Мэри Стюарт - Дерево, увитое плющом Страница 2

«Я из Канады».

Он произнес медленно: «Она уехала в Штаты…»

Я сказала злобно: «Но послушайте…»

«Нет, извините, простите, пожалуйста, я не хотел сказать… — Он впервые улыбнулся и становился все более привлекательным, хотя и оставался недоверчивым. — Честное слово, я верю вам, хотя это выглядит все фантастичнее с каждой минутой, даже, несмотря на иностранный акцент! Вы ее двойник… — С усилием он отвел глаза от моего лица и наклонился погладить собаку. — Пожалуйста, простите! Я, должно быть, вас напугал, бросаясь, как угроза из прошлого».

«Мое прошлое не отягощено ничем подобным. У вас всех блудных сыновей и дочерей так приветствуют дома? Я… Вы, по-моему, не собирались заколоть жирного тельца для Арабеллы? Вы сказали Арабелла?»

«Аннабел. Да, похоже, не собираюсь. — Он отвернулся, стал внимательно рассматривать пару лебедей у дальнего берега озера. — Вам должно было показаться, что я пытался напугать ее всеми этими разговорами».

Это было утверждение, а не вопрос, но я все-таки ответила: «Да, действительно».

«Надеюсь, вы не подумали, что я серьезно говорю всю эту чепуху?

«Не зная обстоятельств, не имею ни малейшего представления. Но у меня определенно создалось впечатление, что эта скала слишком высока, а дорога слишком длинна».

«Да ну?» Наконец-то начал проявляться ирландский юмор. Молодой человек повернул голову, наши глаза встретились.

Со злостью я обнаружила, что опять волнуюсь. Ведь очевидно же, что даже если этот избыточно романтический юноша был способен на убийство пять минут назад, намерения свои он отбросил. Улыбался, на полную силу включил ирландское обаяние и до такой степени выглядел мечтой каждой девушки, что это просто не могло быть правдой. Предложил сигарету и сказал, отрепетировано приподняв бровь: «Вы меня простили? Не собираетесь сразу убежать?»

Конечно, лучше всего было бы немедленно удалиться. Но ситуация больше не казалась опасной, даже возникали сомнения, была ли она таковой. Я уже достаточно глупостей наделала для одного дня, еще глупее повернуться и уйти, тем более что трудно сделать это с достоинством. Кроме того, когда притих испуг, его место заняло любопытство. Кое-что я хотела выяснить. Не каждый день на человека нападают, принимая его за двойника, скорее всего умершего несколько лет назад. Поэтому я осталась на месте, ответила на извиняющуюся улыбку и приняла от молодого человека сигарету.

Я опять уселась на старое место, он устроился на Стене в ярде от меня, а колли — у его ног. Он сидел ко мне вполоборота, обхватив руками поднятое колено. Сигарета висела в углу рта, дым поднимался мимо прищуренных глаз. «Остановились поблизости? Нет, вряд ли, все уже заговорили бы… Ваше лицо хорошо здесь знакомо. Значит, приехали просто на один день? Вы здесь в отпуске?»

«В некотором роде. Вообще-то я работаю в Ньюкасле, в кафе. Сегодня мой выходной».

«В Ньюкасле? — Он повторил это с искренним удивлением. — Вы?»

«Да. А почему бы, ради Бога, и нет? Хороший город».

«Конечно. Просто… учитывая обстоятельства, кажется странным, что вы решили приехать в эту часть мира. Что привело вас сюда?»

Короткая пауза. Я заявила резко: «Знаете, по-моему, вы мне до сих пор до конца не поверили. Поверили?»

Он не сразу ответил, смотрел, прищурившись, сквозь дым сигареты. Я встретилась с ним глазами. Медленно разжал руки и вынул сигарету изо рта. Стряхнул пепел, посмотрел, как он в воздухе превращается в ничто. «Да, я вам верю. Но не стоит обвинять меня за грубость и странный взгляд. Довольно сильное ощущение — наткнуться на двойника того, кого хорошо знал».

«Поверьте, еще страннее узнать, что у тебя есть двойник. Как ни смешно, это почему-то обидно».

«Я об этом не думал, но, пожалуй, вы правы. Я бы, пожалуй, взбесился, если бы узнал, что меня — два».

«Верю. — Я улыбнулась. — Это насилие над индивидуальностью. Оскорбляет примитивное ощущение, как его назвать? Единичности? Уникальности? Каждый хочет, чтобы им самим был только он и никто еще. А это похоже на неприятное волшебство. Чувствуешь себя, как дикарь с зеркалом или как Шелли, который увидел Doppelgunger однажды утром перед завтраком».

«Правда, увидел?»

«Он так утверждал. Предполагалось, что это злое предзнаменование, может быть даже предвестие смерти».

Молодой человек усмехнулся: «Рискну».

«Господи, да не вашей же смерти. Кто встречает образ, тот и умирает».

