Я пыталась рассмотреть тебя, но видела только красную полоску рта и рубиновое полыхание щек.

Врачебный консилиум, созванный тут же, не смог тебя успокоить. Наверное, до того самого момента, когда ты зарыдала, я отказывалась верить всем этим УЗИ и анализам, врачам и медсестрам. До того самого момента, когда ты заплакала, я сомневалась, что смогу тебя полюбить.

Шон заглянул через плечи столпившихся докторов.

— Она — просто идеал, — сказал он, оборачиваясь ко мне, но его слова заискивающе помахивали хвостиком, как собака, ждущая одобрения хозяйки.

Идеальные дети не кричат так истошно, что у тебя разрывается сердце. Идеальные дети кажутся идеальными внешне и являются идеальными внутри.

— Не трогайте ее за руку, — пробормотала медсестра.

Вторая возразила:

— Как же я ее тогда спеленаю?

Тут их спор прервался твоим воплем — ты взяла неслыханную ноту.

«Уиллоу», — прошептала я. Мы с твоим папой сошлись на этом имени, хотя его пришлось довольно долго убеждать. «Мне не нравится, — упорствовал он. — Уиллоу — это «ива», а ивы плачут». Но я хотела, чтобы в твоем имени содержалось доброе пророчество, чтобы тебя защищало дерево, которое гнется, однако никогда не ломается.

«Уиллоу», — прошептала я снова, и ты услышала меня сквозь какофонию галдящих медиков, гул аппаратов и слепящую боль во всем теле.

«Уиллоу», — сказала я уже громче, и ты повернулась на звук, как будто я смогла обнять тебя своим голосом.

«Уиллоу», — сказала я, и в тот же миг ты перестала плакать.

Однажды, когда я была на пятом месяце, мне позвонили из ресторана, где я раньше работала. Мать главного кондитера сломала ногу, а в тот вечер к ним должен был пожаловать ресторанный критик из газеты «Бостон Глоуб». И как бы нагло и неуместно ни прозвучала эта просьба, не могла бы я заскочить на минутку и быстренько испечь шоколадный «наполеон», тот самый, с мороженым со специями, авокадо и банановым крем-брюле?

Признаюсь, я поступила как законченная эгоистка. Мне, неповоротливой толстухе, захотелось напомнить себе, что когда-то я могла не только резаться в картишки с твоей сестрой и сортировать белье перед стиркой. Поручив Амелию няньке-школьнице, я поехала в «Каперсы».

За время моего отсутствия кухня почти не изменилась, разве что новый шеф-повар навел свои порядки в кладовых. Быстро расчистив себе рабочее пространство, я взялась за тесто. Увлекшись процессом, я обронила кусок масла и нагнулась поднять его, пока никто не поскользнулся и не упал. Но на этот раз, подавшись вперед, я осознала тот факт, что больше не могу свободно сгибаться в пояснице. Я сдавила тебе дыхание — и ты в ответ сдавила мне. «Прости, малышка», — сказала я, выпрямляясь.

Сейчас я вспоминаю об этом и думаю: не тогда ли сломались семь костей в твоем теле? Заботясь о ком-то постороннем, не искалечила ли я тебя?

Родилась ты в начале четвертого, но увидеть тебя я смогла лишь к восьми вечера. Шон возвращался каждые полчаса с последними известиями: «Ей делают рентген. Взяли кровь на анализ. Похоже, у нее и лодыжка сломана». В шесть часов он принес самую радостную весть: «Третий тип. Семь заживающих переломов и четыре новых, но дышит она нормально». Я не могла сдержать улыбки — наверное, единственная женщина во всем роддоме, которую можно было порадовать такой новостью.

Мы уже два месяца знали, что ты родишься с ОП — остеопсатирозом, болезнью несовершенного костеобразования, «стеклянной костью». Эти две буквы станут впоследствии твоей второй натурой. Из-за дефекта коллагена кости становятся такими хрупкими, что могут поломаться, если человек споткнется, резко дернется или чихнет. Существует несколько типов этого заболевания, но только два из них проявляются во внутриутробных переломах — а именно их и показало УЗИ. Тем не менее рентгенолог не мог определить, второй у тебя тип (с ним не живут) или третий (тоже очень серьезный и прогрессирующий). Теперь же я знала, что в ближайшие годы у тебя сломаются еще сотни костей, но это не имело значения: главное — ты будешь жить, у тебя впереди — целая жизнь на сращение переломов.

Когда непогода улеглась, Шон поехал домой забрать твою сестру, чтобы и она с тобой познакомилась. Я смотрела, как доплеровский локатор прослеживает уход бурана на юг, где он обернется ледяным дождем и парализует аэропорты Вашингтона на три дня. В дверь постучали, и я попробовала привстать, хотя свежие швы обжигали тело огнем.

— Привет, — сказала Пайпер, входя в палату. — Я уже слышала новости.

— Знаю. Нам так повезло.

На долю секунды замешкавшись, она все же улыбнулась и кивнула.

— Ее сейчас принесут, — сказала Пайпер, и в этот момент появилась медсестра с каталкой.

— А вот и наша мамочка! — пропищала она.

Перевернувшись на спину, ты крепко спала в покатом поролоновом лотке, который устроили в пластиковой кроватке. Твои крошечные ручки и ножки были обмотаны бинтами.