Эдгар Вулгаков - Течение времени Страница 2

В своих детских воспоминаниях он всегда чувствовал рядом маму – защитника от неожиданных поворотов плавно текущего раннего детства. Без мамы он был еще никто. Она спокойно гасила вдруг возникающие недоразумения. Без тех далеких событий раннего детства, реакций при взаимоотношениях со сверстниками трудно или даже невозможно понять, как или посредством чего формировались привычки или даже характер мальчика.

Однако время, начатое с первых ярких, еще не осознанных впечатлений младенца, пребывающего в состоянии пробуждения к жизни, вступало в период убыстрения своего бега.

Глава II. Лето

Лето для мальчишки начинается с последнего школьного звонка, весело дребезжащего: «Каникулы, каникулы!» Все можно забыть напрочь и наслаждаться жизнью. Можно до бесконечности рассматривать облака, наблюдая, как меняются их очертания, освещенность, окрашенность в зависимости от времени дня, и всегда этому восторгаться. Вслух, вслух восторгаться, кричать, если некому услышать. Не все понимают этот восторг – не замечают эту красоту. Их занимает полная забот и тревог жизнь – им не до облаков и Алешиных восторгов. Можно читать книгу одну за другой взахлеб, а некоторые любимые, известные от корки до корки, – перечитывать, начиная с любого места и наперед зная череду всех событий. Но это нисколечко не мешает возвращаться к ним снова и снова, смакуя отдельные места. А новые, еще непрочитанные книги! Они ожидают Алешу – герои и не герои, отправляющиеся в дальние страны. В эти каникулы Алешина мама подобрала ему книги, романтические герои которых жили в прошлом веке. Такие книги Алеша раньше не читал. И конечно, Аксакова «Бабочки», однотомник Брема и до дыр зачитанные «Три мушкетера».

Но это еще не все: надо готовить удочки, снасти, и эта работа проходит под руководством Алешиного папы: крючки на мелочь и на крупную рыбу, лески разного диаметра, поплавки донные и не донные, сачок для подсечки и, конечно, сачок для бабочек. Не забыть бы перочинный нож, увеличительное стекло, маленькое зеркало для наблюдения за всякой лесной мелюзгой, компас. Да мало ли, что еще надо, без чего летом просто невозможно!

Для Алешиного папы подготовка рыболовной снасти – некий ритуал, священнодействие, предвкушение огромного удовольствия наблюдать за поплавком над водной поверхностью, гладкой или слегка рябоватой, или даже лезть в воду отцеплять крючок от коряги. Думается, этот процесс в значительной мере заменял ему рыбалку. Он приезжал за семьей, чтобы отвезти на лето в тот маленький провинциальный городок, где работал на фабрике с утра до позднего вечера, а очень часто и в выходные дни. Тогда страна работала по пятидневкам: выходным был каждый шестой. Бывало, и Алеша ходил с папой ловить рыбу, хотя ему редко удавалось похвастаться хорошим уловом. Рыбачить на зорьке его еще не брали.

Итак, лето! Наступал интереснейший момент перемещения в лето из города. И это надо было обсудить всем сообща, голосованием, имея для возможных комбинаций два с половиной голоса. Алеше доставалась половинка голоса, и никакие призывы к справедливости не действовали. Все решалось абсолютным большинством голосов, все честно, хотя Алеша и подозревал, что за его спиной был сговор, где руководствовались целесообразностью и здравым смыслом. Он еще не дорос до их понимания в свои десять с половиной лет. Со стороны все выглядело вполне демократично. Понимая тонкую игру родителей, он и сам старался им подыгрывать, чтобы не создавать сложных ситуаций. Решение, которое можно было принять за пять минут, вырастало в игру. Поскольку все были свободны и никуда не спешили, то к этому занятию относились со всей серьезностью.

Вопрос стоял так: пароход или полуторка – первая советская грузовая машина, ласково называемая «газик». Алеша твердо стоял, конечно, за пароход – с двумя гребными колесами и капитанским мостиком, по которому не спеша переходил важный капитан с левого на правый борт и обратно в зависимости от обстановки, например, при швартовке или при встречном движении судна. Он видел в предыдущих поездках гребные колеса с раскачивающимися на них шлицами, знал, что такое «шпиль», «трап», «майна», «вира» и многие другие слова, начитавшись Бориса Житкова или Грина, да и мало ли какие книги он читал про путешествия. Наконец, с палубы по металлическим ступенькам с фигурными дырочками, по крутой лестнице с горящими на солнце медными перилами можно было подняться на самый верх, к капитану, если он, конечно, разрешит, и постоять возле него минут пять. Это верх счастья, если кто-то испытал его хотя бы раз в жизни! А вниз с главной палубы спускалась еще более крутая лестница, тоже с медными перилами, которая упиралась в двухстворчатую дверь машинного отделения, где находилась паровая машина. Но туда вход был запрещен. Кроме того, на пароходе была прогулочная палуба, по которой можно было побегать. И поменять такое путешествие на полуторку, все время ломающуюся в пути, – ни за что!

