Валентина Гончаренко - Чародей Страница 2

— Вы как раз вовремя, — сказала я, — Сейчас начнем. Но сначала я представлю вас. Это Иван Михайлович, а это Юрий Николаевич. Приказа они еще не принесли, но надеюсь, что он будет. А теперь как величать душенек — подруженек. Табуретки вам подала Тамара Максимовна. Рядом с нею — Софья Натановна. А это Вера Матвеевна…

Мужчин сбило с толку то, что я нарушила церемонию знакомства с девушками, они не знали, как себя вести при такой манере представления, и посерьезнели.

— Ну вот, все в сборе, — продолжила я, — самое время начать заседание.

Мужчины смотрели на меня во все глаза, никак не соглашаясь с директорством какой-то девчонки. Они видели, что учительницы признали мое руководство, оно их не тяготит. Во время обсуждения учительницы свободно отстаивали свое мнение, вступая в спор с коллегами и со мной. Мужчинам было трудно разобраться, кто из нас прав, кто ошибается, так далеки были проблемы, о которых мы говорим. Обоих испугала собственная катастрофическая некомпетентность. Фронтовая наука — тут не помощница…

После заседания мужчины вышли покурить, а девушки в соседнем классе быстро накрыли стол к чаю. У нас стало традицией все педсоветы и другие совместные дела завершать чаепитием. В учительской в отдельном шкафчике хранилась посуда. Чай кипятила моя мама дома на плите, а заваркой служили зверобой и материнка (чебрец). Сегодня мама набросала в чайник материнки.

Увидев накрытый стол, мужчины вопросительно посмотрели друг на друга. Я их поняла:

— Спиртного у нас никогда не бывает.

Они засмеялись

В тот день хозяйничала за столом Тамара Максимовна. Умница и красавица, не пыталась скрыть, что ей очень понравились новые коллеги, и в свою очередь, ей хотелось бы, чтобы и мы им тоже понравились. Но, кажется, мы для них вовсе не существовали, мир в их глазах заполнился одной Тамарой Максимовной, На лице Ивана это было написано аршинными буквами. Девушки перешучивались, а парни не сразу пришли в себя. Тамара поставила перед ними стаканы с чаем и подвинула поближе тарелку с беляшами. Это она принесла из дома беляши и баночку с медом. Царская роскошь для того времени. Остальные выложили разное печиво из кукурузной муки. Парней очаровали беляши и чай, заваренный материнкой. С этого дня материнка стала для Юрия любимой заваркой. Девушки с шутками предлагали парням все попробовать. Они не отказывались, пробовали и ватрушки и печенье, говорили, что теперь на неделю будут сыты. В разгар застолья Тамара приглашающе взглянула на подруг:

Кто там по горочке спустился?

Наверно, милый мой идет,

На нем защитна гимнастерка,

Она меня с ума сведет.

Мы часто поем, голоса распределены, звучат слаженно, красиво. Самый красивый и сильный голос у Тамары, поэтому запевала всегда она. Наше умение петь — очередной сюрприз для парней. И они тут же ответили своим сюрпризом: второй куплет вместе с Тамарой запел и Иван Михайлович. Тенор. С цыганским страдательным надрывом. А припев вместе с нами подхватил и Юрий Николаевич. Баритон, проникновенный, чуткий и гибкий. Песня получила совершенно другой колорит. Забыли о чае. обо всем на свете, пели, вспоминая одну песню за другой. Никогда до этого мы не пели так чарующе прекрасно. Я видела, как мама возле плиты в уголке двора непрестанно оглядывается на окна нашего класса. А она понимает толк в песне.

— Золотые наши подруги! — воскликнул Юрий. — Неплохо бы и потанцевать, но даже гитары завалящей нет.

— Как нет! Соня, неси гитару!

Комнатка Софьи Натановны в флигельке под одной крышей со школьным сараем. Бренчать на гитаре умели все, кроме меня, но из-за отсутствия кавалеров мы никогда во время чаепитий не устраивали танцев, А теперь есть настоящие кавалеры! Танцы до упаду! Сдвинули к окну стол, освобождая пространство. Соня заиграла вальс. Юрий пригласил меня, Иван — Тамару. Покружившись немного, кавалеры поменяли дам, ни одну не обидели, не обошли вниманием. Меньше других танцевала Вера Матвеевна, самая нарядная из нас. Ее почти не приглашали. Она забрала гитару у Сони и ударила гопака. По кругу, раскинув руки и поводя плечами, с дробным перестуком поплыла Тамара. К ней орлом вылетел Иван. Юрий вытащил в круг всех остальных, и пошла катавасия. Я удалилась в учительскую. Нужно составить сводку о контингенте учащихся по классам и распределении учебной нагрузки среди учителей, чтобы с Тамарой передать эти сведения в районо. Начальные классы распределены еще весной, в пятых — седьмых уроки математики, физики и химии поведет Софья Натановна, я — русский язык и литературу, остальные часы нужно поделить между мужчинами. Немецкий язык, история и география — Юрию Николаевичу, биологию, труд, физкультуру, пение и рисование — Ивану Михайловичу. Я позвала мужчин на минутку, чтобы спросить, согласны ли они с такой нагрузкой. Часов чуть больше ставки, а работы много. Разные предметы, разная подготовка, педагогического опыта у мужчин нет, на подготовку к урокам потребуется уйма времени. Не приведи Бог, чтобы отказались. К счастью, они согласились, не отказались. Очарование Тамары Максимовны помешало им вовремя одуматься. Завтра приведем в порядок школьный двор, послезавтра приберем территорию вокруг школы, а в последующие два дня отмоем от летней пыли классы.