«А это я и есть. А вы образ, не так ли?»

«Вот то-то и оно, в этом самая суть. Это-то и обидно. Никто не хочет быть «образом», всем хочется быть оригиналом».

«Все правильно. Вы настоящая, а Аннабел — призрак. Она умерла».

В этой фразе шокировали не столько подбор слов и небрежность, сколько отсутствие чего-то, что должно бы там быть. Эффект поразительный и определенный, будто он грязно выругался. Мне стало неудобно, и я сказала: «Знаете, я не хотела… Должна была понять, что мои слова вам будут неприятны, даже если… Если вы не ладили с Аннабел. В конце концов, она ваша родственница, кузина, вы сказали?»

«Собирался на ней жениться».

Я как раз затягивалась, когда он отвечал, и чуть не проглотила сигарету. Смотрела на него с открытым ртом секунд пять, потом спросила слабым голосом: «Правда?»

Изогнулась линия его губ. Даже удивительно, как красота при почти неуловимом изменении превращается в свою противоположность. «Вы, должно быть, думаете, что между нами было очень мало любви. Что же, может, вы и правы. А может быть, и нет. Она убежала, вместо того, чтобы выйти за меня замуж. Растворилась в воздухе восемь лет назад, только прислала своему дедушке записку из Штатов, что она в безопасности. И никто не ждал от нее вестей. Признаю, мы поругались, и я, возможно, был…. — Он остановился, пожал плечами. — В любом случае она удалилась, и с того дня я не слышал от нее ни слова. Как, по-вашему, может мужчина такое простить?»

Ты? Да никогда, — подумала я. Что-то темное, сумрачное исказило его лицо. Заблудившийся, усомнившийся в себе незнакомец, привыкший к уверенности, которую дает физическая красота. Резкого отказа он не простит никогда. Я сказала: «Восемь лет — это много времени, особенно чтобы лелеять обиду. В конце концов, вы, скорее всего, благополучно женаты уже давно».

«Я не женат».

«Нет?» Должно быть, я заметно удивилась. Ему было не меньше тридцати, а с таким экстерьером он должен был, как минимум, иметь возможности.

Его рассмешил мой тон, уверенность вернулась. «Моя сестра ведет домашнее хозяйство в Вайтскаре, то есть полусестра. Отлично готовит и заботится обо мне. Когда Лиза рядом, не нужна жена».

«Вайтскар — это ваша ферма, вы говорили? — В траве притаились розовые цветы, я провела рукой, посмотрела, как они раскачиваются и возвращаются на место. — Вы ее владелец? Вы и ваша сестра?»

«Да. — Ответ прозвучал неоправданно односложно, молодой человек, должно быть, это почувствовал, и решил добавить некоторые детали. — Это больше, чем ферма, это — «гнездо Винслоу». Оно нам принадлежит века… дольше, чем может припомнить местное дворянство, которое разбило вокруг парки и попыталось нас вытеснить. Вайтскар — поместье, окруженное чужими владениями, оно всего в четыре раза моложе Стены, у которой мы сидим. Его назвали в честь старой каменоломни, что наверху у дороги, а сколько лет каменоломне и вообще никто не знает. В любом случае, вытеснить Вайтскар невозможно. Давным-давно это очень пытался сделать Холл, а теперь Холла нет, а мы еще здесь… Вы не слушаете».

«Слушаю. Продолжайте. Что случилось с Холлом?» Но он отклонился от темы, пребывал под сильным впечатлением моего сходства с его кузиной. «А вы когда-нибудь жили на ферме?»

«Да. В Канаде. Но, боюсь, это не по мне».

«А что вам подходит?»

«Господи, не знаю, в этом мое несчастье. Жизнь в сельской местности, определенно, но никаких ферм. Дом, сад, кухня… Последние несколько лет я прожила с подругой в ее доме под Монреалем. Я за ней присматривала. У нее был полиомиелит, она инвалид. Я там была очень счастлива, но она умерла полгода назад. Тогда я решила поехать сюда. Но у меня нет никакой профессии, если вы об этом спрашиваете. — Я улыбнулась. — Слишком долго пробыла дома. Знаю, что это теперь не модно, но так уж получилось».

«Следовало выйти замуж».

«Может быть».

«А как насчет лошадей? Вы ездите верхом?» Вопрос был настолько неожиданным и задан был так некстати, что я, должно быть, выглядела просто потрясенной.

«Лошади? Боже мой, нет! С какой стати?»

«Это просто похмелье от вашего сходства с Аннабел. Вот это было по ней. Она была колдуньей, ведьмой, я бы сказал, в отношениях с лошадьми. Она могла им шептать». «Она могла что?»

«Знаете, шептать им, как цыганка, и потом они делали для нее, что угодно. Будь она брюнеткой, как я, а не блондинкой, можно бы подумать, что она — цыганский подкидыш».