Азарий Лапидус - Падающие в небеса Страница 2

«Почему все, за что берется Мотя, получается у него так хорошо, при этом внешне не требуя особых усилий? Будь то математика, футбол или ухаживание за девушками?» – подумал Михаил, а вслух сказал:

– Последний раз сидим в этой беседке. Вот и закончилась наша школьная жизнь, скоро экзамены в институт, а там все по-новому, даже не верится.

– У кого скоро, а у кого и совсем скоро! – произнес Антон.

– А когда у тебя экзамены?

– С первого июля.

– Это же меньше чем через неделю!

– Я и сказал очень скоро, а у тебя когда?

– С первого августа, – поникшим голосом сказал Михаил.

– Почему бы тебе не попробовать поступить куда-нибудь в июле?

– Бесполезно, родители считают, что с моими знаниями и анкетными данными я точно провалюсь. Папа говорит, что мне для поступления нужно получить «шесть», а я с трудом на твердую четверку вытягиваю.

– Ерунда! – бросил Антон. – Не слушай родителей, подавай документы. В университет на физфак, ты же физику любишь!

Антон не мог понять, почему анкетные данные способны помешать поступлению в институт. Главное – знания! В июльские вузы – МГУ, МГИМО, МФТИ, МИФИ и еще пару институтов – должны поступать самые способные, а основная масса абитуриентов пусть сдает экзамены в августе. Если у тебя есть голова на плечах, да к тому же ты закончил Вторую школу, почему не попробовать? Взять, например, Мотю, тоже вроде не русский, а наверняка будет поступать в июле.

– Мотя, а ты куда? В физтех? – желая утвердить свое предположение, спросил Антон.

Матвей ответил не сразу, помолчал несколько мгновений, а потом резко произнес:

– Никуда.

– Как это – никуда? – не сговариваясь, одновременно задали свой дурацкий вопрос одноклассники.

– Очень просто. Я вам не говорил, но мои родители решили эмигрировать из Советского Союза. Мы подали документы на выезд.

Антон непроизвольно отодвинулся от одноклассника, переваривая услышанное, а потом спросил:

– Что же вас не устраивает в нашей стране? Почему ты совершаешь предательство?

– Никого я не предаю! А на твой вопрос я могу ответить. Много, что меня не устраивает в Советском Союзе: ложь, в которой мы живем, люди, говорящие одно, думающие второе, а делающие третье, и наконец, антисемитизм, царящий в стране. Ты знаешь, что такое антисемитизм?

– Нет и не хочу знать, а все, что ты сказал, неправда. Если у кого-то слабые знания или у него что-то не получается в жизни, он готов обвинять в этом любого, но не себя! – Тут Антон многозначительно посмотрел на Михаила и потом снова повернулся к Моте: – Государство вырастило тебя, потратило деньги на твое образование, а ты, как предатель, все бросаешь и уезжаешь!

– Прекрати, кого я предал? – резко спросил Матвей.

– Меня!

Антон встал с лавочки, щелчком отбросил недокуренную сигарету и, не говоря ни слова, направился в сторону школы.

– Обиделся, – сказал Михаил, – я же говорил, что не надо было брать его с нами сюда.

– Зря обиделся. Он спросил, я ответил! Честно сказал то, что есть на самом деле. Если ему это не нравится, надо возражать, спорить, а не обижаться. А вы почему не уезжаете? Твоих родителей все устраивает?

– Мне кажется, да. Папе скоро дадут профессора, он на хорошем счету, доволен работой. Получает хорошие деньги. У нас трехкомнатная кооперативная квартира, машина, строим дачу. В прошлом году папа в Чехословакию ездил на конференцию, в следующем опять куда-нибудь поедет. Он говорит, что находится в обойме, и раз в два года может ездить за границу, – мечтательно произнес Михаил.

– Вот именно, в «обойме»! А кто эту самую обойму придумал? И почему человек может ездить за границу только один раз в два года, а не тогда, когда ему захочется? Почему интересные книжки можно читать, только передавая их друг другу, а не покупая в магазине? Почему то, что думаешь, можно говорить только на кухне, при включенном радиоприемнике, опасаясь, что твои слова могут услышать соседи? Почему в мясном отделе продается только жир, кости и замороженная рыба? И машина из средства передвижения превратилась в предмет роскоши? Тебе продолжить?

