Адихан Шадрин - Белуга Страница 2

Ловцы сердито засопели и отвернулись, а Филипп не сдержался:

– Может, белугу возьмешь? Вон она на приколе. Два центнера, не меньше. Икры пуда два, а то и больше. И гостям хватит, и себе останется. На всю зиму харч.

Это был милиционер Шашин. Ничего не ответил он на обидные Филипповы слова. Повернулся и уехал. С тех пор и нога его на Лицевую не ступает.

– Отучил, – смеются рыбаки, вспоминая тот случай.

– Нянькаться, что ли, с ним… – отзывается бригадир.

Так размышлял Филипп и присматривался к незнакомцу. И рыбаки, сидящие рядком на бревне, тоже с любопытством смотрели на приезжего. Гришу-то они знали, а вот второй, не тутошний, вызывал любопытство. Был он статен, с пышной кучерявой шевелюрой, круглое лицо его местами было тронуто рябинками.

– Здорово, мужики! – приветствовал он рыбаков. Гриша молча кивнул и заулыбался знакомым рыбакам.

Филипп промолчал, озабоченно роясь в кармане, а рыбаки нестройно загалдели в ответ.

– Нам начальника бы увидеть, – сказал незнакомец.

Филипп опять не произнес ни слова: прикуривал сигаретку. Мужики закивали в его сторону: он, мол, и есть начальник.

Приехавший несколько подивился такому приему, но недовольства своего не выказал. Он достал из кармана куртки бумажку, не спеша развернул ее.

– Направление. Вагин Петр да вот он, Гриша. Зачислены в вашу бригаду.

– Ну, это мы еще посмотрим. – Филипп покосился на бумажку. – Кадровику лишь бы контингент набрать, а мне работящие нужны… У нас коллектив рабочих людей, – Филипп с ударением произнес последние слова. – Ясно, мил человек? Случайных не берем. Из каких мест будешь? Городской, что ли?

– Не совсем.

– Сельский, стало быть.

– Опять не отгадал, товарищ начальник. Я из поселка городского типа.

– К нам, на завод, как попал?

– Слыхал, что люди нужны. Вот и решил подзаработать малость. После армии деньги не лишни…

– Ну-ну. Ловецку работу, поди, ни хрена не знаешь, парень из поселка городского типа, – Филипп чуть приметно улыбнулся.

– Эк, мудрена штука, – вновь оживился Вагин, – В космосе легче разве? А ничего – летают.

– Не всем там летать, – осерчал Филипп. – Кому-то и рыбку ловить надо. – Он встревожено глянул на реку. – Невод подходит. Айда, мужики… Вот что, ребятки, – обратился он к прибывшим. – обождите-ка малость. Освобожусь, тогда…

Что тогда – Филипп не договорил. Вместе с рыбаками пошел к неводу.

Мотню – ловушку посреди невода – подвели к отмели. Рыба, оказавшись в сетчатом мешке, судорожно забилась, вздыбив фонтан брызг. Сквозь радужную заволоку Петр с изумлением смотрел на огромных рыбин. Лобастые белуги, лениво переворачиваясь, подминали под себя прогонистых севрюг и словно выточенных из серо-голубого мрамора осетров. Меж огромными телами трепетало и брызгалось серебристое месиво – вобла.

Ловцы бродом подогнали к мотне бударку.

Что было дальше, Петру увидеть не пришлось. На сухое выбрел начальник тони. Он, даже не взглянув на ребят, прошел мимо и запоздало позвал:

– Пошли!

Гриша покорно последовал за ним.

Петр же малость помедлил, потому как все тут было для него ново и интересно. Но затем он подхватил полупустой портфель и с сожалением пошел следом.

В приземистом здании, крытом и обшитом с боков голубоватым, в мелких складках, шифером, Филипп имел отдельную комнату. Узкая голландская печь, сложенная поперек боковушки, разделяла ее пополам. Позади, в темной половине, стояла кровать. В светлой части вплотную к окну был придвинут почти квадратный стол, заваленный какими-то бумагами, пожелтевшими брошюрами. На подоконнике молчал дешевый, в черном пластмассовом футляре, транзистор.

– Ты чё тут не ко времени? – спросил Филипп Гришу.

– Так вышло, – неопределенно отозвался тот.

– Ну-ну, – расспрашивать дальше Филипп не стал, прошел за печь и полез под кровать.

Минуту спустя оттуда полетели и тяжело плюхнулись к ногам ребят новенькие резиновые сапоги и тяжелые оранжевые свертки – робы.

– Переодевайтесь. Асфальта у нас нет. Нечего людей смешить. На притонке прибывших встретили одобрительными возгласами.

– Робятки-то на людей стали похожи.

– Держись теперь… все подборы пооборвут.

– Крепок парень, только весноватый малость, в пестринках. – Это о Петре конечно же.

