Дорис Лессинг - Расщелина Страница 2

То, о чем я сейчас говорю, не вошло ни в какие предания. Когда история передается молодым, она сперва пересказывается при всех нас, и кто-то может возразить: «Нет, это было не так», а другая скажет: «Да, именно так оно и было». И лишь когда все придут к согласию, мы можем быть уверены, что история передана правильно.

Хочешь узнать обо мне? Хорошо. Имя мое Мэйра. Родилась я в семье Хранителей Расщелины, как и моя мать, как и мать моей матери — слово «мать» для нас тоже внове. Если способна рожать каждая взрослая, то каждая и есть мать, и не нужно для этого специального слова. Семья Хранителей Расщелины — самая важная. Наш долг — следить за Расщелиной. Когда луна становится особенно большой и яркой, мы поднимаемся к Расщелине, где растут красные цветы. Мы срезаем эти цветы и бросаем их в воды ключа, который бьет там, наверху, спускаем их в Расщелину. Течет вода ключевая, течет наша кровь. То есть у тех из нас, кто не собирается рожать. Ладно, пусть будет по-твоему. Пускай это лунные лучи заставляют вытекать нашу кровь, а вовсе не красные цветы, падающие в Расщелину. Но мы-то знаем, что если не срезать эти маленькие красные цветы, мягкие, как пузырьки на водорослях, кровоточащие, если их раздавить, то не истечет и наша кровь.

Расщелина — это разлом в той скале, в которой нет входа в пещеру. Расщелина — самое важное в нашей жизни. Всегда так было.

Мы — Расщелина, а Расщелина — это мы. Мы постоянно следили, чтобы на скале Расщелины не пускали корней семена деревьев, которые могли вырасти в побеги, из которых бы потом выросли деревья или кусты. Наша Расщелина чиста и глубока. Каждый год, когда солнце касается вершины горы, мы должны убить одну из нас и сбросить ее тело в провал Расщелины. Ты говоришь, вы сосчитали кости… Не знаю, как вы могли их все сосчитать, многие уже давно, должно быть, превратились в прах. Ты говоришь, что если мертвые тела сбрасывали в Расщелину каждый год, то можно узнать, как долго это все продолжалось… Что ж, если ты думаешь, что это так важно…

Нет, как это началось, я не знаю. Об этом наша история молчит.

Кто знает? Может, Старые Они знают.

До появления монстров мы их так не звали. Зачем? Просто Они. Старые? Нет, об этом мы не задумывались. Мы рождались, жили, жили… долго жили… иные тонули, падали в пропасть и разбивались, некоторых выбирали, чтобы сбросить в Расщелину. Умерших иначе относили на скалу Убиения.

Сколько нас тогда было? Не знаю. Тогда. Когда было это «тогда»? Пещер столько, сколько у меня пальцев на руках и на ногах; пещеры большие, глубокие. В каждой пещере живут разные люди, семья. Хранители Расщелины, Ловцы Рыб, Сплетатели Сетей, Рыбьи Кожевники, Сборщики Водорослей. Нас всех называли Хранителями Расщелины. Да, и меня тоже. Ну и что, что несколько человек носят одно имя? Почему это ты перепутаешь? Посмотри на меня, и отличишь. Теперь мое имя Мэйра. «Имя» — тоже новое слово.

Мы не думали, что каждый человек должен именем отличаться от всех остальных. Иногда мне кажется, что мы жили в каком-то сне, спали себе спокойно, ничего не происходило, луна росла и убывала, красные цветы падали в глубину Расщелины.

Конечно, рождались дети. Рождались — и все, никто не должен был их делать. Мы думали, что их делает Луна или Большая Рыба. Сейчас и вспомнить трудно, что мы тогда думали. Как будто позабытый сон. Но что мы думали, в историю не входит, история только о том, что произошло.

Ты сердишься, когда я говорю «монстры», но лучше глянь на себя. И на меня. И сравни. Сравни, сравни. Я сейчас без пояса из красных цветов, так что ты меня видишь, видишь, какая я. Посмотри на Расщелину — мы такие же. Расщелина и ее племя. Не зря ж ты прикрываешь это место. А нам нечего закрывать. На нас и посмотреть приятно, как на раковину, которую можно подобрать на скале после шторма. «Прекрасно» — вы научили нас этому слову, и оно мне нравится. Моя щель прекрасна, как прекрасна Расщелина с ее мелкими красными цветками. А вы… глаза бы не глядели. Какие-то бугры да шишки, да еще кишка какая-то болтается, которая иногда надувается, как асцидия морская.

Чего ж удивляться, что, когда родились первые такие уродцы, мы отнесли их орлам?

