Джулия Стюарт - Сват из Перигора Страница 2

Гийом Ладусет уютно устроился под ореховым деревом, на рябом от лишайника стуле, за покоробившимся от времени деревянным столом. Здесь он нередко трапезничал, нежа босые ноги на прохладной травке и восхищаясь изумительной пышностью своего маленького огорода. Взяв вилку, парикмахер нацелился на кусок соблазнительно пухлой колбаски. Зубцы уже изготовились пронзить кожицу, но тут рука Гийома замерла, а сам он безучастно уставился перед собой. Затем, очень медленно, парикмахер положил вилку на поднос. Теплая, крупная слеза скользнула по морщинкам в уголке его глаза, пробежала по шрамику на щеке, справилась с порогами жесткой щетины и повисла, подрагивая, на подбородке.

Но расстроил Гийома вовсе не явственный запах утиного жира и даже не вид вывешенного на веревке поодаль нижнего белья Лизетт Робер — зрелище, разбившее, по утверждению односельчан, не менее семнадцати холостяцких сердец. И не пара замеченных Гийомом крошечных черных глаз, что с интересом разглядывали его трапезу с соседской крыши. Причина столь внезапного отчаяния Гийома Ладусета была в ином: он вдруг вспомнил голову Жильбера Дюбиссона, когда тот вошел в парикмахерскую нынче днем, как регулярно делал каждые восемь недель, и опустился в кресло перед зеркалом со словами: «Как всегда, пожалуйста». И лишь когда почтальон снял кепку, Гийом Ладусет, к своему ужасу, увидел, что Жильбер Дюбиссон совершенно лыс.

Глава 2

Безволосые клиенты не входили в список проблем, которые мог предвидеть Гийом Ладусет, когда в возрасте пятнадцати лет он окончил школу и поступил в Академию мастеров-парикмахеров Перигора.[2] Отец его имел несколько иные виды на будущее своего единственного ребенка, зачатие коего потребовало столько времени, что супруга мсье Ладусета даже совершила паломничество в Брантом[3] — потереться, согласно древней традиции, о церковный затвор, что якобы способствовало плодовитости. И хотя радость мсье Ладусета от успеха данного предприятия не поддавалась описанию, вместе с ней он заполучил и источник крайнего раздражения, поскольку отныне его супруга обзавелась безоговорочной верой в любой, даже самый невероятный, крестьянский вздор. Работник заброшенной каменоломни, приспособленной под выращивание шампиньонов, мсье Ладусет целые дни проводил согнувшись над кучами лошадиного навоза — спина его пребывала в не менее бедственном положении, чем нос, — мысленно представляя себе, как малыш, которого носила его жена, с комфортом посиживает в каком-нибудь пухлом банковском кресле. Однако стоило мальчику появиться на свет, и никаких сомнений насчет его будущей профессии не осталось. Ибо порхающие пальчики маленького Гийома были самой поразительной вещью из всех, что когда-либо доводилось видеть мсье Ладусету. И всякий раз, когда мадам Ладусет с гордостью разматывала пеленки, призывая всех окружающих восхититься внушительными желудями своего ненаглядного чада, муж ее не мог думать ни о чем другом, кроме пальцев сынишки. Еще не научившись сидеть, малыш исхитрился залезть в швейную корзину мамаши, вынуть оттуда ножницы и изрезать детское одеяльце, превратив его точь-в-точь в профиль мадам Ладусет. Когда же Гийом начал ползать, матери пришлось попрятать все ножницы в доме — особенно после того, как, вернувшись однажды из сада, она обнаружила, что из занавесок в гостиной выкроены силуэты орехового дерева.

Свою навязчивую одержимость Гийом прихватил с собой и в школу. Когда классу задали сочинение о Революции на тысячу слов, мальчик вручил учителю вырезанную из бумаги модель Бастилии — в комплекте с миниатюрной гильотиной. Радости парикмахерства Гийом открыл для себя в тот самый день, когда его одноклассница Эмилия Фрэсс предложила ему горсть молодых трюфелей в обмен на обещание укоротить ее локоны цвета топленых сливок, жутко раздражавшие Эмилию, мешая карабкаться по деревьям. Гийом Ладусет охотно согласился бы и без грибной взятки. Он настоял на том, чтобы использовать свои любимые ножницы, припрятанные в саду под большим камнем. Надо отдать ему должное, парнишка ни разу не пожалел о том своем согласии — даже когда его подвергли домашнему аресту на весь остаток каникул после того, как мадам Фрэсс заявилась к ним домой и потребовала объяснить, с чего это ее единственная доченька стала вдруг похожа на задиристого петушка.

