Махмуд Теймур - Синие фонари Страница 2

Критический взгляд Махмуда Теймура проникает во многие уголки жизни. Однако, обличая пороки и недостатки общества, писатель оставляет в тени причины, порождающие нужду и невежество одних, праздность и никчемность других. Жизненные коллизии изображаются Теймуром, как правило, в морально-этическом плане.

В чем же Теймур видит выход из застойной, безрадостной жизни? На этот вопрос в творчестве писателя мы не находим ответа. В первом своем произведении «Шейх Джума» Махмуд Теймур с большой симпатией нарисовал портрет старого феллаха. По замыслу Теймура, шейх Джума является как бы воплощением «бессмертного народного духа», который не приемлет наносную западную цивилизацию и видит истинное счастье в патриархальной жизни на лоне природы. Шейх Джума не аскет, он не отказывается от жизненных благ, это «человек с широкими мечтами и необъятными надеждами», но все его надежды связаны с возвращением к прошлому, к жизни, где нет, по его выражению, «запутанной науки и нездоровой философии». Теймур любит шейха Джуму за его жизнерадостность, доброту, чистосердечие и непосредственность. Однако делать отсюда вывод о том, что в шейхе Джуме воплощен идеал Теймура, нет оснований, его образ нарисован с легким налетом печали и юмора; автор как бы сожалеет, что подобных шейху Джуме становится все меньше и меньше, и в то же время сознает, что шейх Джума, при всех его достоинствах, не может быть героем эпохи, когда городская цивилизация все больше и больше влияет на сельскую жизнь…

В ранних произведениях отношение автора к изображаемым персонажам активно: он любит, сочувствует, скорбит, ненавидит. Теймур склонен иронизировать даже над положительными персонажами, хотя ирония эта не может скрыть симпатии писателя к своему герою. В дальнейшем отношение автора к изображаемому становится все менее активным.

«Эпоха национального возрождения», как называют в Египте двадцатые годы XX века, окончилась с приходом к власти в 1930 году реакционного кабинета Сидки-паши. Диктатура Сидки-паши знаменовала собой отход крупной египетской буржуазии от принципов национально-освободительной борьбы. Это вызвало растерянность среди интеллигенции, в творчестве буржуазных писателей появляется неверие в возможность дальнейшего прогрессивного развития, пессимизм; модным становится принесенный с Запада лозунг «искусство для искусства». Элементы символизма проникают и в произведения тех писателей, которые начинали свой творческий путь как реалисты.

Поддался веянию времени и Махмуд Теймур. В этот период он нередко пишет далекие от жизни аллегорические произведения, действие которых происходит в Древнем Египте («Это случилось в давние времена», «Во мраке ночи» и др.). Здесь, видимо, в какой-то мере сказалось влияние вафдистов — крупнейшей буржуазной партии Египта двадцатых — тридцатых годов, стремившейся «египтизировать» культуру, в частности, литературу. Сторонники принципа «египтизации» пытались связать культуру современного Египта не столько с классической арабской культурой, сколько с культурой Древнего Египта.

В период второй мировой войны и в послевоенные годы многие египетские писатели старшего поколения эволюционировали вправо. Объясняется это, в частности, тем, что они так или иначе были связаны с правящими классами и хотя не всегда одобряли мероприятия реакционного правительства, однако не видели сил, которые могли бы противостоять реакции. Отсюда — стремление уйти от действительности, укрыться в «башне из слоновой кости», замкнуться в мирке интимных переживаний. Декадентские теории становились все более модными в среде буржуазных литераторов. Сильному воздействию этих теорий подвергалось и творчество Махмуда Теймура.

Эстетические позиции Теймура в сороковые — пятидесятые годы выглядят противоречивыми. Персонажи некоторых его произведений утрачивают реальность, типичность, становятся безликими; поступки героев не всегда логически обоснованы, психологически раскрыты. Эклектичность взглядов Теймура нашла отражение и в одном из крупных произведений этого периода — романе «Сальва в порывах ветра».

В сороковые годы Махмуд Теймур пишет символические произведения: «Дочь сатаны» (1944), «Клеопатра на базаре Хан-Халили» (1946). Однако в период увлечения декадансом и символикой Теймур создавал и реалистические вещи. Таков «Трамвай номер 2» (1944) — волнующий рассказ о жизни тружеников, где писатель показал изнуренного тяжкой работой, ожесточившегося, но в сущности доброго человека, мастерски раскрыл душевный мир простых людей.