Уродцев мы всегда выкладывали на этой покатой скале рядом с Расщелиной. С одной стороны скала Расщелины переходит в скалу Убиения. Уродцев мы себе не оставляли, близнецов тоже. Мы следили, чтобы нас не становилось слишком много. Так лучше. Почему? Потому что так было всегда, и незачем что-то менять. Рождалось народу немного, две-три маленьких расщелинки на пещеру за долгое время. Бывало, что в пещере вообще не было младенцев. Конечно, приятно, когда рядом ребенок, но если всех оставлять, то скоро места не хватит. Да, помню, ты говорил, что надо было найти место дальше по берегу, поселиться там. Но мы всегда жили здесь, как мы могли оставить Расщелину? Это место наше, оно всегда было нашим.

Мы оставляли уродцев на скале, за ними прилетали орлы. Мы не убивали новорожденных, орлы сами справлялись. Вон, орел сидит, видишь? Там, на утесе, маленькое пятнышко. Большой орел, с человека будет. Мы клали туда маленьких монстров и следили за орлами. Орлы утаскивали их в свои гнезда. Так продолжалось долго, и Старые Они забеспокоились, потому что народу в пещерах стало меньше. Много рождалось монстров, больше, чем нас, женщин.

Мужчины, женщины… Новые слова, новые люди.

Вот так все изменилось. Раньше мы ожидали появления ребенка с радостью — теперь тревожились. Если одна из нас видела, что ребенок ее — монстр, она горевала, стыдилась, а все остальные ненавидели ее. Недолго ненавидели, конечно, но все же это ужасно. Ужасные моменты, в которые из тебя вылезает чудовище. Ловцов Рыб стало меньше, Собирателей Водорослей тоже. Старые Они жаловались, что им нечего есть. А им ведь всегда отдавали лучшие кусочки, уж не знаю почему, так повелось. Вдруг выяснилось, что Ловцов Рыб осталась лишь половина. Тем, кто не были Ловцами, тоже пришлось ловить рыбу.

Согласна, странно, что мы никогда не задумывались, что происходит по другую сторону Орлиных холмов. Вы всегда говорите с нами так, как будто мы дуры. Но если мы дуры, то почему мы живем так долго, гораздо дольше, чем вы, монстры? И история наша длинней вашей, вы сами это признаете. Так к чему же нам рыскать по побережью и интересоваться, как живут орлы? С какой целью? У нас есть все, что требуется для жизни в этой части острова. Вы сказали нам, что это очень большой остров. Ладно, вам это для чего-то надо. Но нам-то зачем? Мы живем здесь, в своей части острова, видим солнце, садящееся в море, видим, как луна бледнеет с приходом дня.

Много прошло времени после рождения первого монстра, и вот однажды мы увидели на берегу, ближе к Орлиным холмам, одного из вас. Монстра. У него на поясе болталась такая же повязка, какие мы носим во время красного цветка. Повязка прикрывала уродливые шишки, которые растут у монстров. Этот монстр, рожденный нами, вырос во взрослое существо. Как такое могло случиться? Старые Они велели нам убить этого монстра. Но потом среди них начались споры. Некоторые говорили, что надо взобраться к холмам, где живут орлы, которым мы отдавали монстров, что надо подсмотреть, как орлы поступают с монстрами. И иные из нас так и сделали. Они очень боялись, об этом говорит история, которую учат молодые. Ведь мы никогда так далеко не забирались. Да-да, теперь я понимаю, что до Орлиных холмов рукой подать, что это всего лишь небольшая прогулка.

Они увидели, что орел понес монстра в холмы, но не бросил младенца в гнездо, а полетел дальше, в долину, на дне которой прилепились хижины. Хижин мы раньше не видели, у нас есть наши удобные пещеры. Мы сначала думали, что в долине сидят какие-то странные животные, и очень испугались, чуть не убежали со страху. Орел приземлился с младенцем возле хижины, и монстры забрали малыша, а орлу что-то дали за него. Потом мы узнали, что они дали орлу большую рыбу. Ребенка унесли в хижину. Все, что они видели, пугало их. Они вернулись домой и поведали об увиденном Старым Им. Ужасала та история. Живые, выросшие монстры за Орлиными холмами! Другие, не такие, как мы. Они жили, оказались в состоянии жить, несмотря на свое уродство и безобразность. Так мы тогда думали. Все страшно перепугались, не знали, что думать и как поступать.

Потом родился еще один монстр. Старые Они приказали бросить его в море с утеса. Мы отнесли младенца на утес, нас было несколько. Мы не хотели убивать младенца. Мы знали, что волны убьют его. Все мы плаваем как рыбы, нам хорошо в воде, но маленьких приходится учить. И мы плакали, и младенец плакал, Старых Их с нами не было, и мы начали спорить. Мы ненавидели монстров, знали, что монстры живут за холмами… Послушай, зачем ты сердишься, ты же просил меня рассказать, как все было? Может, если бы в вашем племени рождались мы, вы бы тоже думали, что мы монстры, потому что мы не такие, как вы? Да, я знаю, что вы не можете рожать, только мы можем рожать. И вы нас презираете, да-да, презираете, но без нас не было бы монстров, никого вообще не было бы без нас. Вы задумывались когда-нибудь над этим? Из нас получаются все: люди и монстры. Что случилось бы, если бы нас не было?