Макс Нарышкин - Downшифтер Страница 2

— Видимо, речь идет о сумасшедшем, потерявшем себя в Москве и не нашедшем там, где он решил себя обрести. Уставшее от восторгов жизни молодое поколение в отсутствие возможности желать что-то еще начинает придумывать себе новые развлечения. Это неминуемо приводит к трагедии, а если не к трагедии, то к окончательной дезориентации в социуме.

— Тогда нам есть резон познакомиться поближе, — сказал мой собеседник, улыбнувшись чему-то и снова застыдившись своих слов. Это был очень мнительный человек, и в этот момент мне подумалось, что он, верно, приехал как раз из Москвы, из редакции какой-то газеты, чтобы набрать материала и раскрутить его в столице. Такой маневр мне известен из знакомства с сотрудниками городского УВД. Сыщики из ГУВД приезжают в район, где случилось преступление, ведут разговор о том о сем с местными операми, маленько выпивают, уясняют суть, после чего быстро раскрывают преступление и увозят добычу в ГУВД.

Я не был против знакомства, но понял, что ухо с этим приезжим нужно держать востро.

— В свое время я был близко знаком с этим человеком — сумасшедшим, как вы его назвали. С человеком, который устал от восторгов жизни. Это о нем ходят слухи, опровергать которые ни я, ни он не хотим ввиду их нелепости. А потому обратиться к вам меня заставила не жажда торжества справедливости, а личная выгода. Он попросил меня написать правду о тех событиях и сбросить груз, нести который ему нет никакой необходимости. Лучше всего это выразить в виде литературного произведения, поскольку чего меньше всего хочется моему другу, так это интереса к этой правде правоохранительных органов.

Дело принимало новый оборот, и мой кофе остался остывать на углу стола.

— И что вы хотите? — тоном кровожадного человека спросил я.

Он нарочито медленно, как мне показалось, поставил портфель себе на колени, открыл его и вынул компакт-диск. Когда коробка с яркой этикеткой оказалась на моем столе, мужчина бросил портфель себе под ноги и придвинул диск ко мне еще ближе.

— Здесь вся правда о том, что происходило в те семь дней, что он находился в городке. Исповедь дауншифтера, если хотите. Не верьте слухам, не слушайте, что говорят сыщики. Вся правда — здесь, — и он постучал ногтем по коробке.

— А что — здесь? — Я чувствовал, что мне вручают тайну, новым хозяином которой я не хотел бы быть.

Молодой человек подумал и пожал плечами:

— Я не слишком силен в литературных определениях. Я писал так, как мне позволяло высшее образование и мои ощущения. Не исключено, что это роман, хотя вы, как профессионал, можете счесть материал достойным урны. Впрочем, мой друг не настаивает на публикации этой вещи.

— Зачем же тогда вы пришли в редакцию?

То ли подумав, то ли просто выискивая повод, чтобы закурить, он сунул руку в карман, и я придвинул к нему пепельницу.

— Рискую показаться неоригинальным, — сказал он, затянувшись, — но, думаю, им руководит только проблема очищения души. Очень многое, если не все, осталось в этой истории недосказанным, а это значит, что он является носителем тайны. А он не хочет быть носителем тайны. Тайна — это тяжесть, которая заставляет подбирать слова и быть осторожным. Но он устал быть осторожным, и пока вся правда тех событий находится у него в голове, за семью замками, он никогда не добьется того, к чему идет вот уже два месяца.

— А к чему он идет, позвольте вас спросить? — с издевкой поинтересовался я.

Но ему мои нравственные изыскания были безразличны. Он, как и в первый раз, пожал плечами, поморщил лоб и ответил:

— Ему двадцать восемь. Самое время начинать новую жизнь.

— Мы не печатаем романы, — подумав, ответил я, уже зная, что вставлю диск в компьютер сразу, как только посетитель уйдет.

— Тогда издайте его под своим именем, — произнес парень и сухо рассмеялся. — Гонорар тоже заберите себе, мне он не нужен. Поправьте его, отредактируйте и издайте, ну, в той же Москве, я не знаю… За рубежом, если это будет кому интересно. Впрочем, можете и не издавать. Сам факт того, что мой друг поделился тайной хотя бы с двумя людьми, снимет с него груз ответственности.

— А кто первый?

— Я.

Сейчас он напомнил мне рационализатора Ынгарова. Тот тоже полагает, что изменит мировой взгляд на оборудование туалетных комнат. Еще больше мне не понравилось перекладывание какой-то ответственности на мои плечи. Надо сказать, что, прохаживаясь гоголем в этой редакции вот уже двенадцать лет, я совсем позабыл о таком понятии, как «ответственность», и, признаться, вдаваться в суть его определения снова мне уже не хотелось, да и, кажется, возраст был уже не тот.

