Жан-Мари Гюстав Леклезио - Золотая рыбка Страница 2

Абель пришел. Стал стучаться, сперва тихонько, кончиками пальцев, потом все сильнее, замолотил кулаками. «Лайла! Открой! Что ты там делаешь? Открой, я тебя не трону!» Потом он, кажется, ушел. А я села на каменный пол и прислонилась спиной к мраморной ванне — это Абель сделал ее для матери.

Много времени спустя кто-то подошел к двери. Я слышала голоса, но слов не разбирала. В дверь опять постучали, и на этот раз я узнала руку Лаллы Асмы. Я открыла; наверно, у меня был очень испуганный вид, потому что она крепко прижала меня к себе. «Ну, кто тебя обидел? Что с тобой стряслось?» Я прильнула к ней и так прошла мимо Зохры. Но я ничего не сказала. «Она спятила, вот и все!» — кричала Зохра. Лалла Асма больше меня не расспрашивала. И все же с того дня она не оставляла меня одну, когда приходил Абель.

Однажды я мыла в кухне овощи, чтобы сварить суп для Лаллы Асмы, и вдруг услышала грохот в доме — как будто что-то тяжелое рухнуло на каменный пол и стулья разлетелись в разные стороны. Я примчалась со всех ног и увидела хозяйку — она лежала навзничь на полу. Я подумала, что она умерла, и хотела было убежать, спрятаться где-нибудь, но тут услышала, как она стонет и хрипит. Живая, только без сознания. Падая, она ударилась головой об острый угол стула, и кровь тонкой струйкой текла из ранки на виске.

Ее сотрясала крупная дрожь, глаза закатились. Я не знала, что делать. Постояла немного, потом подошла ближе, дотронулась до ее лица. Щека была дряблая и почему-то холодная. Но Лалла Асма дышала, с силой втягивала воздух, грудь ее вздымалась, а когда воздух выходил обратно, губы, вздрагивая, издавали смешное бульканье, как будто она похрапывала.

«Лалла Асма! Лалла Асма!» — шептала я ей на ухо. Я точно знала, что она, там, где была сейчас, все равно меня слышала. Только говорить не могла. Я видела, как подрагивали ее приоткрытые веки над белыми глазами, и знала: она слышит меня. «Лалла Асма! Не умирайте!»

Тут, откуда ни возьмись, появилась Зохра, но я ничего не слышала, кроме медленного дыхания Лаллы Асмы, и как она вошла, тоже не услышала.

— Дура! Маленькая ведьма! Что ты тут делаешь?

Она дернула меня за рукав, да так, что платье порвалось.

— Беги за доктором! Ты что, не видишь — матери плохо!

Впервые Зохра назвала Лаллу Асму матерью. Видя, что я так и стою на пороге, она сняла башмак и запустила им в меня.

— Ну! Чего застыла?

Тогда я прошла через двор, толкнула тяжелую синюю дверь и бросилась бежать, не разбирая дороги. В первый раз я вышла на улицу. Где искать врача, я понятия не имела. Я думала только об одном: Лалла Асма умирает и, если я не смогу найти кого-нибудь, кто бы ей помог, она умрет по моей вине. И я все бежала и бежала, не переводя дыхания, по оцепеневшим от солнца улочкам. Было очень жарко, на небе ни облачка, а стены домов белые-белые.

Я свернула на какую-то улицу, потом на другую и вскоре вышла на такое место, откуда была видна река, а еще дальше — море и паруса как крылья. Красота такая, что я совсем перестала бояться. Я остановилась в тени у стены и смотрела, смотрела во все глаза. Я узнала этот вид — тот же, что открывался с крыши Лаллы Асмы, только шире, гораздо шире. Внизу по шоссе ехали машины, множество автомобилей, грузовиков, автобусов. В это время, наверно, школьники возвращались после обеда на занятия; они шли вдоль дороги, девочки в синих юбках и белоснежных блузках, мальчики не такие опрятные, стриженные наголо. Одни несли ранцы, у других книги были перетянуты резинкой.

Я будто просыпалась от долгого-долгого сна. Они проходили мимо меня и, кажется, хихикали, я думала, что они смеются надо мной; вообще-то у меня и в самом деле был чудной вид, будто с другой планеты: платье, какие носят во Франции, да еще с порванным рукавом, волосы длинные, курчавые. В тени под стеной я, наверно, смотрелась ведьма ведьмой.

Я пошла наобум, вслед за школьниками, потом по какой-то другой улице, где было много народу. Там был базар, над рядами натянуты навесы от солнца. Возле одного дома старик сапожник работал в деревянной будочке; он сидел, скрестив ноги, на чем-то вроде низкого стола, а вокруг валялись бабуши. Медным молоточком он забивал в подошву тонюсенькие гвоздики. Я остановилась поглядеть на него, и он спросил:

— Бельра? Чего тебе?

Он смотрел на мои босые ноги.

— Чего тебе надо? Ты что, немая?

Тут мне удалось наконец хоть что-то выговорить.

— Я ищу доктора для бабушки.

Я сказала это по-французски, а потом повторила по-арабски, потому что он уставился на меня, не понимая.