Образование Республики в Египте (1952 г.) оказало огромное влияние на мировоззрение и творчество Махмуда Теймура. В свете прогрессивных преобразований в египетском обществе художник пытается заново осмыслить задачи литературы. Он освобождается от многих идей, сковывавших его творчество в сороковые годы. Если в 1947 году он заявлял, что «социальные доктрины и реформистские тенденции не должны оказывать влияния на творчество писателя», так как писатель в этом случае теряет необходимую ему свободу мышления, то в речи на третьем съезде арабских литераторов в 1957 году Теймур призывает собратьев по перу осознать себя активными участниками национально-освободительного движения.

Уже в первые месяцы существования Республики Теймур пишет рассказ «Демонстрация», в 1955 году — повесть «Революционеры», а в конце пятидесятых годов — повесть «Синие фонари», в которой затрагивает проблемы национально-освободительного движения. Обращение Махмуда Теймура — писателя со сложной творческой биографией — к социальной тематике является фактом, свидетельствующим о постепенном отказе Теймура от принципа невмешательства в жизнь.

Махмуд Теймур, бесспорно, оказал влияние на формирование жанра новеллы во многих арабских странах. Он основал школу реалистической арабской новеллы; эта школа, несмотря на то что глава ее не всегда придерживался намеченного им самим пути, продолжает развиваться в направлении реализма, впитывая в себя могучую животворящую силу — молодое поколение писателей-демократов. Когда Теймур начинал свою творческую деятельность, «арабская новелла делала первые неуверенные шаги. Теймур лелеял ее, как ребенка, и воспитал здоровой и крепкой». Такими словами один из арабских критиков охарактеризовал выдающуюся роль Махмуда Теймура в развитии современной арабской литературы.

СИНИЕ ФОНАРИ

Перевод М. Анисимова

У нас на родине, в Египте, синие фонари были некогда символом угнетения, мрака, символом оккупации[6].

И если случается, что такой же синий мрак окутывает жизненный путь человека, то мысль его мечется, чувства не находят выхода…

Но однажды, — это было в оккупированном англичанами Египте, — сквозь синий свет затемненных уличных фонарей прорвались первые проблески зари Свободы. Значит, рано или поздно, если только человек несет в себе свет, он сможет одолеть окружающий мрак, и никакие беды, никакие печальные обстоятельства не остановят его…

Зло иногда порождает добро…

Порой прозрачный ручей вытекает из болота, тлеющие угли вспыхивают ярким пламенем.

Вот в чем секрет синих фонарей, если только у них есть какой-то секрет…

I

События, о которых пойдет речь, произошли летом 1916 года. Читатель, наверно, улыбнется: кому интересна такая давность!

Эти события и в самом деле происходили давно, более сорока лет тому назад. Но они так запечатлелись в моей памяти, что иногда мне кажется, будто все это было лишь вчера.

То, о чем вы узнаете из этой повести, оставило неизгладимый след в моем сердце…

Александрия… июль 1916 года.

Великая война, — я имею в виду первую мировую войну, — шла уже почти два года. И ни один человек не мог предсказать, когда она кончится, кто окажется в ней победителем, а кто — побежденным.

Тоска вселилась в сердца людей. К тому времени подводная война достигла своего апогея. Не проходило дня, чтобы газеты не сообщали о потопленных кораблях. Александрию до отказа забили люди, которым был отрезан путь на заграничные курорты Востока и Запада.

А тут еще на город-порт, как саранча, обрушились солдаты английской оккупационной армии. Они разнились и цветом кожи, и обличием, объединяли же их одинаковая военная форма да знамя, под которым они сражались. Мы встречали этих вояк на улицах по утрам и по вечерам. Они расталкивали прохожих, свысока поглядывали на всех, надменные, самодовольные. Опустошали магазины, бесцеремонно теснили египтян в кафе, ресторанах и клубах, всюду занимали лучшие места, предоставляя нам негодовать и возмущаться.

Мы испытывали тяжелый гнет, мы задыхались от унижения. Мандат, навязанный нам оккупационными властями, позорная зависимость от иностранной державы ярмом висели на нашей шее. Мы роптали, не скрывая своего возмущения. И хотя вокруг нас жизнь кипела, мы, граждане своей страны, чувствовали одиночество, уныние и опустошенность. У себя на родине мы оказались чужими! Хозяином был иноземный солдат. Пришельцы держались спокойно и уверенно. Нам же, коренным жителям, оставалось лишь подлаживаться к ним. Чтобы подняться выше по общественной лестнице, завоевать уважение, нужно было первым долгом одеваться по-европейски и, пересиливая себя, говорить на чужом языке.