Не знаю, что он там написал, но устно мысли свои он высказывал складно и доходчиво, и я не хотел бы попасться ему на язык в момент обострения его красноречия. Я засиделся в этой глуши порядком и отмечаю тот факт, что, когда ко мне приходят образованные люди, начинаю разговаривать одними вопросами, и уважения это ко мне, конечно, не добавляет.

— Хорошо, — сказал я, закругляя разговор. Положив руку на диск, я похлопал по нему ладонью и еще раз посмотрел в глаза странного гостя: — Вы оставили здесь свои координаты?

— Зачем? — удивился он. — Я же сказал, что мне ничего не нужно. Единственное, что я сделаю, это позвоню вам…

— Месяца через три, — живо подсказал я, заметив в его глазах вопрос и решив сразу дать ему понять, что в этой редакции люди не в потолок плюют, а занимаются делом. И лишь только потом, закончив главные дела, переходят к изучению литературно-художественного творчества читателей. — Не раньше. Сейчас материал валом идет, жатва только закончилась, озимые…

Он посмотрел на меня с упреком, словно недоумевая, каким образом озимые могут помешать редактору криминального отдела редакции прочесть его материал. Впрочем, вслух он не сказал ни слова. Кивнул и поднялся.

— Но вас ведь как-то зовут?

— Мое имя не может играть никакой роли для издания этого романа. Вставьте любой псевдоним. Что же касается моего друга, то пусть он останется для вас Артуром Бережным — так он просил назвать себя в… — он хотел сказать: «в романе», но вспомнил, видимо, про озимые. — …в этом материале. И напоследок одна просьба. Я оставлю вам это, — он указал на пакет. — Не мне принадлежит — не мне хранить. Когда развернете, поймете, где ей место.

— Ей? — уточнил я на всякий случай.

— Вот именно. — И молодой человек протянул мне руку и для прощания, и в качестве благодарности за то, что у меня не хватило ума отказать в приемке багажа.

Как только я пожал ему руку и за ним закрылась дверь, я тотчас включил компьютер, и вентилятор мгновенно вышиб из машины столб пыли. Пока морально и физически одряхлевший «Пентиум» третьего поколения загружался и истерически подмигивал мне, я вспомнил о пакете.

Секунду подумав, я сорвал с конверта бечеву, разодрал бумагу и интимным взглядом, еще не понимая, что передо мной, посмотрел на предмет…

Дыхание мое перехватило, я метнулся к окну, чтобы окликнуть того, кто мне это принес. Я с грохотом откинул форточку и даже, по-моему, крикнул, но мужчина уже садился в машину и закрывал за собой дверцу.

Тяжело дыша, я опустился на стул и откинул мешавшую мне видеть предмет целиком бумагу.

Передо мной стояла на полу Троеручица… Покровительница странников и путешественников, она удерживала Христа тремя руками, и на серебряной цаце ее, на лике Иисуса и сияющем нимбе застыли бурые пятна. Давно пролитая кем-то кровь окропила икону, словно жертвенной влагой…

Уже чувствуя приближение неприятностей, я оглянулся в надежде убедиться, что мое поведение полоумного никто не заметил, завернул икону и, решив сначала поставить ее под стол, почему-то испугался и поставил ее рядом, хотя никакой зримой разницы при этом не обнаружил.

Диск въехал в устройство, и я сразу начал читать роман, не заметив того момента, когда меня повели по следам чужой прожитой жизни.

Говоря о том, что более важные дела откладывают прочтение и, следовательно, рецензию на три месяца, я солгал и сейчас очень об этом сожалел. Коллеги уже давно ушли домой, а я все сидел у монитора, дымил сигаретой и ловил взглядом стремительно летящие передо мной строки.

С первых же строчек я почувствовал тягу к чтению романа, а если уж потянуло меня, человека, который вправе называть себя критиком, значит, произведение стоило того, чтобы я дочитал его до конца.

Он наделил меня правом корректировать и издавать свой роман, и я, наверное, этим правом воспользуюсь. Иначе я не представляю, как еще люди могут узнать о тех событиях. Я изменю имена главных героев и место действия, потому что не хочу, чтобы однажды в мой дом вошли сыщики из ГУВД. Это как раз та категория лиц, которым трудно объяснить, как человек написал роман, после чего передал его другому человеку для издания под своим именем, отказался от гонорара и уехал в неизвестном направлении. Чтобы понять это, нужно прочесть сочинение автора до конца, а я не думаю, что у сыщиков из ГУВД Барнаула будет время для такого занятия.