– Не надо, – спокойно парировал Михаил, – у моей мамы есть знакомая директриса продовольственного магазина на Бронной, и раз в неделю мы берем там продукты – мясо, куры, языки, икру черную и красную. А у папы приятель – заместитель директора издательства «Иностранная литература», и новые книги присылают к нам домой, а…

Матвей прервал товарища:

– Почему же ты не поступаешь в июльский вуз, а идешь туда, где работает твой отец?

– Потому что учусь неважно…

– С таким подходом тебе действительно здесь неплохо. Что ж, оставайся, время покажет, кто из нас прав.

Ребята встали с лавочек и молча побрели к школе. Каждый остался при своем мнении. Из окон раздавались звуки музыки, звучали слова популярной песни, известной каждому выпускнику великой огромной страны под названием СССР: «Не повторяется такое никогда…»

Глава 2

– Михаил Петрович, вам звонили из приемной руководителя департамента Службы внешней разведки, просили, чтобы вы с ним связались! – пропела в селектор секретарша.

– С кем???

– С директором департамента Беленьким.

Людмила, секретарша Михаила Петровича Сапожникова, миллиардера, владельца компании, занимающейся всем на свете, что приносит деньги, не могла взять в толк, что же смутило ее шефа, ведь ему звонили и из более именитых приемных. Она соединяла шефа по телефону спецсвязи, или «кремлевки», как называли ее в народе, с депутатами, сенаторами, министрами, губернаторами и вице-премьерами. Звонки всех шишек воспринимались как должное. Со многими из них Михаил Петрович был на ты, а тут нá тебе: как казалось Людмиле, вроде бы и начальник не самый большой в государственной иерархии власти, а его звонок вызвал такую неадекватную реакцию.

После непродолжительного сопения трубка ожила голосом Сапожникова:

– Соедини меня с ним.

– По «кремлевке»?

– А ты знаешь еще какой-нибудь способ связаться с директором департамента Службы внешней разведки? – иронично осведомился Сапожников.

– Да. Его помощник на всякий случай оставил номера телефона приемной и мобильного.

Интерес к собственной персоне со стороны руководителей специальных служб не сильно радовал Сапожникова, а уж столь настойчивый, с предоставлением даже номера мобильного телефона, откровенно пугал.

Подобное отношение к потомкам могучего МГБ – КГБ у Михаила было развито на генетическом уровне. Один его дед, мамин папа – Илья Иосифович относился к элите советского общества, будучи Героем Советского Союза. Другой же дед по отцовской линии – Михаил Яковлевич – провел положенные интеллигенту сталинской эпохи три года в лагерях и освободился только после смерти вождя. Таким образом, мама у Михаила Петровича происходила из семьи героя, а папа – из семьи врагов народа. Но и у того и другого деда был какой-то патологический страх перед чекистами. Согласно семейным преданиям именно из-за небрежно брошенной в адрес военной политики руководства страны фразы, донесенной другом и соратником в соответствующие органы, Илья Иосифович так и не получил заветную генеральскую звезду на погоны. После этого как только в присутствии деда начинали обсуждать политику нашей партии и правительства, он замыкался и мог молча просидеть весь вечер. Михаил Яковлевич, любивший говорить без умолку, не мог себе позволить такую роскошь – молчать столь длительное время, но и он, обсуждая любые государственные темы, перемещался на кухню, плотно закрывал дверь, включал радио или пускал воду в кране, а в довершении всего переходил на шепот.

Дедушкина боязнь передалась родителям, с детства избегавшим участие в любых неформальных компаниях, а потом как эстафетная палочка перешла и к младшему Сапожникову. За последние годы в его окружении появилось множество генералов из органов, но Михаил Петрович, как ему казалось, способный одним росчерком пера или телефонным звонком решить практически любую проблему государственного уровня, старался держаться на расстоянии от своих друзей из спецслужб. Его коллеги удивлялись, когда он, несмотря на свою деловую всеядность, отказывался работать с ФСБ или СВР. Причем Сапожников сам себе не мог объяснить, почему так происходило. Это как же нужно было сломить человеческую волю и дух, что и в третьем поколении ощущался физический страх перед людьми, никакую угрозу, казалось бы, не представляющими!

Даже сейчас, в кризис, уничтожающий годами создававшуюся сапожниковскую империю, когда без помощи государственных заказов обойтись было невозможно, он по-прежнему встречался с руководителями всевозможных казенных структур, избегая контактов с чекистами. Его абсолютно не страшили деловые отношения с милицейскими, военными или пожарными ведомствами, а к секретным службам подойти на близкое расстояние он так и не решался. И вот они сами вышли на него.