Сергей Алиханов - Оленька, Живчик и туз Страница 2

— Слушаю Вас, — низким начальственным тенором вступил, наконец, в разговор сам Венедикт Васильевич. За это необходимое, тонко рассчитанное секундное промедление, за эту паузу у Основного Диспетчера должно создастся полное, еще советское впечатление, что из губернаторских новокостромских высот снизошли, наконец, и до текущих тузпромовских забот.

— Это я вас слушаю! — справедливо возмутился Рор Петрович.

— Мы тут в нашем административном управлении разработали для вас одну схему, — спокойно начал Венедикт Васильевич.

(Эту фразу Оленька неделю оттачивала и выверяла. Представься Венедикт Васильевич просто “от администрации” — дотошный господин Фортепьянов может проверить, работает ли таковой в новокостромском губернаторстве. Ну, а всех работников всех Тузоуправлений господин Фортепьянов знает наперечет.)

— По схеме, не по схеме — вы там в Костроме или в Новокостроме, черт бы вас всех побрал, думаете со мной расплачиваться за туз или нет?! — чуть не выпрыгнул из кресла Рор Петрович.

А Венедикт Васильевич в гостинице “Украина” показал Оленьке большой палец и послал ослепительной, натуральнейшей блондинке воздушный поцелуй — сработала домашняя заготовка! И почти без паузы продолжил разговор:

— Как раз об этом нам с вами и нужно лично переговорить, — неторопливым спокойствием голоса сумел-таки телефонный аферист показать знатному тузовику, что это именно ему, Президенту и Основному Диспетчеру, нужна личная встреча, потому что проблема неплатежей — головная боль господина Фортепьянова.

Здесь вам нужно знать, что хотя Рор Петрович — редчайший микроцефал и любой, кому удается хотя бы на полминуточки пробиться к нему на прием, сразу же обращает внимание, что на плечах у Председателя Коллегии не череп, а суперчип и никакому вшивому Бернарду Шоу с его жалким без малого килограммом серого вещества в Тузпроме делать нечего, однако даже у Рора Петровича в его потрясающе спрессованном, гигантском и в то же время малюсеньком мыслительном органе далеко не все схемы выстроены.

Тут необходимо, впрочем, еще одно коротенькое пояснение — что есть “Схема”. Разумеется, рассчитываться с Рором Петровичем за туз никто не собирается. За что деньги давать? Ну, сожгли ребята кубодецикилометр-другой туза, пепел развеяли, чайку вскипятили — а теперь плати? На каком основании? И кому? Как может туз, этот горючий продукт мезозойского разложения тиранозавров, принадлежать тому же господину Фортепьянову, будь он хоть трижды Председатель Правления и четырежды Основной Диспетчер? Все это отлично понимают. Но поскольку при недавней спортлоторейной раздаче недр и уренгойское, и бузулуцкое, и ковыктинское, как и все остальные освоенные когда-то героическими первопроходцами триллиарднокуботысячедецикилометровые месторождения газа (ошибка в тексте — должно быть “туза”) вместе с титановыми вентилями, стальными тузопроводами, насосными станциями, тузоконденсаторными заводами, подземными тузохранилищами, турботузонагнетателями и прочая, и прочая, достались задарма микроцефалу господину Фортепьянову со товарищи по Тузпромовской Коллегии, то теперь все остальные их сограждане как только осмеливаются поджечь принадлежащий не им, а Рору Петровичу туз, тут же становятся должны, уже в этой постсоветской эре, его новым владельцам — дружным господам тузпромовцам.

“Схема” как раз и есть способ платы за туз, при котором долги якобы гасятся, но при этом деньги ни в коем случае напрямую не идут через счета Тузпрома (чтобы не дразнить вконец обнищавших, т.е. абсолютно свободных граждан демократической совкодепии), а проходят косвенным образом, при котором и волки (тузы Тузпрома) сыты, и овцы (остальные людишки) обстрижены — или, если угодно, общипаны.

— На среду, на полдвенадцатого. Как вас записать? — вдруг решил принять провинциальных аналитиков Основной Диспетчер. Пусть новокостромские шустряки садятся на самолет и прилетают к нему на прием, если заработать хотят.

А Оленька уже стала раздеваться (Боже! Боже мой! Как же сердце сжимается от зависти!), потому что после такого удачного телефонного захвата хочется любви.

— Ланчикова и Пыльцов, — сказал Венедикт Васильевич, придерживая трубку плечом и торопливо расстегивая сувенирный брючный ремень, привезенный из недавней турпоездки по Андалузии и сделанный из настоящей кожи мадридского быка, убитого прямо при них на корриде (правда, не обратил еще внимание Венедикт Васильевич — настолько предпринимательством занят человек, — что на ворсистой изнанке, возле латунной полированной пряжки, в испанскую бычью кожу вдавлена малюсенькая, совершенно незаметная надпись — “Made in China”).

