Виктория Райхер - Йошкин дом Страница 2

— Машенька, а что я такого сказал? — недоумевает Мендель.

— Да нормально все, — отвечаю я, — просто забавно слышать о том, за что люди могут жалеть или не жалеть конкретно меня.

— Ой, — соображает Мендель, — прости, забыл.

— Ничего, — говорю я ему, — бывает. Иди, помоги Сомар найти колечко. А то она туг все перевернет.

— Где мое колечко? — немедленно откликается Сомар из—под Йошкиного кресла, куда она умудрилась залезть целиком. — Мендель, помоги мне найти колечко! А то я тебя побью!

— Она побьет, — вздыхает Мендель и идет под кресло. А я выхожу из библиотеки и иду в спальню.

В спальне как раз закончилась утренняя уборка, там светло и чисто. Занавески пляшут от ветра: Рая распахнула окна.

Доброе утро, Рая, — машинально здороваюсь я. Рая, разумеется, не отвечает. Она сидит на кровати Ризы и сортирует цветные крышечки от кефира. Каждое утро всем выдают по бутылке кефира, у каждой бутылки кефира — крышечка своего цвета: желтая, красная, оранжевая или зеленая. Когда все выпивают кефир и выбрасывают бутылки с крышечками в помойное ведро, приходит Рая, аккуратно извлекает крышечки из ведра и собирает в пакетик. Сегодня у нее в пакетике уже много крышечек — желтых, красных, оранжевых и зеленых.

Довольная урожаем Рая перевязывает пакетик веревочкой и оглядывается: перед кем бы похвалиться добычей? Но в комнате никого нет, только на кровати в углу лежит Милая Ханна. По утрам Ханну уводят на процедуры, а потом она заплетает седую косу, ложится в кровать и лежит там целый день, жалуясь на жизнь. Голос у Ханны мягкий и приятный, поэтому ее жалобы никому не мешают. Это у нас фон такой: Ханна жалуется на жизнь. Когда Сомар жалуется, это гораздо хуже: Сомар орет, плюется и размахивает руками. А Милая Ханна ничем не размахивает, она просто лежит пластом и поет себе на одной ноте. Милая — это ее фамилия. Все новенькие удивляются, какая фамилия странная. А по—моему, нормальная фамилия, Милая и Милая. Тем более что Ханна и правда ничего. — Ком цу мир, майн киндер, — обращается Ханна к стене перед своей кроватью, — ком цу мир! Ком цу мир, майн киндер, ком. Где вы все? Почему не идете? Я тут все время одна, майн киндер, ком цу мир.

— Да ладно тебе страдать, — откликается сердечная Рая, — смотри вот, какую я красоту насобирала. Рая и поднимает повыше свой пакетик с крышечками, чтобы Ханна их хорошо разглядела, и трясет пакетиком — что между цветными крышками начинают плясать Щечные блики.

— Ком цу мир, — просит Ханна нежно. — Почему здесь опять никого нет? Где вы, майн киндер, где?

Идите сюда, я здесь, майн киндер, здесь!

— Внуку подарю, — говорит Рая, любовно поглаживая пакетик, — он у меня любит всякое цветное. Он мастерит фигурки и картинки, я ему все время что—нибудь красивое приношу.

— Где Лева? — спрашивает Милая Хана. — Где Марик? Где Сонечка? Где Ада?

— В прошлый раз я ему принесла много серебряной бумаги, в которой раньше был шоколад… — Рая неспешно поднимается: она заметила, что на краю тумбочки Ризы еще осталась пыль. — Мне эту бумагу на шоколадной фабрике отдали, я ведь и там убираю. Так он из этой бумажки такую красоту сделал, ты только подумай.

— Где Варя? Где Катя? — горюет Ханна Милая. — Где Вероника? Девочки мои где? Ком цу мир, майн киндер, ком! Где Мира? Где Эфраим? Где Рахиль?

— Он взял эту серебряную бумагу, — Рая нашла тряпку и теперь деловито перетирает вес тумбочки заново, — налепил ее на спичечные коробки и из этих коробок построил домик!

— Где Витенька, — монотонно недоумевает Ханна, — Витенька где? Почему его нет? А где Анюта? Анюта и Витенька самые любимые у меня. Где они, а?

— Домик, представляешь, получился, настоящий домик из серебра! — торжествует Рая, полируя тумбочки. — Как будто дворец. На солнце знаешь как блестит?

— Витенька, Анюта! — зовет Ханна. Анюта, Витенька, ком цу мир, ком!

— И он говорит, теперь Рая довольна видом тумбочек и начинает неспешно собирать вещи, чтобы уходить, — я, бабушка, сделаю еще и принцессу. Принцессу он хочет сделать, маленький мой. Я ему все—все собираю. Вот крышечек цветных набрала. Сможет из них принцессу сделать, как ты думаешь, а?

— Принцессу из чего угодно сделать можно, — Говорю я.

— Где мой Марик? — недоумевает Ханна. — Марик мой где? Марик самый маленький был, а потом вырос. И где он теперь?