Никогда прежде не отличавшийся особым прилежанием, в Академии мастеров-парикмахеров Перигора Гийом Ладусет стал самым усердным в своем потоке. С какой-то отрешенной сосредоточенностью наблюдал он за тем, как преподаватель демонстрирует краеугольный камень парикмахерского дела — мужскую стрижку «под бокс». Не слыша ничего, кроме голоса мастера, Гийом следил, как правой рукой тот прочесывает прядь волос, перехватывает между пальцами левой и отрезает ножницами, точно по волшебству возникшими вместо расчески в правой руке. Для Гийома сия неуловимая смена была сродни фокусу. В изумлении смотрел он, какой идеально симметричной получалась голова модели, насколько прямой — точно поля в тетради, коих всегда требовал его школьный учитель, — выходила линия волос над воротником и как мазок специальной помады, наложенный движением столь проворным, что оно походило на ловкий трюк, завершал сей шедевр.

Но восхищение Гийома от овладения искусством стрижки волос, подравнивания бород, вощения усов и бритья с помазком не шло ни в какое сравнение с тем чувством, что охватило его в начале одного из занятий, когда преподаватель вдруг чиркнул спичкой, зажег тонкую восковую свечу и подошел к модели. В глазах несчастного промелькнул едва заметный намек на ужас. Сжав прядь между указательным и средним пальцами, учитель провел язычком пламени по самым кончикам волос и тут же пальцами загасил оранжевый огонек. Со словами, что процедура эта — крайнее средство для секущихся кончиков, он обработал всю голову жертвы, наполнив аудиторию чудовищным запахом паленого волоса. Гийома Ладусета то представление поразило куда сильнее, чем все, что он видел до этого в цирке.

«Руководство по парикмахерскому искусству» Академии мастеров-парикмахеров Перигора (издание второе, переработанное и исправленное) юноша штудировал с такой одержимостью, что его матушка не на шутку перепугалась, как бы сын не ослеп. В преддверии выпускного экзамена Гийом нервничал столь сильно, что четыре дня подряд наотрез отказывался от пищи, и мадам Ладусет с трудом сдерживала желание усадить сына подле себя, зажать ногами и впихивать еду силой, точно в гуся. В день экзамена Гийом напоминал цветом лица устрицу и, прежде чем войти в аудиторию, тринадцать раз проверил, на месте ли авторучка, — до того он страшился, что та испарится сама собой. Но стоило ему прочесть первый вопрос билета, «Как надлежит вести себя парикмахеру?», и аппетит моментально вернулся. Внутренне весь ликуя, Гийом написал: «Парикмахер обязан совмещать благородство и честь с чистоплотностью и доверием к себе. Прежде всего, следует остерегаться зловонного дыхания и предосудительных запахов тела. Ежедневный прием ванны обязателен. Для того чтобы сохранить постоянную клиентуру, хорошему парикмахеру надлежит всячески избегать склок, потери самообладания, кричащих нарядов, богохульств и распространения сплетен».

К моменту, когда юноша прочел второй вопрос, «Как следует прикреплять накладные усы и бороду?», он почувствовал голодную тошноту и ответил буквально следующее: «В случае усов, нанести на верхнюю губу резиновый клей, подождать, пока тот загустеет, приложить усы и осторожно прижать подходящей тканью. Если выяснится, что усы приклеились неподобающим образом, следует, предупредив клиента, сдернуть их одним рывком, с максимальной решительностью и силой. После чего приложить снова и подровнять по вкусу клиента. В случае бороды, повторить то же самое, с одним-единственным исключением: клей следует наносить в области подбородка».

К третьему вопросу, «Что нужно помнить при стрижке „полубокс“?», он уже грыз экзаменационный билет, вспоминая уроки мастера: «„Полубокс“ надо стричь с осторожностью и ясным умом. И никогда не забывать главное: после того как волос сострижен, назад его уже не вернешь».

Не в пример одному из своих сокурсников, чью модель увезли в больницу с ожогами второй степени прямо с практического экзамена, Гийом Ладусет вышел из Академии мастеров-парикмахеров Перигора с красным дипломом. В следующий же день матушка поместила диплом в рамку: первый аттестат в их роду, многие из которого не умели даже читать. Злосчастная рамка жутко смущала Гийома, когда тот носил диплом из деревни в деревню и из города в город в поисках работы. Но вскоре смущению настал конец: Пьер Рузо согласился взять парня к себе в парикмахерскую — в городке под названием Нонтрон. Всю первую неделю — спасибо каждодневным велосипедным поездкам, длившимся час сорок три минуты, — бедняга ходил точно с буханкой хлеба, вставленной между ног.