В район Тамару сопровождали Юрий с Иваном. Им нужно взять приказ о назначении в нашу школу. По пути они и рассказали ей, как очутились у нас. В район им предложили на выбор три школы: единственную в районе среднюю школу и две семилетки — нашу и в Подгорном, большую, с параллельными классами. Подгорное они сразу отвергли — пять километров от дома. Нашу тоже — зачем связываться с такой недомеркой. Вчера первый раз пошли в среднюю школу. Директором там Думенко, учивший нас когда-то географии. Там же работают мать Юрия и две его сестры. Школа огромная, более тысячи учащихся, обширная учительская набита битком, у директора и двух завучей свои кабинеты. Один из завучей вызвал их по одному для беседы. Пообещал дать хорошую нагрузку, когда они принесут приказ о назначении. В районо не оказалось заведующего, уехал в область, приказ подписать некому. Инспектор спросил, побывали ли они в нашей школе. Удивился, что не зашли хотя бы посмотреть, что за школа. Напрасно, дескать, пренебрегли, школа приличная и директор там хороший, Татьяна Павловна. Они подумали, что похвала эта подозрительна. Наверняка, дерет старуха с учителей по три шкуры, выслуживаясь перед начальством. И смотреть не стоит. Зашли к Ивану, выпили с его отцом и вдруг решили все-таки сходить от нечего делать и показать старухе кукиш. Ради хохмы. Поэтому очень удивились, что Татьяной Павловной оказалась я, но хохма уже вошла в кровь, и вчера они круто почудили. Протрезвели, одумались. Действительно, неплохая школка, спокойная, нет шалмана, и интересно поработать среди девчат, без соперников. Согласились побывать на педсовете и тогда окончательно определиться. Пришли на педсовет и попали в капкан, будем брать приказ в эту школу. Юрию это к лучшему, уйдет из-под опеки матери и сестер, а Ивану, не очень, но друга он не оставит. У районо на одну проблему стало меньше. Не хотят предметники идти в маленькие школы, отпугивает необходимость каждый день готовиться к разным классам и разным предметам. Намного легче работать с параллельными классами. В районо Тамара зашла к инспектору, Юрий с Иваном — к заведующему. Приказ получен, трудовая книжка оформлена, завтра будем убирать школьный двор.

Куда пойдет работать Иван, для его родителей было все равно, лишь бы работал, а не лоботрясничал. Мать и сестры Юрия возмутились его изменой родной школе, раскричались, чтобы он немедленно поменял приказ. В ответ Юрий рявкнул, что впредь не потерпит, чтобы кто-то лез в его дела. Он выбрал детдомовскую школу, и точка! Мать заплакала. Ведь отец столько сил отдал родной школе, а его бессердечный сын затоптал память о нем. Юрий выскочил в сад.

Николай Николаевич Осадчий, отец Юрия, преподавал в средней школе математику и пение, играл на всех имевшихся в наличии музыкальных инструментах, руководил школьной самодеятельностью, был душой всех учительских посиделок. Запорожский казак, щирый хохол, он ходил на уроки в неизменной украинской сорочке, расшитой крестиками, но в быту придерживался свободных обычаев и говорил по-русски без акцента. В тридцать седьмом попал под нож репрессий, в тридцать девятом был реабилитирован, посмертно, В семье его память чтили свято. Упрек в измене отцу — тяжкий удар. Не будь Тамары, которая задела его душу, Юрий поменял бы приказ.

После седьмого класса я не видела Юрия и ничего о нем не слышала. Очень не сразу мне стало кое-что известно о его судьбе. Диплом об окончании педтехникума за него получила мать. Чуть ли не с последнего экзамена его вызвали в военкомат, краткосрочные курсы младшего офицера — и на фронт. Прошло всего три месяца с начала войны, он сразу очутился в пекле поражений и отступлений. В начале сорок второго их воинская часть не смогла вырваться из окружения. Ранение, плен. Дважды бежал, неудачно, в третий — помогли не то чешские, не то словацкие партизаны, стал воевать в их отряде. Его очень ценили как смелого разведчика, прекрасно владеющего немецким языком. В школе он учился спустя рукава, но к немецкому относился серьезно. Учитель поощрял его увлечение, а мы, едва усвоив "их лере гут", удивлялись, когда Юрка лопотал с учителем без словаря и в пятом классе одолел по немецкому языку учебник для шестого класса. В педтехникуме его соседом в студенческом общежитии оказался местный немец. Они завели обычай, попав в затруднительную ситуацию, перебрасываться фразами на непонятном для других языке. Оба были известными задирами, такие ситуации у них возникали часто, но всякий раз завершались благополучно благодаря их согласованным действиям. В потасовке они по-немецки предупреждали друг друга об опасности и подсказывали, что нужно делать. За год плена Юрий совершенно избавился от акцента, скрывая от конвоиров, что понимает, о чем они говорят. В партизанском отряде он впервые вышел в разведку переодетым фрицем. Высокий, светловолосый, с жестким профилем, настоящий "белокурый бестия", он не вызывал подозрений у немцев, когда появлялся в ресторане, где они любили проводить время.