— Ну ладно, — Рая поднимает большую сумку, ~ я пошла. Мне еще на фабрике сегодня убирать, будь мне здорова, Ханна, милая, постарайся поспать. Тебе после сна всегда лучше. Поспи, а?

— Уехал, совсем уехал! — внезапно понимает Милая Ханна, и ее голос из грустного становится горестным. — Уехал, совсем уехал, совсем!

Рая в последний раз окидывает хозяйским взглядом чистую комнату, выходит, и дверь за ней закрывается.

— Уехал! — поет Ханна и тащит меня к себе этой песней, как канатом. — Уехал, совсем уехал, совсем! А когда и куда — неизвестно… Машенька, посиди со мной!

Я подхожу и сажусь к Ханне. Ханна тянет мне руку. Я даю ей свою.

— Машенька, где Марик? — спрашивает меня Ханна почти шепотом. — Ты не знаешь, а?

— Я знаю, — отвечаю я ей честно, — и ты тоже узнаешь. Вот увидишь.

— Узнаю? удивляется Ханна. — А скоро?

— Скоро, — я глажу Ханне лоб, — скоро ты все узнаешь. Спи пока.

— Я посплю, да, — соглашается Ханна. Я посплю, ты поспи.

— Я не сплю, ты же знаешь, — отвечаю я.

— Ну тогда я сама посплю, — говорит Милая Ханна и улыбается мне. — Машенька, спасибо тебе. А то я думала, уехал, совсем уехал. А ты говоришь — спи пока.

Так я посплю.

— Поспи, конечно. — Я встаю. Спать Ханна, безусловно не будет: она никогда не спит днем. Я выхожу, а мою спину догоняет недоуменный возглас:

— Уехал, совсем уехал! Совсем уехал, уехал совсем!

Ком цу мир, маин киндер, ком цу мир. — Уехал, а когда и куда — неизвестно. Совсем уехал. Не вернется больше, уехал. А когда и куда — не сказал…

***

В коридоре беседуют Оресто и студентки, а мимо них проносится взбудораженная Риза. Риза умеет правильно выстраивать мизансцены: как только она протопала в сторону библиотеки, Оресто движением бровей собирает студенток в кучку и ведет за ней. Я, естественно, иду следом.

Риза жизнерадостно вламывается в библиотеку и застает там одного Йошку, остальные разбрелись кто куда. Впрочем, Ризе Йошка и нужен. Она встает перед ним в позу жреца у престола и дергает за рукав. Оресто и студентки стоят в дверях.

— Йошка! — приплясывает Риза, и короткие седые волосы скачут у нее на голове. Йошка, я тебе что—то сейчас скажу. Ты от удивления свалишься с кресла, Йошка!

Йошка сидит неподвижно, как обычно. Он не похож на человека, который вот—вот свалится с кресла, но Ризе видней. Она скачет перед ним до тех пор, пока не удостоверяется, что Йошкины глаза перестали быть отсутствующими и в них появилось раздражение: Йошка не выносит, когда его отвлекают. Но Ризе наплевать. Она по делу.

— Йошка, — оповещает Риза торжественно, — твоя мама нашлась!!!

Группа студенток приходит в волнение. Оресто переглядывается со мной.

Йошка не выказывает никаких эмоций но он явно заметил Ризу и отделил ее от общего фона.

— Мы думали, что твоя мама умерла, Йошка, и ты сам так думал, — волнуется Риза, — но выяснилось, что твоя мама нашлась. И она сейчас здесь! На фразе «и она сейчас здесь» Йошка вдруг втягивает в себя воздух и начинает резко вставать. Риза, этого и ожидавшая, отходит в сторону: для того, чтобы встать, Йошке нужно много места. Он выдвигает слоновьи ноги и с шумом выдергивает из кресла зад, встает пошатываясь л стоит какое—то время. Риза ждет. Наконец Йошка справляется с проблемой прямостояния и начинает решать проблему прямохождения. Он делает несколько шагов вперед, продвигаясь к выходу из библиотеки.

Йошка, она сейчас в приемной, мама твоя, — специально пришла, чтобы ты прощения попросил. Пойдем, Йошка!

Йошке «пойдем» не требуется, он целеустремленно движется вперед. Студенток сдувает с его пути. Я иду за ним по образовавшемуся коридору, впрочем, мне—то студентки не мешают. Библиотека на втором этаже, а приемная — на первом. Спуск с лестницы занимает у Йошки минут пять, мы тащимся за ним. Риза то забегает вперед, то отскакивает обратно. У студенток растроганные лица. Оресто идет молча, собрано и деловито. На первом этаже, в приемной, сидит седая женщина в платке. Это Ципа. Обычно она торгует резинками и старыми башмаками у дороги напротив наших ворот. Ципа пристально глядит на лестницу, откуда пестрой толпой спускаемся мы. Увидев Йошку, Ципа коротко вскрикивает, протягивая к нему руки. Йошка скатывается насколько это возможно быстро с остатка ступеней, с размаху падает перед Ципой на колени и начинает монотонно рыдать. Ципа обхватывает его руками, покачиваясь вместе с ним.