— А что с ней такое?

— Она упала. Она умирает.

Я сама на себя дивилась, что так спокойно это говорю.

— Здесь доктора нет. Только госпожа Джамиля, вон там, на постоялом дворе. Она повитуха. Вдруг чем поможет.

Я пустилась бежать в ту сторону, куда показывал сапожник. Он так и сидел, подняв свой медный молоточек. Крикнул что-то мне вслед, я не поняла, а люди засмеялись.

Госпожа Джамиля жила в таком доме, каких я сроду не видела. Это был дворец, только очень ветхий, за высокими глинобитными стенами, но ворота, видно, так давно стояли нараспашку, что и не закрывались вовсе, осели и увязли в грязи и щебне. Уцелевшие на фасаде куски штукатурки говорили о том, что когда-то дом был розовым. Окна в деревянных рамах выступали из стен, балконы тоже были деревянные, прогнившие. Я очень боялась, но все-таки вошла во двор.

У Лаллы Асмы порядок был образцовый, всегда прибрано, чисто до блеска, и я думала, что все дворы такие. Но здесь, в гостинице, кавардак был неописуемый. Полно людей, одни дремали под навесами, другие в тени чахлых акаций. Еще были козы, собаки, ребятишки, жаровни тлели, и никто за ними не присматривал, там и сям высились кучи мусора и нечистот, в которых рылись куры, похожие на стервятников. У стен вдоль всего двора бродячие торговцы хранили под навесами свои тюки, а чтоб никто не украл, прямо на них и лежали. Мне было невдомек, кто все эти люди. Я ведь понятия не имела, что такое гостиница. Я шла через двор, не зная, в какую сторону идти, и тут с одного балкона кто-то помахал рукой, подзывая меня. Щурясь от солнца, я вгляделась в полумрак галереи и услышала звонкий голос:

— Ты кого ищешь?

Наконец я рассмотрела женщину, немолодую, одетую в длинное платье бирюзового цвета. Она стояла, облокотясь на перила, курила и глядела на меня. Я сказала, что ищу госпожу Джамилю, и она кивнула:

— Поднимайся сюда, дверь перед тобой, иди прямо до конца, там лестница. — Увидев, что я не понимаю, женщина крикнула: — Подожди, я сейчас!

Она провела меня через большую полутемную комнату, там тоже лежали тюки и дремали люди. Какие-то старики играли в домино за низким столом, рядом стоял большой кальян. На меня никто не обращал внимания.

Мы поднялись по лестнице; солнце освещало галерею пятнами в тех местах, где были сорваны ставни. Наверху жили только женщины, но я таких видела впервые. Одни были молодые на вид, другие — как Зохра, а то и старше. Пухлые, белокожие, с красноватыми от хны волосами, губы накрашены темной-темной помадой, глаза обведены сурьмой. Они сидели у дверей своих комнат прямо на полу, скрестив ноги, и курили. Дым от их сигарет выплывал из сумрака галереи, клубился на солнце.

— Сейчас приведу госпожу Джамилю.

Я осталась стоять одной ногой на последней ступеньке. Мне было страшно возвращаться в дом Лаллы Асмы без доктора, только поэтому, наверно, я не убежала. Женщины обступили меня. Они говорили громкими голосами, смеялись. От сигаретного дыма воздух наполнился сладковатым запахом, и у меня закружилась голова.

Они гладили мои волосы, трогали их, будто никогда таких не видели. Одна, совсем молодая, с длинными тонкими руками, вся увешанная украшениями, стала плести мне косички на макушке, вплетая в волосы красную ленточку. Я не смела шевельнуться.

— Посмотрите, какая хорошенькая, принцесса, да и только!

Я не понимала, что она говорит. Думала, а вдруг эти красавицы, нарумяненные, насурьмленные, все в украшениях, смеются надо мной, вдруг станут щипать, дергать за волосы. Говорили они очень быстро, вполголоса, я из-за своего глухого уха не все слова разбирала.

Тут появилась госпожа Джамиля. Я думала, что повитуха большая и толстая, со строгим лицом, а пришла невысокая худенькая женщина, коротко стриженная, одетая по-европейски. С минуту она пристально смотрела на меня. Потом отстранила женщин и, как будто сразу догадавшись, что я плохо слышу, наклонилась к самому моему лицу и отчетливо произнесла:

— Что тебе нужно?

— Моя бабушка умирает. Вы можете пойти к ней?

Она помедлила, потом сказала:

— Что ж, верно, моя забота — младенцы, и умирающие бабушки — тоже.

Она шла по переулкам быстрым шагом, я едва поспевала за ней. Сама я никогда не нашла бы дорогу, но госпожа Джамиля, оказывается, знала дом Лаллы Асмы.

Когда мы пришли, у меня сжалось сердце. Я подумала, что слишком долго ходила, может быть, Лалла Асма уже умерла и я сейчас услышу пронзительные вопли ее невестки. Но Лалла Асма была жива. Она сидела на своем обычном месте, в кресле, положив ноги на стул. Только немного крови запеклось на виске, на том месте, которым она ударилась, падая.