– Шершавый, да, видать, неплошавый, – отозвался другой рыбак. И Петр, как бы между прочим, ввернул словечко:

– На вспаханном хлеб растят.

Так перекидывались они шуточками, а Филипп отметил про себя, что Петр вроде бы ничего парень: расторопный и общительный. И силой, видать, родители не обделили его. Из Гриши, правда, помощничек не ахти какой, да ничего, в артели сойдет. Фонарщиком придется его определить. И такая должность есть на тоне.

Тут опять невод подошел, шутки стихли. Филипп подозвал Петра и показал что делать. Все оказалось до удивления просто: нижнюю подбору с каменными грузилами-ташами тянула лебедка, а верхнюю, с пенопластовыми, почти невесомыми поплавками, стоя по колено в воде, вытягивали рыбаки. И Петр тоже.

И так – метр за метром, метр за метром. Работа особого навыка не требует, только без привычки вода в рукава заливается, щиплет кожу. Потом звеньевой Усман отъехал на лодке к середине невода и долго что-то копошился там, низко склонившись к воде. Несколько спустя Петр понял: пока сплывает невод, мотня-ловушка скатана и привязана к верхней подборе, чтоб не путалась, не выворачивалась наизнанку. А когда невод на подходе, мотню распускают – тут уж ее сама вода расправляет самым наилучшим образом и вся рыба, обманувшись ложным ходом, оказывается в ловушке.

Ночами у мотни лодку с красным фонарем к неводу причаливают – вроде бы передвижной бакен, чтоб ненароком катер или мотолодка невод не порвали. А на лодке-фонарке – фонарщик дежурит…

Вначале, пока мотня шла приглубью, Петр видел, как вскидывались крупные рыбины – темные покатные спины, глянцем раздвигая желтую воду, блестели на солнце. На отмели мотня взбурунилась, зашебуршила.

Петру кинули брезентовые рукавицы.

– А ну, парень из поселка городского типа, разомнись-ка… Вокруг засмеялись, но Петр нисколько не обиделся. Сунул широкие ладони в рукавицы, изловчился и схватил некрупного белужонка за раздвоенную махалку. И в тот же миг его мотнуло в сторону, потом в другую. Потеряв равновесие, он отпустил рыбину и повалился было в воду, но его поддержали.

– Ты б еще зубами за махалку. В один момент скулу своротит.

– Под кулаки ты ее бери. Так вот. – Филипп подхватил белугу под грудные плавники. – Тут она и твоя…

Вахта кончилась под вечер. К притонку уже спешили ловцы подсменного звена.

– Петро, отнеси-ка на кухню, – Филипп вытянул из бударки саженного осетра и взвалил парню на плечо.

– Солнце садится, у рыбак живот веселится… Айда за мной. Уха варим. – Это Усман. Он рад концу смены, предстоящему отдыху. Но Петр с опаской смотрит то на Усмана, то на Филиппа: нести осетра на кухню или шутят над ним? Наверняка шутят – кто же эдакую махину будет варить.

– Ты чё замешкался? Или мало? – Филипп вскинул на парня округленные глаза.

– Хе, скажешь тоже. – Петр заулыбался растерянно и зашагал следом за Усманом.

– Повариха мал-мал болел, – говорил Усман. – Чебурок домой ее отправил.

– Кто? – не понял Петр.

– Филипп…

– А Чебурок – это фамилия?

– Ну да… Чебуров он. А чебурок-таш – это такой грузел каменный. Филипп – мужик крутой, тяжелый. Вот его и звал Чебурок… – И пожалковал: – Теперь сурпу сам варим…

Усман разделывал осетра мастерски. Вытащив из кармана штанов складной нож с потемневшей, пропитанной рыбьим жиром деревянной ручкой, навел лезвие о край эмалированного ведра. Попробовал остроту на палец и скупым движением ножа глубоким надрезом окольцевал рыбью махалку. Пока из туши стекала кровь, похлопал шершавой заскорузлой ладонью по осетровой брюшине.

– Икра сейчас мал-мал ашаем…

– А как узнал, что икряная? – полюбопытствовал Петр.

Усман озадаченно посмотрел на парня, удивляясь неуместному вопросу. Сколько он себя помнит, перед ним никогда не возникали такие пустые и ненужные вопросы. Откуда все приходило – рыбак не мог бы и объяснить. Это так же естественно и ясно, как и то, что днем светло, а ночью – тьма.

– Зачем спрашиваешь? – осерчал Усман. – Гляди: большой брюха – икра многа, маленький брюха – мала. Когда вот тут длинный ямка – сапсем бестолковый рыб… – Довольный своим объяснением, он подцепил указательным пальцем становую жилу, белевшую в надрезе, и потянул на себя, извлекая из тушки белый упругий жгут. – Вязига ашал? Нет… Уй-бай. Вязиг солить, сушить будем, домой бери. Пироги делать будем. Баба есть?