— Хорошо, приезжайте со своей схемой, — сказал Рор Петрович и отключился.

А Венедикт Васильевич заторопился опылять Оленьку, потому что ничто так не сплачивает отъемную команду, как занятие любовью. Причем самой обычной любовью, без всяких там нововведений — исхитрятся надо в бизнесе, господа хорошие, в бизнесе, а не в любви!

2.

Еще в первом классе начальной школы у господина Фортепьянова была совсем другая фамилия — Пьянофортов. Мать будущего Основного Диспетчера, хранительница семейных преданий, рассказала любознательному сыну, что фамилия и портативный (постиндустриальный) череп достались Ророчке в наследство от прадедушки, известного в старорежимном Петрограде вора-форточника. Знаменитый предок, разжирев на легких деньгах, распустился, пошел на дело в пьяном виде, и, пролезая обратно уже с чужими пожитками в обеих руках, застрял в окне и загремел в Кресты. За эту промашку вор-прадедушка и получил тюремную кличку (“погоняло”) — Пьяная Форточка, буквально через пару лет ставшую его фамилией. Тут очень вовремя подоспела Революция, и в первый (но есть еще надежда, что не в последний) раз из Крестов выпустили всех заключенных. Ставший на тюремных харчах юрким счастливый форточник прошмыгнул под ногами ликующих кадетов, опередил всех и убежал. Оказавшись на свободе, сообразительный юноша тотчас примкнул к восставшим рабочим, бросил воровское ремесло и вскоре стал членом одного из ревтрибуналов. В конце разгульного 18-го года удачливый уголовник принял активное и беспощаднейшее участие в коммунистических грабежах городов Поволжья. Женившись на подручной, Пьяная Форточка еще при жизни тов. И.В. (пардон, — еще при жизни тов. В.И.) сделал замечательную карьеру. Все носильные вещи осужденных (ударение на “у”), включая нательные кресты, золотые коронки и, разумеется, обувь, по старофранцузской, но отнюдь не царскоохраночной, а уж тем более не по чекистской традиции (как сейчас поголовно утверждают телезнатоки), доставались палачу. Лазить в чужие окна Пьяной Форточке больше нужды не было — все довольствие борец за народное счастье добывал прямо на рабочем месте. Безбедное существование способствует размножению, и у расстрельщика с подручной родился сын. На радостях счастливый папаша назвал младенца Террором, каковое имя стало родовым, а впоследствии и династическим.

Через два поколения, в капельном перезвоне хрущевской оттепели, на семейном совете знаменитую фамилию, составленную из тюремной клички, решено было преобразовать в интеллигентную, связанную, желательно, с большим искусством. Этот семейный совет по перефамиливанию был собран после получения соответствующего письма, доставленного фельдъегерем из Совета Лубянских ветеранов. В этом письме была просьба, точнее, приказ: “Нездоровые силы, воспользовавшись прогрессивными переменами в нашем обществе, стремятся всемирно исторические события поставить в вину нашим заслуженным ответработникам. В целях пресечения вопиющих слухов, а так же нарушающих гостайну расследований, всем заслуженным кадрам ВЧК, а так же их ближайшим родственникам в недельный срок изменить фамилии”.

Сообразительный юноша, названный при рождении в честь дедушки Террором, получая паспорт, сократил — в тех же высших целях — и собственное имя. Таким образом, уже в наши дни, исполнившие все заветные чаяния и мечты нашего многострадального народа, Рор Петрович Фортепьянов по наименованию собственной личности стал полностью соответствовать прогрессивному духу реформ.

После окончания нефтегубкинского института первые шаги своей служебной карьеры будущий знатный тузпромовец связал с начавшимся тогда расцветом вахтового метода добычи полезных ископаемых. Трудовая книжка Рора Петровича была буквально истоптана отделкадровскими печатями и походила на одно из бесчисленных его командировочных удостоверений, кои — на каком бы месторождении он ни работал — выписывались ему ежемесячно. Весь долгий период социалистического застоя господин Фортепьянов работал на приисках, годами копался в вечной мерзлоте, а все плоды героических трудов уходили по стальным трубам в ненасытную прорву пролетарского государства. Изрядно помотавшись вдоль и поперек северных просторов, Рор Петрович устал от бесприютности и однажды, возвращаясь на поморских нартах в базовый лагерь, вдруг понял, что человек — действительно не рыба, и где глубже — тем более в промерзшей насквозь земле — ему искать незачем. В тот же месяц господин Фортепьянов изловчился, навсегда бросил приисковые работы и твердо, неукоснительно пошел по московским приемным. Заделавшись столичным чиновником, Рор Петрович удачно обосновался в загаженном Тузоуправлении, рядом с главным вентилем, который в его руках тут же стал крутиться в точном соответствии с генеральной линией компартии, каковая, собственно, самым непостижимым образом и сделала господина Фортепьянова всемогущим, крупнейшим собственником России.