Потом они голосовали. С полной обреченностью, опираясь на стол локтем, Алеша поднял руку – половину своего голоса. Это был просто жест проигрывающего демократа, твердо стоящего на своих позициях. Что такое демократия, он представлял по разъяснениям мамы. Его не надо было успокаивать – он понимал безнадежность своего положения…

– Сынуля, – ласково начала мама, – нельзя упускать редкую возможность отправить вещи на грузовике. Кузов машины будет наполовину загружен деталями для фабрики, и мы сумеем загрузить все наши вещи. А ты знаешь – их немало: едем на целых четыре месяца.

Мама, любимая мама, мягкой теплой рукой обхватила Алешину голову, прижала к себе, поцеловала, успокаивая сына. Чувствуя безнадежность своих замыслов, мальчик понимал, что и мама, и папа ему сочувствуют. Впрочем, в сочувствии он уже не нуждался, но так уж было принято в семье – доказывать убеждением. В самом деле, это не просто через всю Москву на трех трамваях добраться до Южного порта.

Но представьте, его мальчишеская эгоистическая справедливость восторжествовала. Пришло сообщение, что полуторка сломалась. И остался единственный путь в лето – на пароходе.

Ура! Через три дня, всего через три дня Алеша поплывет на огромном пароходе «Профинтерн», сначала по Москве-реке, а затем по Оке. Каждый день будет приносить радость открытий, и, засыпая после насыщенного впечатлениями дня, он будет осознавать увиденное как величайшее счастье познания мира.

У причала Южного порта пароход наконец-то сообщил всей округе, что он отчаливает, дав три прощальных гудка. Затем он стал медленно разворачиваться в акватории порта по течению, то и дело выпуская пар. Капитану не было дела до провожающих, что-то кричавших и махавших руками. Он переходил по капитанскому мостику с одного борта парохода на другой, в переговорную трубу отдавал короткие приказания в машинное отделение в рупор боцману или старшему матросу. Алеша старался ничего не пропустить – все было интересно и ново. И вот все маневры закончились, и капитан дал команду: «Полный ход!» В ту же минуту пароход полетел вперед так быстро, что уже нельзя было разобрать, кто есть кто из провожающих. В ушах засвистел ветер. Затем мама позвала Алешу в каюту, где поверх рубашки он надел свитер и пальто и, конечно, серенькую кепочку, только что купленную. Была первая декада мая, стояла теплая солнечная погода, но как только пароход дал «полный вперед», стало прохладно, особенно в его носовой части.

Быстро обежав всю палубу, Алеша обнаружил пассажиров лишь на корме. Их было двое: женщина и мальчик, примерно Алешиного возраста, одетый в зимнее пальто, застегнутое на все пуговицы, бледный и какой-то тихий, незаметный, как будто чем-то придавленный. Они занимала единственную скамейку, приставленную к стенке ресторана на корме. Навигация открылась совсем недавно, каюты пустовали, и пассажиры ожидались после двадцатого мая, когда основная масса школьников заканчивала учебу. А сейчас пароход был товарно-пассажирский. Вот почему и на палубе, и на корме были различные грузы, издававшие незнакомые запахи, быстро уносимые прочь вместе с запахом дыма из трубы парохода.

«А вот корабли, идущие из Индии, верно, пахнут мускатным орехом, имбирем, кофе и разными прочими восточными пряностями на раскаленных от солнца палубах, и ветер не разгоняет запахи Востока, а надувает белоснежные паруса на мачтах. Вот это жизнь!» – мечтал Алеша.

Он стоял у ограды кормы и смотрел на воду и проплывающие мимо низкие и однообразные берега. Иногда на берегу стояли мальчишки и кричали что-то, показывая кулаки, иногда появлялось стадо коров… Он ждал маму и папу, после чего ему можно будет обследовать пароход. Они пришли, и мама предложила попросить капитана поставить на корме еще одну скамейку.

Папа кивнул Алеше, и они отправились в рубку. Капитан – толстяк, со смешинками в глазах, как видно веселый и доброжелательный, тут же отдал распоряжение. А Алеше он разрешил постоять у штурвала, доставив мальчику огромное удовольствие. Алеша мог управлять кораблем, хотя управлял, конечно, рулевой, ни на минуту не отпуская руки от штурвального колеса. А между папой и капитаном завязался какой-то деловой разговор о доставке грузов на фабрику, трудностях первых дней навигации. Затем они распрощались с капитаном, который пригласил Алешу заходить «порулить».